– Рассаживайтесь по машинам! – командует Никита, хлопая крышкой багажника.
Он смотрит в нашу сторону, ожидая реакции. Замечаю, как Регина скромно улыбается, хлопая длинными ресницами. Ее цель на сегодня определена. Прекрасно!
– Вы слышали папочку? – кричит Вася. – Скорее, пока он ремень не достал. Рука у него тяжелая.
– Вася, еще одно слово и ты будешь весь вечер танцевать на углях, – ровным тоном отвечает Никита и подходит к водительской двери темной иномарки.
– Злыдня писюкастая! Я с тобой не поеду. Ясно? Страдай!
– Сейчас заплачу, – усмехается Клим. – Кислый? – он смотрит на Макса.
– Конечно. Кайф хапануть адреналинчика от скорости. Только обещай, что мы доедем.
– Обязательно. Кто еще смелый? – тьма впивается в меня, поднимаясь обжигающим холодом по рукам и ногам.
– Анют, ты же с нами поедешь? Зачем тебе рисковать жизнью? – говорит Вася, открывая дверь серебристой машины Матвея.
– Я даже разрешу тебе выбирать музыку, – подключается к агитационной кампании Матвей.
Сумасшедшая поездка под дип-хаус или спокойная и веселая дорога под мою музыку? Безумие или спокойствие? Играть по чужим правилам или заявить о своих?
– У Скрипа вышла новая песня. Ты к этому готов? – поднимаю брови, обращаясь к Матвею.
– На все готов, – говорит он и открывает для меня дверь с пассажирской стороны.
Делаю первый шаг, точно по тем самым раскаленным углям. Никита поджигает подо мной землю. Не смотрю в его сторону, задерживая дыхание.
– Я тоже люблю быструю езду, – голос Регины воспринимается мной как ультразвук. – Возьмете даму?
– Конечно, солнышко. Запрыгивай, – с легкостью соглашается Клим.
Прежде чем скрыться в прохладном салоне автомобиля, поднимаю голову. Никита смотрит в упор, сжимая левой рукой край двери. Его взгляд – пулеметная очередь. Пытаюсь выставить эмоциональный щит, но выходит фигово.
– Наперегонки? – говорит он.
– Нет! – отрезаю я, потому что знаю, как этот демон водит машину.
– Победитель получает все, – Никита приподнимает уголок губ в злобной ухмылке. – Мот! А ты как?
– Не… Только тачку намарафетил.
Клим не сдерживает презрительный смешок. В его взгляде, метнувшемся ко мне, только один вопрос: «Он»? Забираюсь в машину, не желая больше участвовать в этом представлении. На мое плечо опускается ладонь Васи. Поворачиваю голову и вижу добрую поддержку в глазах друга:
– Не ведись на провокацию, солнышко. Даже не думай!
Киваю и тяжело вздыхаю:
– Зачем он это делает?
Матвей занимает место водителя и мотает головой, глядя, то на меня, то на Васю:
– Кто? Что?
– Зачем Скриптонит продолжает писать песни? – ловко вворачивает Вася.
– Потому что он любит бабки и… – Матвей наклоняется ко мне, – сучек!
Натянуто улыбаюсь и пристегиваю ремень безопасности. Звучит рев мотора, машина оживает. Вижу через лобовое стекло, как черная иномарка срывается с места. На всю улицу разносится женский счастливый вопль, Регина явно оценила маневр.
– Ань, все в порядке? – обеспокоенно спрашивает Матвей и тянется к моей ладони, лежащей на колене.
– Да, – отдергиваю руку, поправляя козырек кепки. – Все замечательно.
Глава 8
POV Никита
Въезжаю на территорию пруда и паркуюсь у большого двухэтажного дома, который я снял для нашей толпы.
– Вау! Какая красота. Обалдеть, – пищит девчонка с заднего сидения. – Никита, покажешь мне здесь все?
– Могу показать, где выход, – бросаю я и выбираюсь из машины.
Ищу глазами ту, что действительно меня волнует. Малышка вылезает из тачки Матвея и поправляет на носу темные очки, слушая безостановочную болтовню Васи. И какого черта она не согласилась ехать со мной?
– Добро пожаловать! – важным тоном произносит Расул и подходит ко мне, протягивая руку. – Никитка, только прошу тебя…
– Я сегодня не пью, – пожимаю его сухую ладонь. – Все под контролем.
