Поскольку вчера мы с Гроу возвращались через верхний холл, могу только представлять.
– Все в порядке, Танни? – Надо мной возвышался Рихт.
– Да ну.
– Ты хотела сказать ну да.
– Ну да, – запрокинула голову.
– Гроу сегодня отдельно прилетит. К началу съемок.
Да пусть хоть вообще не прилетает.
При мысли о том, что придется посмотреть ему в глаза с новыми знаниями, меня основательно перекорежило. К счастью, только внутренне, на лице ничего не отразилось. Пара мысленных оплеух окончательно привела меня в форму: в конце концов, вчера ничего не было. Только развесившая уши я и он, основательно нагрузивший их чешуей. С кем не бывает.
– Танни, тебе что-то нужно? – Из размышлений меня выдернул тонкий голосок Мирис.
Какой-то уж слишком любезный.
– Кофе?
Это вчерашний разговор ей на пользу пошел или у меня глюки?
– Нет, – покачала головой. И зачем-то добавила: – Спасибо.
Мирис растянула губы в улыбке:
– Хорошо, если что-то потребуется, я всегда рядом. Кстати, аэробас уже подан, можем лететь.
– Сейчас иду, – буркнула я. И, когда ассистентка отошла, посмотрела на Рихта: – Мне кажется или она сегодня слишком милая?
– Тебе не кажется.
Рихт протянул мне руку, я приняла ее и поднялась.
– Точно все в порядке?
– Точно, – сказала я.
Мы вместе направились к аэробасу. По пути к нам присоединился Ленард с ассистентами, которые уже вовсю спорили по поводу победителя чемпионата. Они даже сели вместе куда-то в конец, а мы с Рихтом устроились вместе, рядышком. Аэробас привычно взмыл ввысь и полетел в сторону Саолондары. Вот только теперь я при всем желании не могла смотреть в окно, потому что над ущельем маячила Лимайна, а в голове – мысли о той, кого Гроу пытался забыть.
Получается, и о парах в сценарии тоже не было. Интересно, это-то они с какой радости скрывают? Не хотят, чтобы весь мир узнал о том, что у них огни сливаются, или что? И как вообще происходит это слияние огней?
Чем больше я об этом думала, тем отчетливее понимала, что ничего не знаю о мире иртханов. Вот вообще ничего, хотя моя сестра живет в нем уже больше десяти лет.
Все, хватит с меня.
«Спорим, я сделаю из нее звезду, Марр?»
Спорим. Сделаешь.
На смену апатии пришла какая-то нездоровая злость, а еще азарт.
Я сыграю Ильеррскую. Сыграю, чего бы мне это ни стоило. Так, что у Гроу все встанет, а все остальные упадут.
Все эти драконы шоу-бизнеса и прочие драконы заодно.
Может, я и сестричка Ладэ, но после этого фильма все будут говорить: «Вы знаете, что ее сестра – первая леди?»
И когда у первой леди во время просмотра челюсть пробьет огненную ковровую дорожку и застрянет в ней, я буду уже звездой.
Звездой, до которой Гроу точно не дотянуться.
И которая ему определенно не светит.
Дверь трейлера приоткрылась, и к нам заглянула Мирис:
– Танни, я принесла тебе кофе.
Не помню, чтобы я просила.
– Это твой последний шанс взбодриться перед напряженным днем. – Ассистентка поставила стаканчик в подставке на столик справа от меня.
Гелла скрежетнула зубами, потому что та едва не задела оставленную без присмотра кисточку для растушевки.
– А в том, что день будет напряженным, можно не сомневаться, – продолжала Мирис. – Явился Гроу, и он сильно не в духе.
Если до этого я потянулась за кофе, то сейчас резко передумала. Внутри все как-то подозрительно заледенело, потом дернулось, и я зажала руки между коленями. Сидела на высоком стуле и делала вид, что интересует меня исключительно макияж, с которым Гелла почти закончила. Собственно, остались только губы, поэтому Мирис была права: шанс выпить кофе перед съемками у меня последний. Но я им не воспользуюсь, потому что внутри продолжала подрагивать глыба льда. Если представить себе подвешенный на ниточке айсберг, наверное, получится точная картина того, что я сейчас чувствовала.
Сама не знаю почему.
– То есть не в духе в том самом варианте, когда все от него разбегаются. Честно, я сюда сбежала. – Мирис хихикнула и присела на стул, который освободился: Гелла кивнула ассистентке на какую-то коробочку. – В общем, готовьтесь. Все. Танни, ты в порядке?
Что-то часто моим самочувствием все интересуются.
– Все отлично.
– Точно? Ты какая-то бледная была с утра. Не выспалась или…
– Со мной все в порядке!
Я рыкнула так, что Гелла вздернула бровь, а ее ассистентка подпрыгнула на ходу.
– Ну… хорошо, – пробормотала Мирис, явно стушевавшись. – Тогда я пойду. Если что…
– Да, я знаю. Непременно обращусь.
Гелла вздернула вторую бровь, но ничего не сказала. Между нами вообще установился холодный нейтралитет: если раньше она хотя бы изредка что-то цедила сквозь зубы, то сегодня молчала и просто делала свою работу. Отменно, надо отметить, делала, и это главное. Разбираться в ее заморочках у меня не было ни сил, ни желания, мне бы в своих разобраться. Например, с какой стати зажатые между коленями руки подрагивают и сами собой сжимаются в кулаки. И почему при одной мысли о Гроу ниточка айсберга начинает трещать.
– Так. Кофе не пьем? – Кажется, первые слова, которые Гелла произнесла, обращаясь ко мне.
