– Ты еще не поняла? – произнес Даармархский. – Это твое наказание, девочка. Будешь препираться – сделаешь только хуже. Отойди.
– Отойди, Теа, – глухим эхом отозвался из-за спины Сарр. – Пожалуйста. Отойди.
Именно это и отрезвило.
Медленно, чувствуя странную дрожь во всем теле, я отступила. Сарр оглянулся на меня, а потом опустился на колени, и у меня потемнело перед глазами. Ноги стали слабыми, тело тяжелым, особенно когда с пальцев Даармархского сорвался огонь, впиваясь в шею моего брата пламенной вязью таэрран. На миг в памяти вспыхнула совсем другая картина: помост на площади, где мы частенько прогуливались с мамой перед сном. Залитые ослепительным дневным светом камни и многоликая толпа в противовес закатному солнцу и уютной тишине. Я поднималась по ступенькам, где на переносном троне меня уже дожидался Горрхат.
Несколько шагов, резкий тычок в спину – и я падаю к его ногам. Падаю на колени, потому что руки связаны за спиной, вывернуты до боли, и это большее, на что меня хватает. Ненавистное лицо оказывается близко, толпа ревет, а с губ Горрхата срывается шипение:
– Не захотела стать женой – будешь моей подстилкой, Теарин. Пока не надоешь…
Пламя предателя впивается в кожу, плавит дыхание, запирая бушующий внутри огонь. Я чувствую, как в груди затихают отголоски родной силы, ставшей моей сутью пять лет назад. Таэрран уже охватил шею, но с губ все равно срывается рычание, я бросаюсь вперед и впиваюсь в волосатую ладонь зубами. Кожа рвется, во рту солоно, вопль Горрхата оглашает площадь, а следом за ним – чей-то крик из толпы:
– На плаху этого урода!
За спиной поднимается шум. Пощечина обжигает щеку и выбивает искры из глаз, я падаю на спину, выплевываю кусок мяса и кожи. Кровь течет по его руке, заливая белые с золотом одежды правителя Ильерры, которые ему не принадлежат.
– Ты сгниешь заживо, дрянь! – шипит Горрхат, прижимая пострадавшую руку к груди.
Хаальварны, некогда присягавшие на верность моему отцу, утихомиривают взбесившуюся толпу, а я смотрю в бескрайнее, раскинувшееся надо мной небо.
«Когда-нибудь я вернусь, – думаю я. – Когда-нибудь ты ответишь за все, что сделал».
Это проносится перед глазами так ярко, так быстро и так остро, что, глядя на застывшего у ног Даармархского брата, я первые несколько секунд пытаюсь понять, что случилось. Пламенеющий на шее Сарра узор впивается в мое сердце, оборачиваясь вокруг него огненными лентами.
Снять таэрран может только тот, кто ее нанес. Мою – Горрхат. Сарра – дракон, что сейчас возвышается над притихшим лагерем. Я смотрю на него, и дыхание понемногу возвращается. Пусть рывками, глоточками едва остывшего от жары воздуха, плавящегося от взгляда Даармархского, но все-таки возвращается. Меня трясет, и лишь одна мысль заставляет оставаться на месте.
Сарр.
Если я сейчас что-нибудь сделаю, Сарр останется в таэрран на всю жизнь. Его огонь никогда не проснется.
Нет, я не могу этого допустить.
Поэтому, когда Даармархский смотрит на меня, покорно опускаю взгляд.
Можно запереть огонь, но погасить пламя нельзя. Пока есть воздух, пока я дышу, я буду гореть. А значит…
Ты ответишь за все, что сделал.
Бескрайняя Даармархская пустошь раскинулась на все четыре стороны Огненных земель. Разбитая только ньязирсами[8] между городами, некогда разобщенными и принадлежащими разным государствам (небольшим, как Ильерра), ныне объединенными под властью Даармархского.
Ильерра сохранила независимость из-за удаленности от основных транспортных путей (она лежит за Восточной горной грядой) и потому, что никакими особыми ресурсами не располагает. Казна государства держится на торговле тканями и зерновыми, поля которых расположены в долинах. Точнее, так было при моем отце, сейчас Горрхат поставляет на рынки украшения из драконьих клыков, кости и закаленную чешую. Ильерру сотрясают налеты, но она держится, потому что Горрхат силен. Как ни жутко это признавать, его сила действительно велика из-за крови драконов, которую он вливает себе постоянно. По огню с ним может сравниться разве что Даармархский.
Ненавижу.
Ненавижу обоих.
Запрокинув голову, привалилась к борту повозки, глядя на усыпанное звездами небо. Мы выехали той же ночью, что, по сути, разумно. Для тех, кто путешествует под землей, время не имеет значения, для тех, кто на поверхности (только иртхан с силой Даармархского способен на такое решиться), ночь – единственная возможность передвигаться в этих краях. Днем раскаленная под солнцем земля сотворит то же, что и разъяренный дракон: медленно поджарит.
– Теа. – Сарр едва касается моей руки. – Если бы я знал, чем все закончится, поступил бы так же.
Мне не хочется, но я улыбаюсь:
– Знаю.
– Если бы не Наррз… – Брат сжимает кулаки. – Чтоб его наблы сожрали!
Сарра действительно перехватил распорядитель и поднял шум, привлекая внимание хаальварнов, которых Даармархский отправил за мной.
– У них будет несварение, – говорю я.