– Смотри мне, – предупреждает он и поворачивается к Ане. – Здравствуй, милая. Рад тебя видеть.
Малышка смущенно улыбается и мнется на месте от неловкости, потому что теперь все внимание приковано к ней:
– Здравствуйте, Расул Джонович. И я рада.
– Ладно, детишки, веселитесь, но помните, что вы в гостях.
Пиво отдыхает в холодильнике, продукты разложены на большом длинном столе под навесом. Девчонки под командованием Васи кромсают овощи и делают бутерброды. Мы с Максом занимаемся мясом, «Клубничка» и «Коренастик» разжигают угли в мангале. Матвей трется рядом с Аней, как назойливая муха, а Димон настраивает музыку на портативной колонке, развалившись на одном из деревянных лежаков. Все при деле. Прямо команда мечты, мать твою!
Чувствую на себе пристальный взгляд, а через пару секунд солнце загораживает чья-то тень. Пред глазами появляются стройные ноги и край джинсовых шорт, которые просто не могут быть еще короче.
– Никит, а как здесь водичка? Купаться можно? – спрашивает Регина.
– Можно прямо с разбега, – киваю в сторону берега и насаживаю очередной кусок мяса на шампур.
– А там глубоко?
– Слушай, солнышко… Пойди еще кого-нибудь позадалбывай. У меня на тебя не стоит.
– Я… – она захлебывается негодованием.
– Регина, ты не обращай на него внимания, – говорит Макс, пытаясь урегулировать ситуацию.
– Да пошел ты! – шипит она и уходит.
– Ты чего, Клим? Голову напекло?
– Кислый, если бы я хотел снять телку, то не стал бы собирать такое количество зрителей. Она мне не всралась. Ненавижу таких пиявок.
– С каких пор? – усмехается Макс.
Бросаю на него злобный взгляд. Он, конечно, на особом положении, но даже ему не позволено стебать меня.
– Ладно, проехали… – отступает Кислый. – Но тогда к чему это все? Только не надо заливать, что ради меня. Мне хватило бы вечера в баре, но ты конкретно заморочился.
– Хочу кое-что проверить.
– Матвей останется в живых? – насмешливо спрашивает он.
Нахожу взглядом Аню рядом с ручным песиком. Он что-то втирает ей, заставляя улыбаться. Сжимаю руку в кулак, раздавливая мясной ломоть, и кидаю шампур на поднос:
– Я еще не решил.
– Клим, а не проще просто поговорить?
Малышка оставляет свиту и направляется к дому с большой тарелкой зелени в руках.
– Нет, – бросаю я и шагаю следом за ней.
Поговорить? Когда это было легко? Мы с ней только и делаем, что орем друг на друга. Слова это только слова, их можно смело делить на два, потому что страхи и сомнения вносят свои коррективы. Не хочу говорить, хочу почувствовать ее выбор. Узнать его в действии и убедиться, что все делаю правильно. Я не собираюсь провоцировать Аню, разве что отчасти. Мы сейчас в ситуации, где она четко сможет увидеть два направления. Одно из них Матвей, а второе… Я. Так пусть выбирает.
В прошлый раз я сам ее запутал. По факту заставил делать только то, что мне нужно. Я в легкую проверну это и сейчас. Что за трудность? Взять ее за руку, завести в одну из комнат и трахнуть, а потом долго смотреть в глаза и лгать, что это навсегда, что она единственная и особенная. Я знаю все, что она хочет услышать, но в чем прикол? Это снова будет игра в отношения. Придется продумывать каждый шаг, каждое действие. Просчитывать ее реакции, планировать ловушки. И какой в этом кайф? Ломать кого-то под себя, перекраивать мозг. Ради чего?
Все это бред! Я решил, она нужна мне, но только если сможет принять меня полностью, какой есть, без фальши и прикрас. Только так. И сегодня, как я и говорил, мы играем, но играем в открытую. Я покажу ей все карты, и ход уже будет за ней.
Вхожу на кухню. Аня стоит перед раковиной и моет зелень под проточной водой. Ее спина напрягается, шея покрывается мурашками, как только между нами остается меньше шага. А ведь она даже не оглянулась, вот это реакция…
– Не выжимай их, а встряхивай, – заглядываю через ее плечо.
