– Мегги, когда вы поняли, что рядом находится другой человек?
– Когда он был уже совсем близко.
– Откуда вы о нем узнали? Вы услышали его?
– Листья шуршали. Они шуршали слишком громко. А я не обратила внимания.
– Хорошо. Вы не слышали, как он подошел. Может, Мегги, вы почувствовали его запах?
– Запах?
Мегги нахмурилась. Ее ноздри раздулись, словно она принюхивалась, вспоминая знакомый аромат.
Фрай знала, что запах – сильнейший помощник памяти, Если Мегги удастся воскресить всего один запах – может, какой-то дезодорант, запах тела или сигарет, – это дополнит всю картину.
– Я не чувствую его запаха, – сказала Мегги. – Только листья.
– Может быть, вы его слышите? – спросила Фрай, так же как и Мегги, переходя на настоящее время.
Глаза Мегги отрешенно смотрели вдаль. Прислушивалась ли она? Фрай была уверена, что, возможно, Мегги что-то слышит. В ее сознании должны были проноситься звуки, но Фрай не в силах была узнать какие, пока Мегги не поделится с ней.
– Шуршание, – нерешительно произнесла наконец Мегги.
– Опять листья? Он идет по листьям. Вы слышите его шаги по листьям.
– Да, и это тоже. Но не только. Шуршание синтетической ткани. Скорее всего, нейлона. Похоже, он одет в нейлоновую куртку.
Фрай почувствовала прилив возбуждения.
– Очень хорошо, Мегги. Теперь сосредоточьтесь. Вы видите ее, эту куртку? Какого она цвета?
Мегги покачала головой:
– Не знаю. Черная. Может, синяя.
– Хорошо. Можете ее описать? Она на пуговицах или на молнии? У нее есть капюшон?
– Ничего не могу сказать.
– Почему?
Мегги замялась.
– Темно.
Фрай открыла рот и снова закрыла его. Она посмотрела на магнитофон, словно спрашивая себя, слышал ли этот прибор то же самое, что и она. Потом она уставилась на Мегги Крю, противясь желанию схватить женщину за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы она ответила на самый главный вопрос.
– Мегги, – медленно проговорила она, – что вы делали на пустоши в темноте?
Мегги молчала. Фрай подумала, что полностью потеряла с ней контакт, что она ускользнула в сон или какой-то другой мир. Но в таком случае это был мир одних лишь кошмаров. Тело Мегги было напряжено, ее лицо исказил ужас. Ее веки оставались плотно сжатыми. Она резко дергала головой, будто пытаясь избавиться от застрявших в волосах веточек ежевики. Взгляд Фрай задел краешек красной, сморщенной ткани, блеснувший, как свежий ожог.
Потом Мегги положила руки на лицо, прикрывая пальцами правый глаз, и сильно, словно защищаясь, прижала их ко лбу. В комнате слышался только звук ее дыхания, ноздри с прерывистым свистом втягивали и выпускали воздух – свистом, которого не улавливал даже магнитофон, хотя пленка по-прежнему крутилась. Затем раздался высокий приглушенный шум – то ли хрип в груди астматика, то ли тихое поскуливание маленького зверька, умиравшего на обочине дороги.
– Я ничего не помню, – произнесла Мегги. – Я ничего не помню!
Глава 19
– «Золотая Вирджиния», – сказал Оуэн Фокс. – Их любимый.
В одной руке он держал упаковку в шесть банок светлого пива, в другой – жестянку с табаком. Бен Купер неуверенно следовал за ним. Он заплатил за пиво и табак и отлично знал, что не сумеет возместить эти расходы.
– Вы уверены, что это сработает? – спросил Купер. – Слегка напоминает подношение стеклянных бус туземцам.
– Единственный способ сблизиться с этими духовными типчиками, – ответил Оуэн, – воззвать к их материализму.
– Но…
– Доверьтесь мне, Бен. Я смотритель.
Но Бен Купер все равно сомневался. Вообще-то он не должен был находиться здесь. Он пришел сюда неофициально – никто не выдавал ему предписания еще раз побеседовать с Келвином Лоренсом и Саймоном Бевингтоном. Он сам почувствовал необходимость в этом: у фургона, в присутствии Дианы Фрай и толпы констеблей, трудно было сосредоточиться.
Купер чувствовал, как от куртки Оуэна пахнет сигаретным дымом: наверное, тот недавно виделся с Келом и Страйдом и красная шерсть впитала запах их самокруток. Оуэн подошел к фургону и, остановившись у кабины, сделал знак Куперу оставаться вне зоны видимости, а затем постучал в боковую дверь. Стук был необычный – серия коротких и длинных ударов. Прошло полминуты, и дверь приоткрылась.
– Кел, – сказал Оуэн, – мы пришли с миром.
– Черт побери, это же Чудило в красном. Че надо? Закончились туристы, которых можно подоставать?
– Да нет, но вас доставать веселее.
Высунувшись за дверь, Кел заметил Купера.
– А этому че надо?
– Побеседовать с вами дружно. И мирно. Он в порядке, Кел.
Парень уставился на Купера, затем снова посмотрел на Оуэна.
– Говоришь, он в порядке? Он же коп. Копы – козлы, и точка.
– Он в порядке.
Кел кивнул.
– Гоните тогда нам банки, гомики несчастные.