Говорю и думаю об Эргане. Что будет, когда завтра на центральной площади он нас не дождется? Увидимся ли мы еще? Не знаю. Сейчас я просто рада, что отправила его самым первым и что его не было в лагере, когда все случилось.
Дири возится у меня на коленях, но потом снова затихает: я все-таки выкупила его у Наррза. Швырнула ему деньги в лицо и забрала звереныша, который так отчаянно стремился ко мне, что даже залез в мешок. Я тоже не хочу с ним расставаться, потому что сейчас, когда запускаю пальцы в пушистую шерстку, становится немного легче. А когда он зевает во всю виарячью пасть, обнажая мелкие клычки, которые еще будут меняться, улыбаться мне и правда хочется. Уже по-настоящему.
– Эй, – говорит брат, подается ближе и сжимает мою ладонь, – мы обязательно что-нибудь придумаем, слышишь? Я найду способ тебя освободить.
Глаза его сверкают яростью не мальчика, а мужчины. Этого я и боюсь: однажды кто-то из нас не выдержит и сорвется, и что тогда сделает Даармархский, даже подумать страшно. Таэрран на шее брата в ночи выделяется особенно ярко, и она – напоминание о моем своеволии. Чем дальше, тем больше я убеждаюсь в том, что лучшего наказания Даармархский придумать не мог. Это ошейник, который привязал меня к нему, и я пойду за ним туда, куда он позовет. Потому что в жизни Сарра обязательно будет и пламя, и свобода.
Я найду способ избавить брата от таэрран.
Пока мы вместе, все будет хорошо.
Пока мы вместе, мы стоим друг за друга, и так было всегда.
Эта странная мысль посещает меня все чаще, с каждой минутой я словно оживаю. Не могу унять волнение, нарастающее все быстрее по мере того, как мы углубляемся в пустоши. Когда я была маленькой, отец брал меня с собой несколько раз, чтобы показать мне драконов. Я влюблена в хищную мощь этих зверей, в их внутреннее пламя, которое даже в спокойном состоянии бурлит так, что передается тебе.
– Думаешь о драконах? – Сарр улыбается.
Он сидит напротив меня, и в глазах его мерцают веселые искорки.
– Да. Хочу снова их увидеть.
Справа и слева раскинулись пустоши, испещренные наростами скал. В этих краях высоких гор нет, но даже тех, что есть, – достаточно. Они узорами подрезают небо, и, несмотря на то что пока лишь скрежещут колеса и хрустит пыль под когтями виаров, я знаю, что это спокойствие обманчиво. В любую минуту свет от двух лун закроет огромная тень, а над землей прокатится рычание. Звериная суть незамедлительно рванется на этот зов, зов драконов, благодаря которым и появились первые иртханы.
Я никогда не видела отца обернувшимся, зато видела Горрхата – в день, когда он совершил оборот, чтобы подтвердить право на власть. Это была огромная черная тварь (никогда раньше ни об одном драконе я не думала так), золотое пламя которой бушевало с такой силой, что воздух раскалился в считаные секунды.
Интересно, каков Даармархский?
Сейчас он восседает на иссиня-черном дрангхатри. Выносливый зверь под ним идет ровно: два метра в холке, покрытый шерстью, напрочь лишенный чешуи, с крохотными зачатками крыльев, которые начинают трепетать, когда дрангхатри раздражен или в ярости. Выживают они исключительно за счет силы ног, острых когтей и умения цепляться даже за отвесные скалы. Их родина – высокогорье, где они обитают в не занятых драконами пещерах. Этого зверя, в отличие от виара, невозможно приручить. Попытки были, но все они заканчивались неудачно. Даже потомство удерживаемых в неволе пар отказывалось становиться домашним. Это единственные существа в мире (не считая подводных северных драконов), которых невозможно удержать приказом.
Только их желанием.
Если дрангхатри вышел к иртхану по своей воле, значит, к своим он уже не вернется, на всю жизнь останется с ним.
Поймала себя на мысли, что невольно любуюсь этим хищным зверем с сильными длинными лапами, вытянутой мордой и удивительно умными глазами, прикрытыми тонкими заслонками прозрачных век. Это еще одно их отличие от остальных и преимущество во время драки: у дрангхатри неуязвимы глаза, даже во сне они кажутся открытыми именно из-за этой необычной особенности. Глаза невероятного бирюзового цвета.
– Красивый, – кивнул Сарр.
Красивый, это правда. Но подходить к нему может только владелец, поэтому за своим дрангхатри иртханы ухаживают сами, ни прислугу, ни даже хаальварна он не примет.
– Очень, – подтвердила я.
Почувствовала пристальный взгляд Даармархского и спокойно встретила его.
– Ближайшее ущелье через четыре часа пути, – произнес он. – Там мы остановимся на день.
Значит, уже после восхода. На юге светает рано, но солнце еще не успеет раскалить землю.
В тот момент, когда я об этом подумала, по скале скользнула тень. Одна, другая, третья. Оглушительные раскаты рычания прокатились по земле, драконы взмыли ввысь, чтобы развернуться, а потом устремились к нам.
Дири рванулся и оглушительно заверещал, от прокатившейся над землей мощи перехватило дыхание. Виары забили крыльями, порываясь взлететь, но приказы хаальварнов тут же их успокоили. Повозки остановились, Даармархский спешился и быстро направился навстречу пикирующим драконам.