Аня разворачивается и взмахивает пучком петрушки, осыпая меня мелкими каплями воды:
– Да пожалуйста!
Вот сучка мелкая! Специально бесит меня? И как с ней можно по-нормальному?
Прижимаю Аню к кухонному островку и завожу руки ей за спину. Подставляю ладони под воду, смывая липкий маринад, а после хватаю малышку за шею.
– Никита! Ты с ума…
Наклоняю голову, практически касаясь ее носа. Аня замирает.
– Твоя телка там не скучает? – тихо шипит она.
– Ревнуешь?
– Мечтай! Просто не хочу, чтобы все решили, будто мы…
– Тебя снова волнует чужое мнение? На свое собственное полагаться не пробовала?
– Хватит учить меня жить. Иди Регину свою просвещай.
– Аня… Заканчивай страдать ерундой. Я ведь предложил тебе поехать со мной, ты сама не захотела. Чем теперь недовольна? Или мне надо было усадить тебя силой в свою машину?
– Если хотел бы, то усадил, – выпаливает она.
В синих глазах океан смущения. Фраза необдуманная, а значит правдивая. Мой план рушится…
– То есть мне делать то, что я хочу?
– А разве ты не так всегда поступаешь?
Провожу большими пальцами по ее шее и приподнимаю подбородок. Она в моих руках. Близко, но один фиг далеко. Карусель сумасшествия снова заводится и включает свою психоделическую мелодию.
– А чего хочешь ты, Аня? – задеваю губами ее губы.
Нежная мягкость, точно шипы в кожу. Выпиваю ее выдох. Сладкий запах и отголоски знакомого вкуса дурманят.
– Поцелуй меня, Никит, – шепчет она, отправляя пучок петрушки в раковину, и смыкает влажные руки в замок у меня на затылке. – Пожалуйста, – приподнимается на носочки и сама прижимается к моим губам.
Цепи падают. Ударяются с тяжелым лязгом о пол. Сердце неистово грохочет за ребрами. Сжимаю одной рукой хрупкую шею, а второй сбиваю кепку с Аниной головы, чтобы зарыться в короткие мягкие волосы.
Поцелуй – наваждение.
Поцелуй – освобождение.
Аня впивается пальцами в мои плечи, причиняя легкую боль. Заявляет, что не уступит? Хочет быть на равных? Или, как и я, теряет контроль, утопая в сладком удовольствии? А не пофиг ли? Сейчас нет ничего важнее того, что происходит между нами где-то на химическом уровне.
Вторгаюсь в ее рот языком и чувствую вибрацию от тихого стона. Черт… Как же я скучал по этой малышке. По тому, какой мягкой она становится в моих руках, как легко заставляет забыться.
Чувствую ее вкус в полной мере, запах оседает в легких и останется со мной еще надолго. Это сильнее голода или жажды. Какая-то сумасшедшая потребность.
Жестче терзаю губы Ани, все крепче прижимая ее к себе.
– Никита, – произносит она сквозь сбивчивое дыхание и пытается отвернуться, но я не могу ее отпустить.
Невозможно. Срать я хотел на то, где мы и что кто-то может войти. Я, наконец, дорвался до дозы и не собираюсь останавливаться.
– Вода, – задыхаясь шепчет Аня и сжимает ладонями мои щеки.
– Что? – спрашиваю я и в следующее мгновение понимаю, о чем она говорит.
Приходится отпустить малышку, чтобы закрыть кран. Вода льется по дверцам шкафа и растекается по полу. Аня отходит от места происшествия, прижимая ладонь к губам. Она снова выглядит как напуганная маленькая девочка, которая жалеет о том, что сделала.
Жалеет, что снова поддалась мне.
– Ты сама меня попросила.
– Я помню, – говорит она, опуская руки и выпрямляя спину. Появляется чувство, что она готовится отрубить мне голову. – Хотела убедиться, что ничего не изменилось, кроме одного…
– И чего же?
– Меня, Никит. Теперь мне этого недостаточно. Ты уедешь через… Сколько? Я даже этого не знаю. И не узнаю, потому что ты не скажешь. Зачем ты устроил эту поездку? Зачем здесь Матвей? Что ты делаешь? Я не понимаю… – Аня растерянно качает головой.
