– Я бесценен, малышка. Но тебе сделаю скидку по старой дружбе.
– Как мне повезло… – складываю руки на груди.
– Будешь должна, – говорит он и пронзает меня темным взглядом.
Не двигаюсь с места, принимая вызов. Я смогу это выдержать, и тогда он поймет, кого потерял.
Через час начинаю жалеть, что решила самолично спуститься в ад. Никита не кричит, не повышает голос, но каждое его замечание точно удар плеткой. Как только я пытаюсь хоть что-то сделать, тут же слышу очередное «не так!». Изверг!
За барную стойку присаживается рослый мужчина и заказывает «Б-52» (прим.автора: слоистый коктейль из трех ликеров: кофейный ликёр, сливочный ликёр и крепкий апельсиновый ликер – трипл-сек). Киваю ему с улыбкой, потому что это одна из моих любимых позиций, и принимаюсь за коктейль. Руки не дрожат, аккуратно выкладываю слой за слоем в стопку и поджигаю верхний. Гость наклоняется, но слишком долго думает, прежде чем выпить. Трубочка плавится, и он переворачивает напиток, громко ругаясь:
– Что за хрень? Переделывай!
– Платите за новый, и я переделаю, – отвечаю спокойно.
– С каких херов?
– Вы сами разлили коктейль. Это не вина заведения.
– Это твоя вина, мокрощелка ты тупая. Я сказал…
В барную стойку втыкается нож, прямо между пальцами недовольного мужика. Никита крепко сжимает рукоятку, а тип ошарашенно смотрит вниз:
– Ты че? Оху…
Рядом с первым ножом втыкается второй, поменьше.
– Ах ты!… Вызывайте управляющего!
– Могу только скорую, – отвечает Никита.
– Понаберут дебилов по объявлению! Я еще вернусь! Ты сегодня здесь последний день работаешь! – возмущается мужик и спрыгивает со стула.
Никита наклоняется вперед и медленно вытаскивает лезвие ножа из деревянной поверхности:
– Если ты не хочешь жить последний день, то лучше вали отсюда.
Мужик мечет взглядом молнии, отступая, но в конце концов разворачивается и уходит. Его ругательства тонут в шуме музыки.
– Ты что творишь? А если бы ты плохо прицелился? – шиплю я, глядя на Никиту.
– Я не целился.
– Ты… Сумасшедший… – потираю пальцами лоб. – У меня чуть сердце не остановилось. Знаешь, пока тебя не было, таких вот ситуаций не возникало. Я бы все разрулила. Зачем ты влез?
– Мне не понравилось, как он тебя назвал.
– Я слышала и похуже. Мне плевать. Не надо было…
– Надо…
Его взгляд опускается к моим губам, поджигая вокруг нас воздух. Безэмоциональная маска падает. Никита собирается сказать что-то еще, но так и не решается. Вижу во тьме свое отражение, и все исчезает: караоке, музыка, голоса и свет. Ничего больше не имеет значения, только мы. Это сильнее, чем принципы и обиды. Я скучала по нему. Скучаю каждую секунду. Даже сейчас, когда он рядом. Почему с ним не может быть просто? Почему только вынос мозга и гвозди в сердце?
– Добрый вечер, – слышу сквозь плотный занавес эмоций.
Поворачиваюсь к гостю, но он смотрит не на меня, а на Никиту. Причем так, словно прямо сейчас хочет оторвать ему голову. На высоком лбу появляются морщины, в светлых карих глазах плещется ненависть.
– Аня, у тебя перекур, – говорит Никита.
– Но я…
– Иди, – он переводит на меня полный тревоги взгляд. – Пожалуйста, – добавляет куда тише.
Никита сказал «пожалуйста»? Пожалуйста?!
Послушно киваю, но не могу сдвинуться с места. Атмосфера накаляется. Кто это, черт возьми? Что ему нужно? Ощущаю, как Никита мысленно вышвыривает меня из помещения, и делаю пару шагов в сторону. Его рука касается поясницы, подталкивая вперед. Бросаю на Никиту еще один взгляд. Он всегда напоминал мне добермана, и сейчас это очень-очень злой зверь.
Глава 6
POV Никита
В мужике за баром с трудом узнаю наглого парнишку из своего детства. И все-таки… Это он. Ублюдские глаза отца и яйцеподобная башка. В плечах стал шире, а на лице появилась сетка морщин. Сколько ему? У нас разница в возрасте лет пять или даже меньше. Значит, около тридцати.
– Привет, братишка. Давно не виделись. Тоже приехал с батей попрощаться? – произносит Глеб, но в его интонации нет и капли радости от встречи.
– Мы с тобой не родственники, – цежу сквозь зубы. – И единственное, зачем бы я пришел к твоему бате, так это чтобы увидеть его последний вздох.
Глеб скалится и нервно барабанит пальцами по барной стойке:
– А ты все такой же дикий зверек, Никитка. Никакой благодарности к человеку, который тебя вырастил и дал все, что должно было стать моим.
– Хочешь, отдам тебе все игрушки, что он купил мне, и может даже найдется пара старых футболок?
– Я хочу свои бабки! – Глеб в момент становится серьезным, его правая рука сжимается в кулак. – Даже не надейся, что твоя шлюха-мать сможет получить хоть копейку. Она уже сожрала свой кусок пирога.