Оуэн подмигнул Куперу, и они влезли в фургон. Все чувства Купера немедленно проснулись, когда на них обрушился целый ливень сильных запахов. Кел и Страйд месяцами смолили самокрутки в тесном пространстве фургончика, и запах курева насмерть въелся в стены, одеяла, подушки, спальные мешки, занимавшие весь пол. К табачному аромату примешивался острый запах немытых тел и грязной одежды. И дополнял букет аромат всяческой стряпни, в том числе и отголосок давнишней курицы с карри, с которой они разделались как минимум два дня назад. Ко всему прочему от двухконфорочной плитки, приткнувшейся за водительским сиденьем, тревожно тянуло газом.
При виде Страйда Купер почувствовал легкую неуверенность. Молодой человек сидел в дальнем углу, еле видимый в полумраке.
– Не обращайте на Страйда внимания, – бросил Кел. – Он яйцо чинит.
– Хорошо. Пусть делает.
Купер украдкой бросил взгляд на Страйда. Тот, похоже, не чинил вообще ничего, не говоря уж о яйце. Он сидел очень тихо и прямо, закрыв глаза и положив руки на колени. Его лицо было сосредоточенным, но спокойным. Купер спрашивал себя, действительно ли Страйд не заметил, что в фургоне появились посторонние. Вряд ли такое возможно. Скорее всего, это проявление хороших актерских способностей.
– Защищает себя от негативных энергий сознания, – пояснил Кел.
– Тоже неплохо.
– Чинит защитную оболочку своей ауры.
– Да нет проблем.
Оуэн уселся на подушку, лежавшую с одной стороны старого комода. Купер последовал за ним и опустился напротив. Его бедро коснулось чего-то жесткого. Взглянув вниз, он обнаружил жестянку из-под печенья, в которой Страйд искал среди других сувенирчиков свою студенческую карточку.
В этой жестянке уместилась вся прежняя жизнь парня. Может, он и редко заглядывал туда, но все же взял ее с собой в новую жизнь. Так что зря он притворялся, что воспоминания из прошлого ничего для него не значат. Доказательство обратного было налицо.
– И что вы тут делаете один? – спросил Кел. – Где вся тусовка?
– Просто хотел поговорить с вами. Вдруг смогу чем помочь.
Кел фыркнул.
– Чушь собачья. С каких это пор копы предлагают помощь таким, как мы? Вас больше интересует средний класс, люди зрелого возраста, их собственность и комфорт вы защищаете.
– Хотите сказать, вроде ваших родителей?
– Да, вроде них.
– Мы защищаем любого.
– Бросьте. Жалованья я вам не плачу. Налогов тоже. Ну и че вам беспокоиться обо мне?
Купер колебался, обдумывая ответ, от которого зависело многое.
– Эй, – вмешался в разговор Оуэн, – выходит, что вы и мне не платите жалованье. Ничего себе открытие. – Он начал подниматься, отряхивая куртку. – Тогда мне здесь делать нечего. Пойду-ка я отсюда. Вот еще – тратить свое время на пару грязных, ленивых бродяг. Лучше отправлюсь я к милым, чистеньким представителям среднего класса.
– Ах вот как! Ну и пошел на хрен! – выругался Кел, дергая колечко на банке с пивом.
Оуэн молча остановился перед ним. Кел посмотрел на Купера.
– Терпеть не могу этого козла в красной куртке, – сказал он. – Думает, он мой папаша или типа того.
– Все мы знаем, что у вас никогда не было отца, Келвин, – произнес Оуэн.
– Еще раз назовешь меня Келвином, и я подожгу твою гребаную бороду.
– Доставай спички, Келвин.
Глаза Кела блеснули. Он протянул банку с пивом Куперу, тот покачал головой. Тогда парень поднял банку вверх, и смотритель взял ее.
– Мы оба приехали сюда на солнцестояние, – сказал Кел. – Вот как мы оказались в этом карьере. Здесь парковалась уйма народу. Целая община образовалась. Фургон сломался, а у меня бабок на ремонт не было. Вроде вал полетел, ну, не важно. Случилось с ним что-то, когда спускался.
– И вы здесь с того самого времени?
– Остальные смотались, а нас бросили.
– Вы со Страйдом приехали вместе?
– Нет, до того мы друг друга не знали. Он жил прямо здесь – есть тут такое местечко, Страйд Робин Гуда называется. Ну, как бы пещерка, вроде как для отшельника, где он и укрывался. О Девяти Девственницах он ничего не знал, но болтался поблизости, все смотрел что да как. Так мы и познакомились, и, кстати, вот почему зовем его Страйд. Ну, мы с ним поладили. Да и идти ему больше некуда.
Купер почувствовал, что за ним наблюдают. Он совсем забыл о Страйде. Тот сидел так тихо и спокойно, словно замаскировался за целым лесом деревьев, хотя сидел-то на виду – можно было дотянуться. Теперь его глаза были открыты, и он глядел на Купера.
– Больше некуда идти, – повторил он.
Бледность Страйда пугала. Купер спрашивал себя, оказывалась ли этим юношам медицинская помощь. Скорее всего, нет, решил он. В прежние времена Страйда назвали бы болезненным и чахоточным. Куперу очень захотелось выяснить, как Страйд докатился до отшельнической жизни в пещере Пик-парка. Но он не осмелился задать этот вопрос.
– Вы ходили в университет, верно? – спросил он вместо этого.
Страйд кивнул. Кел протянул ему табак и несколько листков папиросной бумаги, и Страйд принялся сворачивать сигаретку.