– Тебе нужны обещания?
– Мне нужна ясность, хотя бы немного, чтобы я не боялась закрывать глаза, – она шумно вздыхает, сдерживая эмоции. – Я хочу, чтобы со мной и моими чувствами считались, а не сбегали при первых трудностях, выключая телефон.
Аня кромсает меня одним лишь взглядом, в котором я вижу боль и тысячи сомнений, и когда эти сомнения возьмут верх… Она уйдет сама, это лишь вопрос времени. Так к чему столько заморочек? Почему нельзя жить здесь и сейчас? Завтра может и не наступить вовсе, и я этого не боюсь, но это мой выбор, не ее.
– Тогда ты знаешь, к кому тебе нужно идти.
– Да… Знаю… – сухо отвечает Аня.
Но первым ухожу я, потому что мне нужна сигарета и… Лопата или топор. Вот мы и поговорили. Охеренно, сразу так легче стало, прям не могу. Прикуриваю сигарету, прячась в тени зеленого плюща. Жаркий влажный воздух смешивается с горьким дымом, но во рту все еще чувствуется ее вкус. Делаю еще одну затяжку. И еще.
Впервые за долгое время реально жалею о своем поступке. Изначальная идея, не встречаться с ней, была правильной. Лучшей для нас обоих. Так почему бы не крутануть все в обратную сторону и не выбраться из этого дерьма? Пусть песик Ане поет песенки про любовь и вечное счастье, а я займусь действительно важными делами.
Делаю шаг к машине и достаю из кармана ключи, но громкий вскрик, точно пуля в затылок. Что-то сжимается в груди, мешая пошевелиться.
Ее голос.
Кричала Аня.
Возвращаюсь на задний двор, сканируя взглядом пространство. Никитина стоит под вишневым деревом, а рядом с ней перепуганный Матвей. Малышка скрючивается, опуская голову, и прижимает запястье к губам. Плечи подрагивают. Смеется? Плачет?
Слышу щелчок, в глазах темнеет. Прихожу в себя, уже глядя на то, как Матвей валяется на земле. Он пытается подняться, и я еще раз заношу кулак.
– Никита! Совсем ополоумел?! – кричит Аня, упираясь плечом мне в грудь. – Научись сначала спрашивать, а потом людей бить!
– Хули тут спрашивать? Ты ревешь, а у него на морде написано «всеки мне».
– Я ничего ей не сделал. Просто на цветке была пчела, – бубнит Матвей.
– Что? – смотрю на Аню, потому что не понимаю по-собачьи.
– Меня укусила пчела, – всхлипывает она.
Обнимаю ее за плечи, а второй рукой перехватываю ладонь, всматриваясь в место укуса:
– Жала нет.
– Я его выкусила.
– Идиотка!
– У меня жуткая аллергия. Через десять минут рука опухнет и станет похожа на медвежью лапу!
Матвей поднимается на ноги, и я прижимаю Аню крепче.
– Я отвезу тебя в аптеку, – говорит он
– Нет, Матвей, ты уже выпил пива.
– Кислый, дай мне закрытую бутылку! – щелкаю пальцами.
Друг реагирует моментально. Ловлю холодную стекляшку и вручаю Ане:
– Приложи и поехали.
– Я с вами, – гавкает пес.
– Собаки в моей машине катаются только в багажнике.
– Что?! – напрягается парень.
– Не надо… – вступается Аня. – Никита меня отвезет.
Встречаюсь взглядом с недовольным Матвеем и увожу Аню на парковку. Не могу вспомнить, когда в последний раз так переживал за кого-то. Хотя… Это тоже была она. Всегда она.
– Аня, ты ходячее несчастье.
– А ты псих…
– Да… Офигенная парочка.
– Согласна, – усмехается Никитина сквозь слезы.
Осознание приходит так же мгновенно, как жалит пчела, – я не могу от нее оторваться. Даже если вытащить жало, яд уже попал в организм, и я не хочу лечиться. Готов сдохнуть в этой агонии, только бы она была рядом. Без условий. Просто потому что сама этого хочет.
– Мы проехали уже две аптеки, Никит, – скулит Аня, прижимая бутылку к запястью.
– Будь самураем, малышка. Терпи.
– Куда ты меня везешь?
