Абонент недоступен навеки и никаких сообщений, извинений, признаний ты ему уже не пошлешь.
Саша… Какой же ты еще был маленький, незрелый, сынок.
Почему-то вспомнилось, как купила малышу синий мусоровоз на День Рождения.
«Мама! Это ты мне подарила, мама!»
Кажется, я до сих пор слышала его звонкий детский голосок.
Сын ложился спать с этой машинкой, ходил в детский садик, ел и даже ездил к врачу. Он не расставался со своим подарком несколько месяцев.
Вспомнилось, как однажды заболела гриппом. В минуту слабости села на кровать к ребенку и сказала, что умираю. А он обнял за шею маленькими ручками, прижался и ответил:
— Я тебе обещаю, мама, что завтра поправишься.
Я понимала, что не вылечусь, заработаю еще и осложнения, но ласковые слова заставили воспрянуть духом.
Я мало вспоминала свою молодость в последнее время. Казалось — там остались неприятные, тяжелые времена безденежья, постыдной нищеты, когда просила взаймы, заглядывая в глаза подругам и читая в них лишь холодное осуждение. Конечно, в который ведь раз.
Кризис катком проехался по нашей семье. Муж лишился доходного места и схватился за первое попавшееся предложение. Здесь его «ценили», благодарили, но… платили нищенский оклад. Плюс премия, которую вечно либо задерживали, либо Удерживали. Я подрабатывала, как могла. Но много ли успеешь с ребенком на руках и домашним хозяйством на плечах? Особенно, если нет никого, ни единого живого существа, что помогло бы, взяло часть забот на себя. Саша пошел в детский садик и постоянно болел, принося домой новые вирусы-бактерии. Врачи, лекарства, больничные отнимали то последнее, что еще удавалось скопить. Мы бедствовали. Считали каждую копейку, перебивались с нормальной еды на макароны.
Я помню эти бесконечные счета, счета, счета, которые давят, тянут к земле, хотя и весят какие-то граммы. Помню это ощущение давления, когда ни вздохнуть, ни пожаловаться. Тянешь лямку, пока хватит сил, а потом… Потом накрывает опустошение, какой-то глухой пофигизм и ощущение, что весь мир ополчился против тебя. Ощетинился нулями в конце ценников, атаковал очередными счетами. Ты всем и всегда должен, а тебе — никто, никогда. И ситуацию не переломить, не вырваться.
Вот так мы и жили. И все же… Было, было это маленькое счастье. Саша. Вот кто дарил мне его. Окружал теплом и любовью. Казалось бы — где они помещались в таком маленьком тельце? А ведь нет, жили.
Так безусловно любить способны лишь дети. Не думая о прошлых обидах, не вспоминая ссоры, не оглядываясь на неприятности. Радоваться, что близкие рядом, и понимать — какое же это счастье. Как быстро мы перестаем видеть истинную ценность вещей за ценниками на прилавках… Взрослеем, но мудрее не становимся.
Сердце екнуло, замерло, потяжелело. Воздух навалился на грудь бетонной плитой. Невыплаканная слеза скатилась по щеке: колючая, соленая.
— Веллада? Простите ради бога. Мне очень нужно с вами поговорить. Я уже возле двери. Прошу вас, выйдите ненадолго!
Голос Темнара вывел меня из ступора. Я вытерла глаза рукой и огляделась. На станции вечерело. Приглушенное освещение, запахи росы и свежести напоминали о новом времени дня, намекали, что скоро спать. Мел обещал вернуться ближе к ночи. Я никого не ждала, ни с кем не собиралась встречаться. Завтра утром нам предстоял опасный марш-бросок по Рейрабе. Пять часов поисков до момента ИКС. Ночью станция преодолеет кордон правительственных истребителей. Нас защитят, если потребуется. А потом… потом я, Нейдис и Мел сами по себе.
Я встала и на ватных ногах подошла к двери. Мельком взглянула в зеркало, в резной овальной раме.
Не страшно. Волосы чуть растрепаны, собраны наспех в хвостик, униформу я так и не сняла — не удосужилась. Она оказалась настолько удобной, что я совершенно забыла о переодевании. Одежда военных забирала выделения тела, испаряла запахи, контролировала температуру. Если становилось жарко — охлаждала, прохладно — согревала. Она работала как вторая кожа, даже второе тело, и совершенно не стесняла движения.
Теперь я понимала, почему военные ходят в форме постоянно. Даже преподаватели, повара, продавцы. Сапоги на высокой подошве совершенно не тяжелили ноги. Подошва позволяла шагать по огню, битым стеклам, ножам, расплавленному металлу.
Я открыла дверь и вышла навстречу Темнару, давая ему понять, что впускать чужаков в наше с командором гнездышко не планирую. Парень невесело улыбнулся. Слегка помялся, теребя браслет-компьютер, стилизованный под аутентичное бронзовое украшение. Вдруг вскинул на меня бирюзовые глаза, выпятил упрямый подбородок и выпалил:
— Веллада. Простите, что лезу не в свое дело. Но если вы отправляетесь вместе с Мельником на Рейрабу, прошу, позвольте сопровождать вас.
Я опешила, удивилась, растерялась. Вначале пламенной речи Темнара подумалось — уж не отговаривать ли явился? Но просьба поразила гораздо сильнее.
