Его мать… Умерла? Мысль не хочет восприниматься, как данность, но это случилось. Единственное неотвратимое событие в нашей жизни. Все можно исправить. Все пережить. Кроме смерти.
Никита приехал ради матери. И пусть он твердит, что делал все для себя и ему плевать, на самом деле он хотел помочь. Какой же ты придурок, Клим. Зачем пытаешься быть хуже, чем есть? Для чего? Чтобы оттолкнуть от себя людей? Чтобы не подпускать никого? Чего ты боишься?
А-а-а-а!
В голове каша, в мыслях раздрай. Я снова выдумываю какую-то фигню, пытаясь найти оправдания и ответы. Все еще нахожусь на расстоянии вытянутой руки от Никиты. Он может с легкостью удержать меня рядом, но вот я… Не получается до него дотянуться, не выходит схватить так же крепко. У меня нет никакого контроля, только чувства, сводящие с ума и отравляющие кровь. Демонический яд уже поразил каждую клетку, он точно наркотик. Если его не станет, ломка просто убьет меня в этот раз.
Время идет. Небо за окнами окрашивается в черный. Звезд почти не видно, только крошечные тусклые точки, но я не отхожу от окна, неустанно повторяя про себя: «он вернется».
Наконец, слышу, как в замке поворачивается ключ. Облегченно выдыхаю, расслабляя затекшие от нервного напряжения плечи. Бегом бросаюсь к двери, сердце стучит где-то в горле. Не знаю, что собираюсь делать, избить его или броситься на шею? А может сначала одно, а потом другое?
Вижу на пороге Никиту и застываю на месте, забыв обо всем. Абсолютно…
– Прикинь, малышка, – хрипит он, облокачиваясь о дверной косяк, – я не бессмертный.
Он едва стоит на ногах. Весь в пыли. На губах запекшаяся кровь, джинсы разодраны, костяшки сбиты.
– Ты меня впустишь? – его голос не изменился, но в нем слышится непривычная для меня болезненность.
– Господи, – шепчу я, отступая в сторону. – Тебе нужно в больницу.
– Как раз оттуда, – он медленно шаркает внутрь, не поднимая ноги. – Фиговые сейчас врачи.
Никита выпускает из рук пакет, роняя его на пол. Стараюсь справиться с шоком и паникой, вернуть мыслям упорядоченность, но не выходит.
Ему больно. Ему плохо. Черт возьми! Где он был? Куда влез?
– Никита, что?..
– Побудешь моей медсестричкой? – ухмыляется он.
– Хватит! – взрываюсь я, больше не в силах выносить этот цирк. – Прекрати делать вид, что тебе все нипочем! Перестань… Пожалуйста… Тебе не нужно притворяться передо мной… – голос ломается от резкого удара боли по горлу. – Пожалуйста, Никита… Это же я. И я… Всегда буду на твоей стороне. Неужели ты еще не понял?
Смотрим друг другу в глаза. Тьма сейчас странная, почти прозрачная. Словно она устала и у нее закончились все демонические силы. И передо мной не демон. Обычный парень, который сегодня потерял мать. Которому тяжело и больно, потому что он человек.
– А ты уверена, что эта сторона тебе подходит?
Осторожно подхожу ближе, сдерживая слезы:
– Я там, где сама хочу находиться. Рядом с тобой.
Тьма становится плотнее, набирает силу. Я только что сама ее воскресила, а значит… Это моя тьма. Она меня любит, просто ее хозяин никогда не сможет сказать об этом вслух.
– В душ, а потом поиграем в доктора, – командую я.
– Голос прорезался?
– Ты сейчас не в том состоянии, чтобы даже пытаться противостоять мне, Никита. Лучше не спорь.
– Будешь спасать меня?
Чувствую подвох в его вопросе. Непонятно, спрашивает он относительно нынешней ситуации или в более широком смысле. Нестерпимо хочется коснуться его. Обнять. Прижаться щекой к груди, но я боюсь дотронуться до измученного тела, боюсь сделать хуже.
– Тебя не нужно спасать. Я хочу просто… – закрываю глаза, сглатывая лишние слова, которые ему точно не понравятся.
– Я понял, малышка. Помоги мне раздеться…
Лежим с Никитой в нашей постели. Он на своей половине, я на своей. Всемогущий Клим весь перебинтован моими неумелыми руками, поэтому единственное положение, которое он может себе позволить – лежа на спине. Его голова повернута набок, лицом ко мне. Сворачиваюсь калачиком рядом и тихонько рыдаю в подушку.
– Перестань ныть. Ты специально меня, как мумию замотала, чтобы я не смог пошевелиться и дать тебе по башке?
Он снова собран. Снова хладнокровен. Повелитель, уверенный в себе на сто процентов и далекий от всего мирского. Не представляю, как ему это удается. После всего…
– С кем ты подрался?
– Волнуешься, что я начистил хлебальник невинному? А чего ты ожидала, когда связывалась с демоном?
Вглядываюсь в его лицо. Веселится? Еще секунда, и мне удается почувствовать слабое тепло в груди. Нет, Никита… Я тебя раскусила. Ты не веселишься, а пытаешься отвлечь меня. Пытаешься заставить забыть о переживаниях, сыграв на моей эмоциональности. Хороший ход, но…
– Я надеюсь, ему сейчас хуже, чем тебе.
Впервые мне удается обескуражить его дольше, чем на мгновение. Никита шире распахивает глаза, его грудная клетка замирает. Пользуюсь ситуацией и придвигаюсь ближе, поднимая голову. Касаюсь его носа своим, втягивая запах слабого летнего дождя. Никита выдыхает в мои губы, закрываю глаза, укрощая желание заорать на весь мир.
Слишком много чувств.