– Туда, где тебе быстро помогут.
– Че-е-е-рт… Это ж надо было. Тупая пчела!
– Нехер цветочки от всяких блохастых принимать.
– Ты же понимаешь, что ударил Матвея просто так?
– Нет. Не просто…
Выворачиваю руль, заезжая на новенькую чистую парковку частной клиники, и останавливаю машину как можно ближе к крыльцу.
– Это что? Больница? – ошарашенно спрашивает Аня. – Никит, я не умираю. Таблетки было бы достаточно.
– Ты сказала аллергия. Так надежнее. Пошли!
Выхожу из машины, Аня тоже выбирается наружу. Усмехаюсь, глядя на нее:
– Бутылку оставь, алкашка.
Светлый просторный холл встречает прохладой и едва уловимым запахом антисептиков. Народу немного, медсестры бегают туда-сюда. Подходим с Аней к регистратуре, женщина с аккуратной прической поднимает голову и устало улыбается:
– Здравствуйте. Чем могу помочь?
– Здравствуйте, – вежливо говорю я. – У нас тут пчелиный укус. У девушки аллергия и…
– К сожалению, без записи мы не принимаем. Вы можете подождать, если кто-то из пациентов не придет, то врач посмотрит вас, – тарабанит она заготовленную речь.
– Никита, поехали… – Аня дергает меня за край футболки.
Заглядываю за стойку и бегло осматривая стол:
– У вас неплохая тачка. Новенькая «Мазда», верно? Будет так жаль, если она вдруг сгорит. Например, сегодня вечером. Проверьте страховку.
– Вы мне угрожаете?! – сердито вопрошает женщина.
– Именно так, – смотрю на нее в упор. – Всего доброго.
Обнимаю Аню за плечи и уверенно шагаю на выход.
Три… Два… Один…
– Молодые люди!
Оглядываюсь назад, женщина выходит из-за стойки, нервно искривив губы:
– Я вас провожу. Идемте за мной.
Вот так бы сразу… Аня жмется к моему боку и поднимает голову:
– Откуда ты узнал, какая у нее машина?
– Я экстрасенс.
– Экстрасекс, блин, – шепчет Аня.
– Секс у нас будет позже, когда из тебя выйдет весь яд.
– Проходите, – говорит тетка, открывая дверь в кабинет.
– Иди, – подталкиваю малышку вперед.
Аня смотрит на меня, чуть нахмурив брови, а после скрывается из виду следом за провожатой.
Через пару минут регистраторша выходит в коридор и тяжело вздыхает:
– У вас ужасные методы, молодой человек.
– Зато действенные.
– Любовь-любовь… Даже не знаю, повезло вашей девушке или не очень.
– Это ей решать.
– Ох… – снова вздыхает она. – Но вам все равно придется заплатить за прием.
– Конечно. Без проблем.
Жду Аню в холле, наблюдая, как бежит секундная стрелка на настенных часах. Регистраторша не сводит с меня глаз. Боится, что достану гранату? Жаль, что у меня ее с собой нет, было бы веселей. Чего так долго? Надеюсь, малышке там не ампутируют руку…
– Никита? – тихий взволнованный голос пролетает по холлу и растворяется в пустоте.
Резко встряхиваю головой, ощущая, как на шею ложится удавка. Пальцы на руках немеют, в голове появляется болезненная ноющая пульсация.
Показалось. Обращались не ко мне.
– Никита! – повторяет увереннее.
Слышу стук каблуков и узнаю ритм ее шагов, как и голос, что слышал долгое время только по телефону. Не может быть! Поворачиваю голову, желая ослепнуть. Оглохнуть. Сдохнуть в эту же секунду.
– Это ты? – сквозь рыдания выдавливает мать, замирая напротив.
Встаю, но не чувствую пол под ногами.
Она словно высохла. Бледная, хрупкая, тощая. Кожа тоньше бумаги, когда-то густые темные волосы потеряли блеск и собраны в простой пучок на макушке вместо шикарных локонов, которые она всегда любила. Морщины оплели паутиной лицо и шею, но самое отвратительное – глаза, блестящие от слез и абсолютно лишенные жизни.
– Здравствуй, мама.
– Привет, сынок. Я писала тебе. Хотела встретиться, но ты…
– Я же сказал, мы встретимся у адвоката. И просил не звонить и не писать мне. Разве нет?
