– Ладно, ладно, – проговорил он, но Фрай не отпускала плечо. – Диана, есть один нюанс.
– Что там еще?
– Почитай еще раз дело Сагдена. Ты помнишь, кто его защищал? «Куигли, Коулман энд Крю».
Фрай еще сильнее надавила на плечо.
– Ты намекаешь на то, что его адвокатом была Мегги Крю?
– Нет, в суде его интересы представлял один из стажеров фирмы. Но возможно, она могла быть с ним знакома. Ты не думаешь, что она сумела бы его узнать? Ведь она даже могла знать, кем была Дженни Уэстон.
– Чушь собачья.
Когда Фрай ушла, Купер потер руку. Прежде он сомневался в том, как ему следует поступить с Тоддом Уининком, однако теперь его загнали в угол. Купер мог сообщить, о чем ему рассказал Уининк. Но теперь это будет означать еще одну победу Дианы Фрай.
Прошлой ночью сон Купера нарушила сцена, которая вновь и вновь проигрывалась в его сознании, как клип из фильма ужасов, снятый при скверном освещении. Там были фигуры, которые медленно двигались по кругу, склонялись друг к другу, то появлялись, то исчезали в тумане, нависшем над Рингхэмской пустошью. Фигуры танцевали. Их танец был подобен танцу Девяти Девственниц.
В первой он узнал Дженни Уэстон. Она была голой ниже пояса и высоко взбрасывала ноги, кожа ее была призрачно-белой и бескровной, и красная струйка бежала по ее голубой футболке. За ней, спотыкаясь, шли с испуганными и смущенными лицами Кел и Страйд, ощупью отыскивая дорогу среди берез. Брюки у Страйда были спущены, и, когда он ковылял за Келом, у него сзади наподобие хвоста болтался окровавленный черенок метлы.
Затем появился Уоррен Лич. Купер хотел отвернуться, чтобы не видеть голову Лича – красную массу, сделавшую его почти неузнаваемым. За ним следовала Ивонна – ее широкие бедра характерно покачивались при ходьбе, одной рукой она терла рот, а другой тащила двоих мальчиков, Уилла и Дагги. За ними, прямо позади мальчиков, брел Оуэн Фокс в своей расстегнутой красной куртке. А потом появилась Роз Дэниелс, вся в черном, с развевающимися косичками-дредами. Кожа на ее руках и ногах ссохлась, потрескалась и обнажила плоть, а в носу у Роз, замыкавшей танцевальное шествие, блестело кольцо. Но нет, не Дэниелс была последней. Существовала еще одна фигура, совсем расплывчатая и вся окутанная туманом, – Купер никак не мог разглядеть ее. Девятая Девственница. Еще одна, сделавшая ошибку. А затем Купер постепенно начал слышать звуки едва различимой музыки, под которую они все танцевали. И он знал, что где-то там, в сгущавшемся тумане, играл Скрипач.
Глава 35
Несмотря на обращения в газетах и по телевидению, молодого человека по имени Гэри Доусон подтолкнула обратиться в полицию его мама. Лишь второе убийство стало весомым аргументом, повлиявшим на его решимость выступить в роли свидетеля. В результате всех этих проволочек показания Гэри едва не запоздали.
– Вы знали, что мы расследуем смерть мистера Уоррена Лича? – задал ему вопрос Купер.
– Слышал. Но он же сам себя порешил, верно?
– Вы с ним работали.
– Раньше работал. И ушел. Сказал ему, что сил моих больше нет. Он вел себя просто по-скотски. Вот я ему и сказал, что, мол, не собираюсь все время мириться с этой руганью и оскорблениями. «Я-то без работы не останусь и скоро найду ее где-нибудь еще», – вот что я ему сказал.
Гэри даже в помещении не снимал свою красную шерстяную шапку. Она плотно облегала голову, и от этого его и без того оттопыренные уши казались еще больше.
– И как, нашли вы другую работу?
– Ну, пока нет. В округе ее немного.
Купер положил перед ним фотографии трех женщин.
– Вы видели кого-нибудь из этих женщин в окрестностях фермы?
Гэри немедленно ткнул в изображение Мегги Крю.
– Эту Ивонна нашла, точно? Уоррен целыми днями говорил о ней. И я видел ее фотографию в газете.
– А вы были на ферме, когда миссис Лич нашла эту женщину?
– Нет.
– Вы видели ее раньше рядом с фермой?
– Нет, рядом с фермой нет.
– Хорошо, Гэри. А что вы можете сказать о двух других?
Гэри склонил голову набок.
– Я не совсем уверен, – произнес он, – но, по-моему, вот эту я видел.
– Да?
– На фотографии она выглядит как-то по-другому, но вроде на пустоши была она. Этакая пташка на велосипеде, верно?
– Гэри, – осторожно спросил Купер, – а в какой день это было?
– В воскресенье, – ответил Гэри, – но не прошлое.
– Предыдущее?
– Да, вроде того.
– Значит, когда вы возвращались через Рингхэмскую пустошь, вы видели эту женщину?
– На велосипеде – это была она, точно. Она еще так злобно на меня глянула. Не хотела, чтобы такой, как я, ошивался поблизости. И в тот день там больше никого не было – вообще никого, кроме нее и другой женщины.
– Другой женщины?
– Ну, той, что ждала ее. – Гэри впервые заметил, с каким выражением лица Купер молча смотрит на него. – Так она же ехала на встречу, разве нет?
