– А мне не плевать ли? – хмыкнула я. – Я отличный специалист и…
– Ты полная дура! – рявкнула Леона.
Так, что за моей спиной в мини-баре что-то упало. Хорошо, если не взорвалось осколками.
– Отлично, – процедила я. – А ты сестра полной дуры. Но если ты не сбавишь тон и не начнешь говорить со мной нормально, я выставлю тебя за дверь и не посмотрю, что ты первая леди.
– В первую очередь я – твоя сестра.
– Очешуеть! И когда ты об этом вспомнила? Когда увидела кастинг к Ильеррской или когда фотограмма с Гроу отозвалась чесоткой за правым ухом?!
– Ты заговариваешься, Танни. – Леона прищурилась, ноздри ее дрогнули.
– Я? Заговариваюсь?! Ага, десять раз. Сколько раз за последнее время ты обо мне вспоминала, не считая дня рождения твоей дочери?! Которую вы, между прочим, назвали Шайной Лириссой, совершенно забыв о том, что у тебя была вторая мать?!
После этих слов в номере повисла тишина. Такая, которую можно резать лазерным ножом, а еще лучше профессиональным резаком для огнеупорного стекла. Хотя не факт, что ее даже он возьмет. Лучше бы взял, даже разлетающиеся осколки не могли порезать, как этот взгляд: чужой и холодный.
– Значит, так, – сказала Леона. – Ты сейчас же собираешь вещи и возвращаешься в Мэйстон. Неустойку за тебя мы выплатим, если пожелаешь, будешь работать над спецэффектами. Удаленно, потому что дирекция «Хайлайн Вайнерз» пока не готова снова взять тебя в штат.
Потрясающе!
– Нет, – сказала я.
– Прости?
– ЭН. Е. ТЭ. По буквам говорю, могу написать, если у тебя совсем понималка отрубилась…
Звук пощечины оборвал мой голос, а тяжелая грань обручального кольца пришлась точно по припухшей губе. Больно было не по-детски, но гораздо больнее было смотреть ей в глаза.
– Сейчас я тебе популярно все объясню, Танни, – процедила она. – Когда мы работали с Джерманом Гроу, он был моей потенциальной парой.
Наверное, с тем же успехом мне можно было врезать под дых.
Ногой.
– Чего?! – хрипло переспросила я.
– Парой, – повторила Леона. – Потенциальная пара – это когда огни иртханов тянутся друг к другу, и если произойдет слияние, иртханы становятся парой. У нас не было романа, но некоторые считают иначе. Возможно, сам Гроу считает иначе. Найдутся те, кто вспомнит эту историю: например, парень, которого он вышиб из проекта. Согласна, для фильма это реклама отличная, но только для фильма.
– Ты врешь, – хотела сказать я, но получилось: «Твршь». Голос почему-то сел окончательно и отказывался подчиняться.
Вместо ответа Леона протянула мне мобильный и включила запись.
Сначала я даже ничего не поняла, только всматривалась в мельтешение в каком-то дико пафосном кабинете. До той минуты, пока не увидела вошедшего Гроу и не услышала низкий и хриплый голос. Дальнейшее слилось в какой-то странный шум, сквозь который отчетливо пробивались слова, зацикливающиеся в моей голове, как на медленной перемотке.
– Спорим, я сделаю из нее звезду, Марр?
– Спорим?
– Ага. На твою виллу в Вэстер-сайд.
– И что на кону с твоей стороны?
– Не считая карьеры? Облажаюсь – получишь мой особняк в Фэнсбери.
– То есть ты настолько в ней уверен?
– Я уверен в себе.
Я остановила запись и сунула мобильный ей в руку.
Молча.
В контракте указано, что я должна появляться с Гроу на публике. Везде. Если всплывет та старая история, фильм об Ильеррской станет популярен задолго до того, как появится на экранах. Картина, где снимается «сестричка Ладэ», у которой сейчас тоже роман с Гроу, как в свое время у старшей сестры.
Отпад.
Зашибись.
И вилла в Вэстер-сайд, если одна дура сыграет Ильеррскую.
Я сглотнула и повернулась к балкону, рядом с которым недавно, несколько часов назад замирал флайс. Перед глазами Гроу снова стоял на перилах и протягивал мне руку, а потом мы летели над Ортахарной и запивали поцелуи вином.
«Сестричка Ладэ».
«Возможно, сам Гроу считает иначе».
– Танни. – Леона потянулась к моему плечу, но я отступила. Вышло как-то резко, и бедро обожгло болью: я влетела в угловую полку.
Сама не знаю почему, внутри тоже что-то жгло.
– Собирайся, – повторила она уже совсем другим тоном.
Таким, от которого мне захотелось орать стоэтажным аронгарским и швыряться всем, что под руку попадется.
– Вон, – тихо сказала я.
– Что?! – Теперь голос Леоны напоминал шипение.
– Вон. Там. Дверь. – Я указала в сторону выхода.
К счастью, рука не дрожала, хотя сердце как-то странно колотилось, сбиваясь с ритма.
Взгляд Леоны стал металлическим. Об такой точно можно убиться.
– Не заставляй меня…
– Что? – поинтересовалась я. – Упакуешь в коробочку и отвезешь в Мэйстон? Валяй, попробуй. Только когда я распакуюсь, устрою вам такой грандиозный скандал, от которого ваша пресс-служба зажмется у стены, прикрывая мокрые брюки ладошками.
Не дожидаясь ответа, направилась к балконной двери и распахнула ее. Вдохнула и поняла, что не могу. Не могу дышать. Ортахарна смазывалась перед глазами, превращаясь в поломанный калейдоскоп. В голове было пусто – ни единой мысли. В груди – ни клочка воздуха.