– Но мы так давно не виделись… Я не знала, где ты и как ты. Мы могли бы…
– Нет.
– Никита… – она морщится от нового приступа слез, но меня этим не проймешь.
Я видел все это тысячи… Нет. Миллионы раз. Рыдания, крики, истерики. Видел, как она медленно умирает каждый день, по собственной воле шагая к палачу. Один раз я попытался ее спасти, закончить это дерьмо и разрубить оковы, но она, как безумная, затягивала узлы на своих руках и ногах все крепче. И я остался виноват…
– Глеб к тебе приходил? – спрашиваю только потому, что это касается дела.
– Да… Он приходил к Коле в больницу. Хотел поговорить с ним о завещании.
– И?
– Коля… Он никого не узнает, кроме меня. Не помнит практически ничего. Даже разговаривает с трудом. Врачи… – мать сжимает губы и качает головой. – Они не дают никаких гарантий. Говорят, что счет идет на дни. То, что он очнулся, уже чудо.
Чудо? Вспышка адской боли разрывает каждую клетку. Нет. Настоящее чудо – это то, что моя мать встала на колени перед ублюдком, который не заслуживал даже ее мимолетного взгляда. Чудо – что она до сих пор готова на все, ради него, и что осталась с ним. Чудо… Да блять! Чудо – что он не сдох тогда и смог все-таки забрать ее жизнь до последнего дня, потому сейчас я вижу перед собой лишь ходячий труп.
– С Глебом даже не разговаривай и в дом его не пускай. Он может говорить все, что угодно, это провокация. В ближайшие дни приедет твой адвокат, и тогда…
– Не представляю, чтобы я делала без тебя, Никита. Когда Глеб позвонил и начал угрожать, я даже не представляла, как смогу справиться. На мне так много всего, борьба за жизнь твоего отца отнимает столько сил. Спасибо, – она протягивает руку, чтобы дотронуться до моей щеки, но я перехватываю ее ладонь.
– Не надо. Я делаю это, чтобы ты от меня отвязалась. Не хочу иметь ничего общего с вашей семьей. И… – стискиваю зубы, не сумев справиться с эмоциями, – он мне не отец.
– Коля вырастил тебя… Он тебя лю..
– Замолчи, – отбрасываю ее руку.
Она до сих пор не въезжает. Она никогда не поймет и не поверит мне и останется на его стороне. Даже не представляю, как это назвать. Сумасшествие? Помешательство? Искажение сознания? Как она может не видеть реальной картины? В каком мире она живет? Да и плевать! Мне ничего от них не нужно, я сам себя вырастил. И за то, каким мудаком стал, отвечаю тоже сам.
– Никита! – слышу звонкий голос позади.
Ане не стоит знакомиться с этой психушкой. Достаю из кармана ключи и, развернувшись, кидаю малышке. Она ловит связку здоровой рукой и таращится, то на меня, то на мою мать. Не произносит ни слова, хотя в обычной ситуации уже бы орала, что я идиот и мог попасть ей в голову. Что-то новенькое.
– Подожди в машине, – произношу я, поймав ее взгляд.
Аня коротко кивает и удаляется, поражая небывалой покорностью. Очень вовремя. Может же, когда захочет. Одной проблемой меньше.
– Это твоя девушка? – спрашивает мать, провожая Аню взглядом. – Красивая.
– Не нуждаюсь в твоем одобрении.
– Я знаю, – слабо улыбается она. – Ты меня ненавидишь?
Вопрос вгоняет тысячи щепок в горло. Ненависть? Нет… Тут все куда хуже. Этому чувству нет названия, потому что лишь единицы могут испытывать его. Оно, как смертельная опухоль в голове, от которой не избавишься, потому что это уже часть тебя самого.
– Мария Константиновна! – говорит молоденькая медсестра, останавливаясь рядом. – Врач уже ждет вас.
– Да. Иду, – отвечает мать и снова смотрит мне в глаза. – Ты стал хорошим человеком, Никита.
Она не знает, каким я стал. Она меня не знает!
– Я пришлю тебе время и место, когда договорюсь о встрече с адвокатом.