Слишком…
Какого фига все так несправедливо? Почему в жизни столько дерьма? Почему каждый раз приходится бороться с самыми близкими? Кто виноват? Мы? Они? Кто?! Тону в этих полутонах. Нет черного и белого. Нет идеально хороших или отвратительно плохих. Нами правят желания, эмоции и эгоизм. И все ради чего?
Ради секунды счастья…
Крошечного промежутка времени с ощущением триумфа.
Для кого-то это деньги. Для кого-то возможность втоптать в грязь ближнего. Слава. Власть. Идеальная жизнь. Семья. Карьера. Мы ставим цель. Одним хватает сил дойти до конца, преодолев себя, другие падают в пути без сил, ломаются под натиском испытаний.
Какая у меня цель? Куда я иду? Раньше хотелось просто сбежать в неизвестность. Главное, чтобы вокруг не было никого, кто знает меня прежнюю. Хотелось стать той, какой приятно будет себя видеть. Найти счастье и себя, но… Я встретила его. Парня, который вытащил наружу меня настоящую одним взглядом, и за его спиной не один путь, а тысячи. Никита не берет меня за руку, чтобы вести, а разворачивается и уходит. Идти следом или нет, все зависит от меня, и я уже определилась. Не хочет держать меня за руку, запрыгну ему на спину, потом слезу и побегу впереди, если захочу. Это не просто диагноз. Это приговор. Печать. Контракт. Глупость. Бред. Что угодно! Сути это не меняет.
Я с ним.
Только так.
Целую сухие губы. Нежно. Аккуратно. Никита мучительно медленно отзывается на мое прикосновение, принимая ласку, а я пытаюсь передать ему все, что ощущаю. Все бурлящее беспокойство за этого психа, всю нежность, которая цветет только во тьме. Осыпаю его лицо короткими невесомыми поцелуями. Обмениваемся дыханием, точно силами и мыслями. Становится спокойно, потому что я слышу отзыв на каждую эмоцию. Короткие звоночки.
Я знаю.
Я понимаю.
Я тебя тоже.
Впервые просыпаюсь раньше Никиты. Раннее утро веет прохладой, персиковые блики рассвета играют на стенах. Не могу просто лежать, поэтому следующий час брожу по квартире, то и дело возвращаясь к постели, проверить, как он.
Выглядит… Неважно. Беспокойство трансформируется и растет, превращаясь в нервное расстройство на почве панического страха. Мучаю интернет, изучая информацию о травмах. Ничерта полезного, кроме как: «Срочно обратитесь к врачу!». Забираюсь в кровать к Никите, сжимая холодное влажное полотенце в руках. Он морщится во сне, на лбу россыпь капель пота, шея тоже мокрая. Уголком махровой ткани мягко касаюсь напряженного лица.
– Это лишнее, – хрипит он.
Ну, конечно! Великий Никита Сергеевич потерял свою боевую мощь и бесится. Как ребенок, честное слово.
– Я никому не скажу, что ухаживала за тобой, – шепчу я, вытирая его плечи.
– Да мне плевать. Можешь даже сказать, что сама меня отмудохала. Пусть тебя боятся больше, чем меня.
Он открывает глаза. Решимость, сила и энергия почти восстановились. И я рада, но пусть он еще немного побудет слабым. Мне нравится заботиться о нем. Это наш маленький секрет, который значит для меня очень много.
– Давай ты примешь обезбол и еще поспишь?
– Тащи колеса, – говорит Никита и пытается встать. – Твою ж!
Собираюсь помочь ему, но он останавливает меня хлестким взглядом:
– Нормально. К вечеру все пройдет.
Качаю головой и ухожу на кухню за таблетками. К вечеру? Издевается? Только, если он обладает сверх регенерацией. У него огромная гематома на спине, выбито три пальца на правой руке, куча синяков, а еще, похоже, вывихнуто левое плечо. Ничего не сломано, но… Он ведь сам себе диагноз поставил и отказывается ехать в больницу. Гребаный упрямец.
Возвращаюсь к кровати и протягиваю руку с зажатыми в пальцах таблетками:
– Открывай рот.
– А ты прям кайфуешь, да?
– Если бы можно было тебя лупить, я бы тебе втащила, – пропихиваю между сжатых губ таблетки и подношу стакан с водой.
– А я бы тебя трахнул, – отвечает Никита и облизывает губы.
– Возможность еще будет.
Между нами мерцает вспышка. Никита опускается на подушку, не отрывая от меня взгляд, который появился только вчера вечером. Я еще не успела к нему привыкнуть, поэтому каждый раз пульс зашкаливает, а тело каменеет. Телефонный звонок разрушает момент. Вытаскиваю мобильник из-под подушки и хмурюсь, глядя на экран.
– Кто это? – спрашивает Никита.
– Мама…
– Возьми трубку.
– Не хочу, – включаю беззвучный.
– Аня…
– Когда похороны? – вворачиваю его любимый трюк.
– Сегодня или завтра.
– Уверен, что не хочешь пойти?
– Уверен. Не пытайся сравнивать, наши ситуации отличаются.
– Да, но… – смотрю на дисплей.
Мама…
Папа…
Такие важные для многих слова и такие пустые для меня.
Пытаюсь отыскать силы, чтобы нажать на зеленую кнопку. Блуждаю в тусклой комнате своего внутреннего мира. Здесь же должны быть чувства к родителям и счастливые воспоминания, но вместо этого… Слышу их громкие голоса во время ссор, вижу пьяное безразличие, чувствую жжение на щеках. Мама любила бить меня по лицу, когда я начала возвращаться с гулянок с рассветом. Отцу нравилось орать на меня из-за безответственности. Вот и все их воспитание. Вот и вся забота. Внимание… Они даже не заметили, что со мной случилось. Что я изменилась.