За спиной яростно хлопнула дверь, а я на негнущихся ногах подошла к перилам. Вцепилась в них, чувствуя, что пальцы впаялись намертво. Я сжимала их до тех пор, пока передавленные фаланги не отозвались болью, а потом распласталась по ограждению, раскинув руки в стороны. Воздух все-таки прорвался в меня: втекал в грудь лениво, с каждым вдохом сердце все сильнее вбивалось в металл. Внизу тоже что-то мельтешило, но впервые в жизни я не хотела лезть на перила и танцевать.
Потому что точно знала: сегодня я упаду.
С утра мне вообще не хотелось выползать из номера, хотелось сидеть здесь до скончания века и жалеть себя любимую, пока жалелка не сломается. Но на эту тему в Аронгаре есть очень мудрая поговорка: «Время, потраченное на жалость к себе, сравнимо с выброшенным на ветер миллиардом». Поэтому я завязала хвостик, накрасила губы (чтобы хоть чуть-чуть прикрыть след от вчерашней встречи) и выползла в коридор. Чуть не налетела на Ленарда, который замер с поднятой рукой – стучать собирался.
– Ты чего здесь делаешь? – поинтересовалась.
– И тебе доброе утро, – хмыкнул парень. – Вообще-то я просто решил зайти, чтобы одному не спускаться. Но если ты против…
Он развернулся было, но я перехватила его за локоть:
– Ленард, я просто не выспалась.
– Чего так? – Он тут же заметно повеселел. – Ночка была интересная?
Очень. Полчаса я провисела на перилах, разглядывая Ортахарну с высоты драконьего полета, потом соскреблась и пошла в номер. Где еще часа четыре ворочалась, пытаясь прогнать идиотские мысли о том, что песня, под которую мы танцевали с Гроу, на самом деле была посвящена Леоне. Что в свое время он действительно на нее запал, поэтому так просто и легко вспомнил меня.
Действительно, почему бы нет.
Мало ли мимо него проходило девиц с разноцветными прядями? А вот сестричка Леоны Ладэ – одна-единственная.
Понимая, что надумать лишнего могу запросто, я накрылась подушкой и пообещала себе, что думать об этом не буду. Вообще. По крайней мере, пока не смогу нормально воспринимать происходящее без желания взобраться на перила и танцевать спиной к городу.
– А чего это у тебя с губой? – поинтересовался Ленард.
М-да, недокрасила, значит. Она умудрилась лопнуть и теперь болела, неприятненько так дергала даже под слоем яркой увлажняющей помады.
– А ничего, – сказала я. – Лучше скажи, с какой радости ты решил за мной зайти?
– Да просто так. – Ленард ткнул в кнопку и сделал вид, что рассматривает узор над лифтом, который под разными углами выглядел по-разному.
В общем, как-то так мы с ним на пару избежали неприятных тем.
То, что после стараний Мелоры парню не очень комфортно в съемочной группе, я уже поняла. Поэтому пообещала себе, что со своей стороны сделаю все возможное, чтобы это исправить. По крайней мере, после того заползания на скалу и танца меня уже никто не воспринимает, как сестричку Ладэ. Никто, кроме Гроу.
Мысленно дала себе пинка и привалилась к стене лифта.
Со вчерашнего вечера на меня нашло странное отупение: если раньше наши отношения с Леоной можно было назвать отчужденными, то как назвать их теперь, я не представляла вообще. И не хотела представлять, потому что… это грозило воем в стиле обделенного вяленым мясом виара и потопом, которого в моей жизни не случалось уже давно. Пусть я разучилась плакать в принципе, это не значит, что мне хочется проверять, каково это.
В холле отеля мы столкнулись с Рихтом, он беседовал с ассистентами оператора.
– Привет, ребята! – первой поздоровалась я и, когда мы обменялись приветствиями, поинтересовалась: – Обсуждаете, в каком ракурсе лучше снимать сцену номер семнадцать?
– Вообще-то, чемпионат мира по гратхэнду.
– О…
– Сборная Аронгары играет в Ферверне. В Хайрмарге, если быть точным, – заметил Рихт.
– И мы прикидывали, как туда попасть, чтобы нас не уволили, – подтвердил молодой светловолосый парень, который, по-моему, управлял камерами воздушной съемки.
Мимо нас прошли две девушки, синхронно свернувшие на Рихта шеи и улыбающиеся так, что сияющей белизной зубов могли затмить лампы дневного света.
– Потому что начнется он через пару месяцев, когда съемки будут в самом разгаре.
– О, у меня отец собирается! – воскликнул Ленард, у которого засверкали глаза.
– У меня старший брат с семьей, – вздохнул оператор. – Ради такого дела даже отпуск на месяц взял. Счастливые люди!
– А ты за кого болеешь внутри Аронгары, Харинсен?
– Я? – Ленард замялся, но потом все-таки ответил: – За «Вайт Пир».
– Серьезно?! Я тоже. А еще в Рагране команда достаточно сильная…
– Фервернцы всех сделают! – В разговор вклинился второй ассистент, с длинными волосами и пирсингом в нижней губе.
Судя по тому, с каким воодушевлением они принялись обсуждать сборные и гратхэнд, я здесь была уже лишней. Поэтому сунула руки в карманы, отошла к угловым диванчикам за перегородками и плюхнулась на один из них. На матовом стекле поблескивали узоры с неоновым покрытием, вечером они начнут светиться, и будет красиво. Наверное.