Ухожу, с трудом сохраняя самообладание. Хочется взять стул и разбить все окна в этой сраной клинике. Хочется кричать, схватить мать за плечи и трясти до тех пор, пока не перестану видеть в ее глазах это омерзительное смирение к статусу жертвы.
Горячий воздух улицы обжигает легкие. Кожа горит. Залезаю в машину, Аня взволнованно смотрит на меня и протягивает ключи. Пытаюсь собраться и утихомирить шторм, который выпустил всех монстров прошлого, но они так долго были в заточении и изголодались, что жрут меня изнутри со скоростью света.
Завожу мотор и давлю на педаль газа. Скорость поможет, а ветер заберет кошмары. Смотрю вперед и не вижу ничего, кроме дороги, но в какой-то момент перестаю понимать, где я и куда еду.
Восемь лет назад
Вхожу в дом и слышу смех, доносящийся со второго этажа. Каждый день праздник! Закатываю глаза и скидываю кроссовки. Нужно быстро переодеться и свалить, пока они еще смеются. Поднимаюсь по лестнице, дверь в родительскую спальню приоткрыта. С отвращением отворачиваюсь, но меня останавливает властный голос:
– Это ты, малой?!
– Да! – отвечаю, потому что по-другому нельзя.
– Зайди-ка!
Снова слышу противный женский смех исполненный дуэтом. Глубоко вдыхаю, сглатывая горькую слюну, и вхожу в комнату. На постели лежит полуголый отчим, а по обе стороны от него парочка телок в нижнем белье немного старше меня самого. Руки сжимаются в кулаки. В последнее время он совсем охренел, раньше хоть скрывался, а теперь трахает шлюх прямо в их с мамой спальне.
– Ну че, Никитка? Я не жадный. Выбирай! Эту, – он шлепает девку по заднице, – или эту? – еще один шлепок.
– Обойдусь, – цежу сквозь зубы.
– Да ладно тебе. Мамка не заругает.
– Мне телки и бесплатно дают, – выпаливаю я и возвращаюсь в коридор, тяжело дыша.
Огонь течет по венам вместо крови. В легких не кислород, а ядовитый газ. Залетаю в свою комнату и хватаю рюкзак. Кажется, снова придется остаться с ночевкой у Серого. Надеюсь, тетя Алена сегодня уходит на сутки, она меня терпеть не может.
Слышу грохот за спиной, дверь врезается в стену. Отчим шагает прямо на меня, яростно раздувая ноздри:
– Че ты сказал? Ты! Мелкий выблядок!
Смотрю на него, как на анимацию в замедленной съемке, и впервые понимаю, я его не боюсь. Мне настолько надоело жить в этом аду, что остается только одно… Возглавить его.
– Че слышал! Старый ублюдок!
Выражение его лица, когда я первый выбрасываю вперед кулак, поднимает настроение. Удар выходит смазанным, но только потому, что я не прицелился как следует. Больше права на ошибку у меня нет, начинается мясо. Отчим в три раза крупнее и больше похож на психованного быка, чем на человека. Он толкает меня в стену со всей дури, жестко прикладываюсь затылком и теряю ориентацию в пространстве, сползая на пол. На горле сжимаются пальцы, перед глазами появляется металлический блеск. Ножницы…
– Телки тебе дают? Интересно, чем ты их берешь? – брызжет он слюной. – Прической своей говняной? Сейчас мы ее поправим. Я покажу тебе, как должен выглядеть настоящий мужик.
Лба касается прохладный металл. Кровь стекает по лицу, ее запах вызывает тошноту и головокружение. Хватка на шее становится все крепче, не позволяя сделать новый вдох. Вижу черные расширенные зрачки и безумную улыбающуюся гримасу.
Тело слабеет…
Закрываю глаза, не желая больше бороться. Пусть это говно уже закончится, я так устал. Какой смысл во всем этом? Зачем жить, если каждый день похож на страшный квест, от которого тебя выворачивает наизнанку? Для чего?
Ныряю в объятия пустоты, но не успеваю в ней раствориться, потому что вспоминаю добрую улыбку матери. Слышу обрывки песен, которые она пела мне перед сном. Оставить ее с ним? Одну? Чтобы в какой-то момент он убил и ее? Что ж я за тварь такая слабая?
Не знаю, откуда берутся силы. Наверное, из железобетонного решения, которое убивает во мне человека. Никто и никогда не будет больше управлять моей жизнью.