Мне было шесть, когда мать вышла второй раз замуж. Мы переехали из маленькой квартиры в большой двухэтажный дом, где у меня появилась своя комната с телевизором и двуспальной кроватью. Смутно помню это время, но поначалу я вроде бы радовался переменам в нашей жизни, пока не начал осознавать, что это за жизнь.
Николай занимался бизнесом. Я никогда особо не вникал, не имел интереса, но его дело определенно было вне закона, судя по количеству швали, которую он называл партнерами и постоянно тянул домой, чтобы развлечься. Понятие веселья у него было специфическое…
Мать часто плакала. Я слышал ее крики и хрипы, прячась в своей комнате, и все ждал, когда она войдет и скажет, что мы уходим. Но этого не происходило, она не предпринимала абсолютно ничего. Только спустя несколько лет я понял, что это было. Зависимость. От человека и от его грязных денег. Она себя продала. Всю без остатка.
Но я не хотел, чтобы меня покупали.
Никита, так нужно. Коля любит нас, просто у него проблемы на работе. Он на самом деле хороший. Ты же знаешь. Смотри, какую приставку он купил тебе, – говорила мать, протягивая мне коробку.
Я видел в ее блеклых глазах боль, видел синяки вокруг ее потрескавшихся губ… Приставка была расколочена за пять минут, и чуть позже пришлось за это ответить.
Сверкнули сумасшедшие карие глаза.
Взлетел кулак.
Дальше помню только вкус крови и шум в голове, напоминающий рев мотора.
Глеб – сын Николая от первого брака. Его мать, по всей видимости, не была такой тупой, как моя, и вовремя свалила, забрав ребенка. И все равно несколько раз в год Глеб приезжал к нам. Я ненавидел это время. Было еще хуже, чем обычно, потому что каждый раз приходилось играть в спектакле «счастливая семейка», который жутко меня раздражал.
В эти несколько недель все становилось другим. Не было пьянок, драк и ссор. Николай изображал заботливого папочку, мать – счастливую хозяйку дома. Можно было бы радоваться этому недолгому спокойствию, но ожидание конца порой хуже, чем он сам. Как только Глеб уезжал, все возвращалось на круги своя.
Все по новой и с большей жестокостью.
Свежие синяки на лице матери, шрамы на моей спине, вонь перегара на кухне. Шум. Вопли. Невменяемый смех.
Глеб ни черта не знал. Он ненавидел меня за то, что я отнял у него отца и семью, даже не догадываясь, чего именно избежал. И меня это так бесило. Каждый раз, когда он заикался, что мне повезло, я чувствовал, как кто-то пилит мои кости. А когда Глеб решил обвинить меня и мать в том, что мы сломали ему жизнь, я просто не выдержал…
Мне было двенадцать, а ему почти семнадцать. Он был пухлым и прыщавым подростком, а я щуплым и мелким пацаном, для которого драки уже стали обычным делом. Как и боль. И самое главное, я совсем не чувствовал страха. Глеб заработал нехилый сотряс, потерял зуб и тут же отправился в больницу. Я отделался царапинами и синяками, но только до появления отчима…
Он выбил мне три зуба.
Странно, что челюсть не сломал.
Никита, видишь, как Коля заботится о тебе. Это самая лучшая стоматологическая клиника в нашем городе. Не волнуйся, скоро все будет хорошо. Боль уйдет, – щебетала мать, поглаживая меня по голове, пока вокруг суетились врачи.
Я и не волновался.
И боли не чувствовал.
Думал лишь о том, что когда-нибудь этот старый урод окажется в больничке с перебинтованной башкой без зубов и языка…
– Она получит все, что ей полагается, как его законная жена, – произношу я, наклоняясь вперед. – Она восемь лет сидела у его койки, а где был ты?
– А ты? – злобно прищуривается Глеб.
– Мне не нужны его деньги.
– Рассказывай… Всем они нужны.
– В отличие от тебя, я в состоянии заработать их сам.
– Тогда просто не лезь, Никитка. Если ты и тетя Маша будете хорошо себя вести, то я, так уж и быть, оставлю вам… Чаевые, – усмехается он и достает из заднего кармана пару купюр. – Вот. Налей-ка братику выпить. Самое лучшее, что у вас есть, – швыряет мне деньги.
Ярость превращает кровь в лаву. Пора отправить этого чмыря следом за отцом. Уже собираюсь перемахнуть через барную стойку, но что-то маленькое и холодное касается спины между лопаток.
– «Гленморанджи Квинта Рубан» – слышу звонкий и уверенный голос. – Лучший виски, что у нас есть. Правда, денег вы достали маловато.
– Знаете, что? – Глеб натянуто улыбается Ане. – Заведение у вас отстойное. Лучше я поищу что-нибудь другое.
– Всего доброго, – вежливо говорит Никитина.
Глеб переводит на меня взгляд, дернув верхней губой. Кому-то этот жест может показаться устрашающим, но я-то знаю, что это всего-лишь нервный тик.
– Надеюсь, ты меня услышал, Никита. Не усложняй нам всем жизнь.
– Только ради этого я сам и живу.
– Ты об этом пожалеешь… – выплевывает он, снова дергая губой, и уходит.
Неужели он думал, что будет так легко? Ага, разбежался. Я бы всю их семейку переломал. И сделаю это, если будет нужно, чтобы рассчитаться перед матерью. Она дала мне херовую жизнь, но хоть какую-то. Так пусть ей достанутся эти чертовы бабки, ради которых она пожертвовала всем. Даже мной. Надеюсь, они сделают ее счастливой.