– На какую встречу, Гэри?
– Ну, она так глядела. Словно хотела кого-то увидеть, но не меня. Понимаете, о чем я говорю? И кстати, ту – другую – я перед этим видел. Она стояла у башни.
– Другую? Гэри? Какую другую?
– Вот эту. Ее еще Ивонна Лич нашла. Рядом с фермой я ее никогда не видел, а в тот день она стояла у башни. И было видно, что ждет кого-то. Она курила сигарету за сигаретой, словно завтра не настанет никогда.
На скотном рынке продавалось стадо телок. Рабочие сновали вокруг них, пока те проходили через ринг. Телок продавали на разведение, в молочное стадо, где они впервые повстречают быка. А бык окажется величиной с лимузин или «шевроле» и весить будет тонны две, весь покрытый двойным слоем мускулов, так что только и сможет приподняться и навалиться, не в силах двигаться по-другому. Это станет настоящим шоком для черно-белых девственниц, по чьим невинным глазам видно, что они уже подозревают, что им предстоит пережить.
С места парковки Диана Фрай хорошо видела сквозь открытые ограждения ринга, вокруг которого толпились фермеры – покупатели и продавцы, занятые своими разговорами.
– Кейт Тисдейл внутри, – сказал инспектор Хитченс. – Вон его машина.
– Когда пойдем?
– Надо все проделать как можно тише.
– Значит, будем ждать, пока закончится аукцион?
– Да. Не торопимся, внимательно наблюдаем и даем толпе разойтись. Сейчас здесь слишком много народу.
Щелкнула рация, и Фрай ответила на вызов.
– Сэр, у нас могут возникнуть проблемы, – сказала она.
– Что такое?
– Констебль Уининк докладывает, что на парковке собралась группа женщин. Человек пятнадцать-двадцать.
– И чего они хотят?
– Похоже на акцию протеста.
Проходя через больничный вестибюль, Бен Купер кивнул медсестре в регистратуре. Она улыбнулась ему в ответ – милая девушка, но так уставшая и перегруженная работой, что ей было не до светских разговоров. Если бы не ее больничная форма, она вполне могла бы сойти за сотрудницу полиции.
В палате стояло двадцать коек. Пациенты, в основном пожилые мужчины, беспокойно зашевелились, усаживаясь на кроватях в своих полосатых пижамах и не сводя глаз с неожиданного гостя: часы посещений приходились на другое время, и до следующего приема пищи заняться было почти нечем.
Сначала Купер подумал, что это, должно быть, смешанная палата, один из реликтов отечественной медицины, но потом вспомнил, к кому пришел. Страйд лежал на боку – странная фигура, слишком слабая и слишком манерная, чтобы быть среди пожилых людей как дома. Время от времени он пробегал своей бледной рукой по длинным волосам, откидывая с лица упавшую прядку.
Подойдя ближе, Купер заметил странный взгляд Страйда – рассеянный, блуждавший где-то далеко, как у человека, который слушает стереомагнитофон или аудиокассету с захватывающим триллером, вырвавшим его из реального мира. Только в этом случае не было наушников. Страйд не нуждался в искусственных приспособлениях, чтобы оторваться от реальности. И это был определенного рода талант.
– Время гостей, Саймон, – произнес он.
Молодой человек не шелохнулся.
– Меня зовут Страйд.
На тумбочке у кровати стояли бутылка с минеральной водой и стакан. Страйд, как зачарованный, наблюдал за медленным движением пузырьков к поверхности.
Он до сих пор ничего не сказал полиции – ничего полезного для следствия ни о той ночи, когда на него напали, ни о людях, которых он мог видеть на Рингхэмской пустоши. Но Купер знал, что Страйд проводил на пустоши больше времени, чем кто-либо другой. Он приходил туда даже ночью: если верить словам Кела, чтобы поговорить с Девственницами. Как и Марк Рупер, он, наверно, нередко видел такое, что было ему не полезно.
Но за рассеянным поведением Страйда скрывалось нечто большее, чем просто потеря памяти, которую, как память Мегги Крю, при правильном стимулировании можно вернуть. Однако существовали ли стимулы, способные заставить Страйда поделиться увиденным?
– Я пришел кое-что рассказать вам, – обратился к нему Купер. – В тот день на пустоши находился один молодой человек. Я имею в виду день, когда убили Дженни Уэстон. Его зовут Гэри, он работал на ферме Уоррена Лича. Затем они поссорились, и он ушел. Гэри видел, как Дженни доехала до конца тропинки, и говорит, что ехала она к Хаммондской Башне. То, что Гэри откликнулся, оказалось весьма полезным для следствия.
– Да?
– А вот вы, Саймон, не откликнулись. Вы ничего нам не сказали. Все эти разговоры о Скрипаче… В чем тут дело?
– Оставьте меня в покое.
– Этот парень, он видел Дженни Уэстон. Как вы думаете, кого еще он мог видеть?
– Я сейчас вызову медсестру. Вы плохо влияете на мое самочувствие.
– Сначала я подумал о вас. Саймон, вы были там? И ваш друг тоже там был?
Страйд по-прежнему лежал на боку, глядя прямо перед собой.
– Он много значит для вас, верно? – спросил Купер.
– Никто никогда не принимал меня таким, какой я есть. А Кел принял.
– Понятно, – сказал Купер, – и все-таки, Саймон, вы видели Дженни Уэстон?