Следующие минуты, точно в тумане. Вспышки недолгой ясности и жалкие урывки решимости. Бью отчима коленом в живот, ладонью – в подбородок. Он легко валится набок, видимо, не ожидая от меня больше никаких действий. Мы оба вскакиваем на ноги, но я быстрее.
Бросаю взгляд на открытое окно за его спиной.
Вот он.
Выход.
Это он должен сдохнуть. Он не заслуживает дышать и ходить на своих двоих. Вспоминаю все: каждую царапинку на теле матери, каждый синяк и слезинку… Он не должен больше мучить мою семью. До этого я много раз представлял смерть отчима, но теперь отчетливо понимаю, что сам должен толкнуть его в ее лапы.
И я делаю это.
Одним сильным и точным движением.
Раз!
И все проблемы исчезают.
Выглядываю из окна, упираясь ладонями в подоконник. Ветер касается лица, и приходит успокоение. Голова отчима на бетонной отмостке. Лужица алой крови на сером. Руки раскинуты. Глаза закрыты.
Замечаю за воротами двух телок, спешащих прочь. Молодцы какие. Вовремя.
Поднимаю взгляд выше. Небо… Чистое, ясное, синее. Цвета надежды на будущее и долгой счастливой жизни, но оно в миг чернеет, когда на весь двор разносится истошный вопль:
– Коля! Нет! Коля-я-я!
Чувствую, как дрожит руль, как несет зад машины по гравийке. Усиливаю хватку, чтобы справиться с управлением. Плеча касается чья-то ладонь. Аня… Черт! Я же не один!
Жму на тормоз и сворачиваю на обочину. Тень зеленых крон укрывает машину, вверх поднимаются клубы пыли. Толкаю дверь и выбираюсь наружу. Нужно было довести ее до базы, а потом уже…
– Никита… – произносит Аня тихим дрожащим голосом. – Эй… Ты меня слышишь? – холодная ладошка ложится мне на щеку.
– Сейчас поедем, – отвечаю я спокойно.
– Куда? На тот свет? – нервно усмехается Аня, а в глазах чистый ужас.
– Хочешь, я позвоню, и за тобой приедет Матвей? Здесь совсем немного осталось.
– Что? Нет! Какой к черту Матвей?! Ты снова гонишь меня?! – она дрожит и стучит зубами, то ли от злости, то ли от адреналина.
– Мне жаль, – снимаю ее руку с лица и опускаю вниз, разжимая пальцы.
– Не отталкивай меня, Никит. Хватит со мной, как с мячиком, – шепчет Аня, качая головой и закрывая глаза. – Я же здесь. И хочу быть здесь. С тобой. Слышишь? Я хочу быть с тобой!
Удар сердца отзывается в каждом уголке моего темного внутреннего мира. Громкий. Четкий.
Бум!
И еще один. Не меньшей силы.
Бум-бум!
Эхо разрывает пустоту, и я знаю, что может ее заполнить.
– Иди сюда, – притягиваю малышку ближе и закрываю ее в объятиях.
Утыкаюсь носом в волосы и только теперь могу снова нормально дышать. Чувствую влагу на своей шее и слышу тихие всхлипы.
– Как рука?
– Что? Рука?! Рука-то нормально! – сипло смеется Аня. – А вот что мы будем делать со всем остальным?
– Разберемся.
– Никита… – малышка поднимает голову, заглядывая в глаза. – Я не буду просить тебя рассказывать все прямо сейчас, но знай, что я рядом. Что готова выслушать. Что…
– Я знаю, – тянусь к ее соленым губам и утопаю в короткой вспышке нежности.
– Ты меня до чертиков напугал, – ворчит Аня и мягко целует меня еще раз. – Ты просто сумасшедший, а меня стоит поселить с тобой в соседней палате, потому что и я не лучше, – в синих глазах появляется чистый свет, который я так давно не видел.
– Я никому не скажу, что ты чокнутая, если ты тоже обещаешь молчать.
– Договорились, – улыбается Аня. – И еще кое-что…
– Снова условия?
– Только одно. Больше никаких игр, Никита. Все по-честному.
– Хорошо. Это я могу.
– Хорошо, – повторяет она и опускает голову мне на плечо. – Хо-ро-шо…