Гелла развернулась (как-то слишком резко, пожалуй), а Рихт кивнул:
– Пойдем, Танни.
Я пошла. На подгибающихся полусогнутых, хотя со стороны это выглядело как обычная походка. По крайней мере, очень на это надеюсь.
Только оказавшись у двери, повернулась к сотворившим из меня Теарин.
– Спасибо, – сказала искренне.
Бирек выразительно моргнул, Гелла фыркнула:
– Удачи, – бросила отрывисто и снова отвернулась, словно все происходящее ее совершенно не касалось и не под ее чутким руководством только что произошло мое невероятное преображение.
Оказавшись за дверями, я почувствовала себя еще более странно. Наверное, такое чувство бывает во сне, когда ты думаешь: «Что за чешуйня творится?» – но продолжаешь поступать так, как поступил бы на самом деле, если бы с тобой случилась такая чешуйня. Хотя кто его знает.
– Не волнуйся. – Голос Рихта выдернул меня из сюрреалистичного мыслепотока. – Если что, я буду поблизости.
– И пристрелишь меня в случае особого позора?
– На территорию съемочного городка запрещено проносить оружие.
– Какое упущение!
– И не говори.
Я фыркнула, а Рихт неожиданно остановился, и я чуть в него не влетела, но вовремя успела затормозить.
– Танни, у тебя все получится.
– Ты в этом так уверен?
– На девяносто девять процентов.
– А, то есть на один ты все-таки сомневаешься?
– Исключительно потому, что кто-то сейчас поджал хвостик.
Что-о-о?!
– Это ты вроде как про меня, да? – Я сложила руки на груди.
И тут же их опустила, в панике оглядывая сгибы локтя и запястья.
– Не переживай, эта краска так просто не стирается.
– Да уж вижу, – буркнула я, повторно рассматривая себя на предмет опасных разводов.
– А даже если и стирается, Гелла и ее команда поблизости. – Он шагнул ближе.
Аромат его парфюма, соединяющийся с образом Даармархского (что-то острое, резкое, опасное, напоминающее о зыбучих песках и черных ночах Лархарры… или Огненных земель), подействовал как удар под дых. Наверное, стоило отступить, но я не хотела, несмотря на то что всегда очень трепетно относилась к поползновениям в сторону моего личного пространства.
– Чего ты боишься, Танни?
– Того, что я не актриса? – фыркнула и подавила желание обхватить себя руками. – Не знаю. Я даже не знаю, что такое огонь. Пламя иртхана. Ты в курсе, как это работает?
– Могу только догадываться. – Рихт развел руками. – И вдохновляться записями Ильеррской.
– То есть с Гроу об этом ты никогда не говорил?
– А должен был? Я ловлю образ, как чувствую, и смею надеяться, что получается у меня неплохо.
– Неплохо?! – Я вскинула брови. – У меня такое чувство, что ты один из них.
– Ты сама это сказала. – Он хмыкнул. – Необязательно быть иртханом или иртханессой, чтобы гореть.
«Скажи это Мелоре», – подумалось мне, но вместо этого я спросила:
– Ты знал, что Гроу хочет меня на роль Теарин?
– Нет. – Рихт покачал головой. – Но сейчас я этому рад. Приятный получился сюрприз.
Да уж, сюрприз. Точнее и не скажешь.
Рихт возвышался надо мной, как Даармархский над Теарин, исходящая от него сила вливалась в меня уверенностью. Глядя на стоявшего рядом мужчину, я подумала, что будет справедливо ему об этом сказать. Сейчас.
– А знаешь, ты прав. Пойдем и сделаем это.
Он улыбнулся: жесткое лицо мгновенно преобразилось, в уголках глаз собрались лучики морщин.
– Так-то лучше, Танни Ладэ.
Ответить не успела, меня обожгло и тряхнуло с той же силой, с которой могло бы, случись мне схватиться за оголенный провод. Словно золото узора превратилось в пламя и сейчас текло по коже, по рукам, животу и груди, перекидываясь на лицо и на шею.
Шея. Что-то с ней не так.
Дурацкая мысль, когда тебе не хватает воздуха под пристальным взглядом Гроу.
– Если вы закончили, – он вскинул брови, – то прошу на съемочную площадку.
– И тебе доброго утра, Джерман. – Рихт усмехнулся.
– Утро будет добрым, когда двое претендентов на главные роли вытряхнут свои задницы из кишки коридора и займутся делом.
Не дожидаясь ответа, его драконейшество развернулся к нам пятой точкой и слинял.
– Что это с ним? – поинтересовалась я.
Риторический вопрос, понимаю.
– Не с той ноги встал?
– Ты правда знаешь его страшную тайну?
– Нет. В жизни не встречал более скрытного типа.
Мы направились следом за Гроу и вскоре оказались в сердце павильона. Там, где я впервые познакомилась со съемками, как они есть. Сейчас каждый шаг отдавался в сердце, чем ближе, тем отчетливее. Все взгляды стекались к нам, собирались и концентрировались в общем напряжении, от которого сгущался воздух. Я чувствовала его столь же остро, как самоё себя. Я то впадала в прострацию, то вспоминала разговор с Рихтом и вытаскивала хвостик, чтобы им помахать. Хвостик отзывался вяло, особенно когда вперед выступил Гайер.
– Ты действительно это сделаешь? – поинтересовался он, оказавшись лицом к лицу с Гроу. Громко. Так, чтобы слышали остальные, и они услышали. – Запорешь проект из-за собственной придури?