— Я понимаю, звучит странно, — пожал плечами Темнар. — Но я смогу охранять вас. Пусть вы и не принадлежите мне больше. Вернее, никогда не принадлежали… Но я не хочу, чтобы с вами что-то случилось. Я буду вам полезен на Рейрабе. Я отличный воин и дисциплинированный солдат. Мельнис подтвердит.
— Тогда почему вы не спросите у него самого? — поразилась я еще сильнее.
Темнар пожал плечами и признался.
— Спрашивал. Вначале командор отказался. Затем подумал и сказал, чтобы решали вы.
— То есть это он вас ко мне послал?
— Мгу. Сказал — будет так, как решите. Веллада, прошу вас. Даю слово, что больше никогда не помешаю вам с Мельнисом. Клянусь оберегать вас на планете как зеницу ока.
Я вгляделась в лицо молодого френа. Благородное, открытое, честное. Да, в нем жила состязательность с Мелом. Но разве Темнар выбрал себе такую роль? Одна особенная женщина на двоих… Одно счастье для двух мужчин. Достойных, отважных, истинных воинов.
Пауза попахивала недоверием. Моим к Темнару, и Мельниса к помощнику. Я постаралась взять себя в руки и произнесла как можно спокойней:
— Хорошо. Можете пойти с нами. Только сообщите Мелу и договаривайтесь о деталях с ним лично. Я знаю лишь собственную роль в операции.
Темнар подскочил на месте от энтузиазма.
— Вы не пожалеете, Веллада! Даю слово! — почти прокричал с придыханием и метнулся по коридору, в сторону рубки управления.
Докладывать Мелу, по всей видимости.
Я ощутила, как облегчение окутывает приятной дымкой спокойствия. Значит, решение правильное, не поспешное, не отчаянное. Интуиция эльвеи обострилась перед опасной вылазкой. Я проводила Темнара взглядом и вернулась в каюту.
Воспоминания били кнутом, кололи иглами в сердце, дергали за нервы так, что хотелось выть и зайтись слезами. Но я выдержала… Перестала отгораживаться от мыслей о Саше, вернула его в свою жизнь.
Я заставила себя не поверить, но попытаться смириться с исходом лечения сына и брата Мела. Чем бы оно ни закончилось. Отчаянная, безрассудная вера — удел слабых. Удел сильных — принять реальность и работать с ней в сторону улучшения. Я найду способ вернуть сына. По крайней мере, я уже отыскала его в этой огромной Вселенной и больше не потеряю.
Я не понимала тех, кто ждет чуда и молится на подачки судьбы. Я собиралась бороться. Сил наверняка хватит, а Мел поможет. Я больше не одна, и вместе мы все разрулим, преодолеем. С таким мужчиной мне ничего не страшно!
На этой ура-патриотической ноте, похожей на лозунг с глянца старых американских комиксов, я попыталась восстановить ощущения от нового использования дара. В прошлый раз получилось как-то вдруг и сразу, бездумно и наугад. Теперь же я собиралась выжать все до капли из обратной стороны способностей.
Тренироваться было решительно не на ком. А впрочем? Почему это не на ком?
Я же эльвея! Когда-то людей с этим даром называли заклинателями змей, гениальными дрессировщиками, говорящими с природой. И ведь никто не догадывался, что дело не в умении найти общий язык с животными, а в особенной ауре, гене, что затесался среди обычных, человеческих.
Я откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза и сосредоточилась на зоопарке. Животные беспокоились. Общая тревога, пережитое во время удара силовых бомб сказались на зверях с разных планет. Одни метались в вольерах, бросаясь на невидимые стены, другие сжались клубками, готовясь защищаться, знать бы только от кого. Третьи пытались атаковать соседей.
Так… Пора почувствовать хищников. Как общую податливую массу желаний, мыслей, ощущений, переживаний… Меня начали рвать на части инстинкты. Скручивало мышцы внизу живота, желудок урчал и требовал пищи, адреналиновое бешенство ударяло в голову, паника порождала мелкую дрожь. И самым сильным, мощным ударом пришел непобедимый инстинкт выживания. Я вся напряглась, приготовилась к действиям. Каждая мышца пришла в тонус, кровь заструилась по венам быстрее, голова очистилась от посторонних мыслей. И лишь иногда вспыхивала ярость. Холодная, без примеси человеческой ненависти, напитанная мощным желанием жить, даже ценой жизни другого. Я видела, слышала и воспринимала только то, что требовалось для спасения.
Отлично. Прием налажен. Теперь избавимся от всего этого. К чему мне груз чужих переживаний? Вязкий, как зыбучий песок и тяжелый, как цементное одеяло. Надо избавляться. Я вообразила, что эмоции словно вымывает наружу мощной струей воды. Сработало сразу — легко и быстро. Отлично. Теперь окутаем вас спокойствием, дорогие зверушки, поселим в душе умиротворение.
Я постаралась наполнить животных нужными эмоциями до отказа, как сосуды водой — так чтобы лилось через край. Хищники присмирели, отстали от невидимых барьеров между вольерами, перестали ненавидеть друг друга и занялись делами насущными. Бенгальский тигр умильно вылизывался, как большой кот. Кайран — существо, похожее на земного крокодила с мехом вместо панциря, зевнул и впал в сон. Демольтис — нечто среднее между носорогом и слоном, с панцирем, хоботом и несколькими рогами на затылке принялся жевать поданный обед.