Покачала головой, и одна из девушек тут же убрала стаканчик.
Спустя несколько минут с макияжем было покончено, и Теарин-Танни посмотрела на меня из зеркала совершенно дикими глазами.
Никаких мыслей о Гроу!
Мне плевать, что он там думает, он – режиссер-постановщик, я – актриса. На этом все.
Ну да, ну да.
Этот молчаливый внутренний диалог со стороны, должно быть, казался просто зависанием. По крайней мере, именно так я и залипла: вцепившись в край туалетного столика и рассматривая себя в зеркале. Чувствуя, что меня потряхивает примерно как перед выпускным тестом, от результатов которого зависит, в какой университет я смогу поступить.
Ну и бред…
Что за бред мне вообще в голову лезет?!
Додумать у меня не получилось, потому что дверь в гримерную распахнулась.
– Вышли все.
Судя по резкому голосу Гроу, ничего хорошего никому действительно не светило. Гелла едва уловимо дернула подбородком, и ассистентки направились за ней. Гуськом, как выводок виарят за мамашей, стремясь слиться со стенкой и не отсвечивать. Я развернулась и последовала за ними, но Гроу шагнул мне наперерез, запечатывая на половине для отдыха. Там стоял диванчик и кулер, а еще автомат для льда.
Очень символично.
– Ты сказал выйти всем, – заметила я.
– Кроме тебя.
– Какая несказанная честь.
Глаза его потемнели, но я не двинулась с места. Дизайнеру костюма Ильеррской минус в личное дело за отсутствие карманов (руки сунуть некуда). Поэтому я просто сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.
– Я говорил с твоей сестрой.
Да ты что?!
– И как оно? После стольких лет разлуки?
Слова вырвались сами, еще парочка волокон в ниточке лопнули.
– Никак.
– Правда? Мне казалось, ту песню назвать «никак» просто нельзя.
Шагнула в сторону, пытаясь подобраться к заветной двери, но он снова меня опередил.
– Танни.
Нет, это уже слишком. Слишком слышать свое имя. Слишком смотреть ему в глаза вот так. Зачем он вообще приперся?! Наверное, если бы не было этого «хочу провести этот вечер с тобой» и «не хочу тебя отпускать», было бы проще. Но проще не становилось, наоборот, внутренняя качка усилилась, и теперь меня шатало, как обкурившегося мореплавателя, сунувшегося в штормящее море к взбесившимся драконам. То, что дракон взбесившийся, видно было по дергающемуся зрачку. Когда зрачок меняет форму, самое верное решение: линять.
– Слушай, просто дай мне пройти.
– Ты отсюда не выйдешь, пока мы не поговорим.
– О чем? – Кулаки сжала еще сильнее. – О вилле в… чешую мне в зад, забыла, как его там? О том, как ты запал на мою сестрицу и хотел раздуть на этом пиар-кампанию?! Или о вчерашнем недосвидании с недодраконом?
Ноздри его шевельнулись, контур скул стал резким, а взгляд – как пятна прицела. Того и гляди, навылет прошьют.
– О тебе. Обо мне. О нас.
Нитка треснула, и айсберг остался висеть на волоске.
Надо мной. Над ним. Над нами.
– Обо мне я говорю только с личным психологом, извини. О тебе говорить нет ни малейшего желания. О нас звучит невыносимо пафосно. – Вдобавок к кулакам плотно сжала еще и челюсти.
– Уж как звучит, Зажигалка. – Гроу по-прежнему смотрел в упор, и от этого «в упор» меня выжимало, как белье на двухтысячных оборотах. Какой там айсберг? Еще чуть-чуть – и я сама расползусь на ниточки. – Пока еще я сам смутно понимаю, что со мной происходит рядом с тобой, но это не похоже ни на что из того, что со мной было раньше.
Ой, нет.
– Бабочки в животе? – Я приподняла брови. – От них бывает изжога.
Зрачок дернулся в вертикаль, а вместе с ним и кадык.
– Ты умеешь говорить нормально?
– Уж как говорю. – Сложила руки на груди, потому что что-то мешало дышать. – Вчера я сполна отработала условия контракта. Что-то еще?!
Зрачок стянулся в узкую линию, от него полыхнуло так, что айсберг подбросило ввысь.
– Вот, значит, как?
Я улыбнулась. Это было больно по многим причинам (в частности, потому что потянуло ранку на губе), но все-таки улыбнулась.
– Именно так.
– Ты действительно копия сестры.
Айсберг все-таки шмякнулся на землю. Точнее, на голову мне всей своей тяжестью и разлетелся впивающимися в кожу ледяными осколками. Я с силой впечатала ладони в режиссерскую грудь и шагнула к выходу, за которым было ущелье и не было его. Не было этого взгляда: хищного, резкого, злого.
Не плевать ли мне, какой у него взгляд?!
– Сегодня вечером у нас ужин. По контракту, – ударило мне в спину. – Образ согласуешь с Геллой после съемок.
Не оборачиваясь, вскинула руку с оттопыренным средним пальцем.
И шагнула под солнце в мир Теарин.
Легко сказать, сложнее сделать. До рощицы, сквозь которую мне-Теарин предстояло идти на берег, я долетела на крыльях гнева, но там у меня кончилось топливо, заряд, а заодно и все остальное. Меня по-прежнему продолжало потряхивать, правда, теперь уже от злости на себя. Сорвалась, как… малолетка! Мало того что выдала ему кучу всего, о чем стоило бы промолчать, так еще и показала свое неравнодушие.