Ни за что не подумала бы, что так подумаю, но сейчас я была ему искренне благодарна. Все внимание мигом переключилось на них: исполнительный продюсер, источающий праведный гнев, и обманчиво расслабленный режиссер. Ключевое слово – «обманчиво», не рискнула бы я сейчас к нему подойти.
– Отвечая на твой первый вопрос – да, я это сделаю. Уже сделал. – Гроу шагнул к нему ближе. Еще немного, и у них бы случилось лобовое столкновение. Буквально. – Второй, как я понимаю, был риторический, Рон. К слову. Напомни, я делегировал тебе полномочия связываться с руководством «Хайлайн Вайнерз»?
Выражение лица Гайера стало еще более сухим. Самую малость сверх – и захрустит, как водоросли в пластинках.
– Я взял на себя обязанность сообщить…
– Что касается пропуска, – Гроу перебил его, покачиваясь с носка на пятку, как пустынник[10] перед броском, – для Танны Ладэ. Мне кажется, или я просил тебя позаботиться, чтобы он был восстановлен?
У Гайера дернулся кадык, глаза посветлели:
– Я не считаю это правильным решением, Джерман.
– Я не считаю, что ты здесь нужен, Рон.
Уголки губ Гроу дрогнули, но от этого его лицо стало еще более хищным. Исполнительный продюсер побелел от ярости:
– Ты это сейчас серьезно?
– Серьезнее некуда.
Пару минут они смотрели друг другу в глаза, после чего Гайер развернулся и стремительно направился к выходу. Его шаги еще не успели затихнуть, когда режиссер указал нам в сторону шатра.
– Особое приглашение?
Рихт нахмурился, но все же шагнул на площадку. Я последовала за ним и чуть не влетела в шлагбаум выставленной руки.
– Сегодня я смотрю, на что ты способна, – сказал Гроу. – Если мне понравится, вечером подписываем контракт. Если нет – извини.
– О’кей, – сообщила я, чувствуя, что желание душить, крошить и кусать возвращается. – Встречное предложение. Сегодня я играю Теарин и пытаюсь понять, нравится ли это мне настолько, чтобы терпеть твои закидоны. Если понравится, вечером подписываем контракт. Если нет – извини.
Отодвинула его руку и решительно направилась к шатру. Один из ассистентов ткнул мне в сторону полога, из-за которого Теарин предстояло появиться, там я и замерла.
Настолько погруженная в свои мысли, что даже отмашку Гроу прозевала.
Зато услышала щелчок и четко поставленный голос:
– «Танцующая для дракона». Сцена восьмая. Дубль первый.
Для меня отодвинули полог, и я шагнула на съемочную площадку. Оказаться под прицелами взглядов, которые десятками цепляются за тебя, и видеокамер – то еще удовольствие. Когда все освещение концентрируется на клочке, где стоишь ты, а сбоку застыли светоотражатели. В этот момент из головы у меня вылетели все мысли и все слова, которые нужно говорить.
Играющий Наррза повернулся ко мне:
– Теарин, с тобой…
– Стоп.
Гроу поднялся. Даже не глядя в ту сторону, я всей кожей чувствовала его приближение. Рихт тоже поднялся и подошел ко мне. Не знаю почему, но в эту минуту стало немного легче.
– Я не совсем понял, Паршеррд, ты здесь зачем?
Приподняв брови, режиссер внимательно посмотрел на него сверху вниз. Как он умудряется это делать, будучи на голову ниже, хороший вопрос, но Рихт не отступил.
– Джерман, это ее первый день. Надеюсь, ты это понимаешь?
– Я знаю свою работу, Рихт. Надеюсь, ты это понимаешь?
Их взгляды скрестились, но в отличие от разговора с Гайером в этом противостоянии не было подавляющего напряжения. Гроу смотрел на Рихта, а мурашки бежали почему-то у меня. Такие огненные, как виары из мультика «Чудной микромир». Нет, это точно какое-то помешательство.
– Понимаю, – сказал Рихт и не двинулся с места.
– Вот и чудесно. – Гроу сунул руки в карманы и повернулся ко мне на пятках: – В чем проблема?
Вопрос был без подковырки. Без наезда. Вообще без каких бы то ни было требовательных ноток или недовольства.
Возможно, поэтому и ответила прямо:
– Я растерялась.
– Смотри сюда. – Гроу взял меня за плечи и развернул лицом к съемочной группе. – Эта часть зала тебя вообще не должна волновать. По большому счету, когда ты выходишь оттуда, тебя не должно волновать даже падение метеорита на Зингсприд или сирена налета. Понимаешь, о чем я?
Кивнула.
Хотя понималось слабо: нормально разговаривающий Гроу, который к тому же так и не выпустил мои плечи, действовал на меня как-то странно. Разбегающееся от его пальцев тепло втекало в узор, с каждой минутой раскаляя его все сильнее. Настолько, что перехватывало дыхание и казалось, что я вот-вот полыхну костерком в ночи. То есть в павильоне.
– Этот мир остается за пределами до той минуты, пока я не скажу «стоп». Что-то упало, кто-то умер – все это остается за чертой. Все, кто тебя интересуют, находятся там. – Он наконец-то соизволил меня отпустить и указал нам за спину: – Даармархский, Наррз и шатер, в котором решается твоя судьба. Не ее. Твоя.