– Что? – теперь уже переспрашиваю я.
– С вашим ребенком все в порядке, – произносит он, – а теперь позвольте мне…
Я не хочу ему ничего позволять, потому что меня трясет. Мне хочется вцепиться в постель и орать от радости, и… этого не может быть, правда? Я сплю? Или все еще брежу? Наталкиваюсь взглядом на Гроу: он поднялся из кресла, сложил руки на груди и смотрит на меня. Этот взгляд меня замораживает, как будто я застываю во времени. Сейчас это даже хорошо, потому что пока я вот так, не отрываясь, смотрю на него, врач сверяет показания датчиков на планшете и говорит:
– Все хорошо. Пожалуй, я бы рекомендовал вам…
– Свалите. – Голос Гроу врывается в несостоявшуюся рекомендацию, но он тут же поправляется: – Я хотел сказать, оставьте нас одних ради первых драконов.
Врач поджимает губы и кивает:
– Я сообщу родным о вашем состоянии.
Он выходит прежде, чем я успеваю поинтересоваться, каким родным и что именно он сообщит, а Гроу уже шагает ко мне. Это как будто снимает заморозку, потому что я выставляю руку вперед и говорю хрипло:
– Не подходи.
– Ты серьезно думаешь, что я остановлюсь? – интересуется он и садится рядом со мной на постель. Я бы могла отползти, больничная койка широкая, но тогда я потяну все датчики, и придется опять слушать верещание аппаратов. Да и потом, отползти – это очередной побег, а мне надоело бегать. – Леона здесь. Халлоран тоже. Я выставил их из палаты, чтобы остаться с тобой, чтобы быть с тобой, когда ты проснешься. Думаешь, меня остановит твое «не подходи»?
– А что тебя остановит? – спрашиваю я и складываю руки на груди.
– Ничего. – Он смотрит на меня, наверное, в самое сердце.
Я же пытаюсь на него не смотреть. То есть смотреть, но не видеть: знакомый изгиб губ, резкий подбородок, глаза, в которых и тонула и сгорала.
– Гроу, серьезно. Ты собираешься жениться на Сибрилле. Ты думаешь, что…
– Танни, серьезно, ты веришь в то, что я собираюсь жениться на Сибрилле? – Он по-прежнему смотрит мне прямо в глаза, но я не отвожу взгляд.
В общем-то выдержать мне надо совсем немного: всего-навсего этот разговор. Теперь, когда я знаю, что ребенок жив, я смогу выдержать даже десять таких разговоров. Наверное.
– СМИ были очень убедительны, – хмыкаю я.
– СМИ никогда не говорят правду.
– Прискорбно.
– Танни. – Он пытается снова взять меня за руку, но я сую их под мышки, пусть попробует достать оттуда. – В Мэйстоне, когда Леона рассказала мне про все это дерьмо, когда мы не знали, откуда еще ждать удара, я здорово испугался. Я в жизни ничего не боялся, Танни, но за тебя испугался, когда понял, что не могу тебя защитить. У нас был выбор: посадить тебя в Скай Стрим и закрыть тему съемок или… так. Я решил, что так будет лучше.
– О, – сказала я. – Ты решил. Ну, раз ты решил, значит, так действительно лучше.
Его глаза потемнели еще больше, а я все продолжала в них смотреть. Или смотреться, потому что если у меня получится долго смотреть и не чувствовать, как все внутри дрожит, значит, я больше не гроузависимая.
– Я хотел тебя защитить.
– Защитил? – Сама не ожидала, что это выйдет так язвительно. А то, что мне вдруг до одури захотелось коснуться кровоподтека на его скуле, мягко скользнуть пальцами, чтобы стереть его боль, – так это точно последствия препаратов, не иначе.
– Танни, это нечестно, – говорит он.
– Нечестно? Нечестно было говорить, что я тебе не сдалась, – я сжимаю пальцы под мышками, чтобы запереть вновь проснувшиеся чувства и воспоминания о том кошмаре, – нечестно было объявлять о помолвке с Сибриллой и лапать ее за задницу. А это – так, суровая правда жизни.
Гроу наклоняется ко мне, но я хватаю пульт вызова врача.
– Не-а, – говорю я. – Даже не думай. Ты потерял право меня хватать, когда сказал, что между нами все кончено.
Его брови сходятся, меня обжигает знакомым огнем.
– Я не откажусь от тебя, Танни.
И прежде чем я успеваю ответить, резко подается вперед и целует.
Вот это – совершенно точно нечестно, потому что мое тело помнит прикосновение этих губ и мгновенно отзывается так остро, так яростно, так болезненно-нежно, что мне стоит немалых усилий выдернуть себя из этого поцелуя до ответа.
Я отрываюсь от него резко, на миг словно теряю связь с реальностью. И с собой. Потому что другая я все еще чувствует его губы на своих, позволяя Гроу раскрывать мой рот, снова и снова делать меня своей, но другая я осталась в прошлом.
– Знаешь, – говорю я, – если бы ты мне позвонил через пару дней после того трюка и сказал, что это вообще такое было… если бы тебе хватило смелости сказать мне в лицо, что нам придется переждать опасную ситуацию в разных странах, что, может быть, мы не увидимся полгода… или год, сейчас все было бы по-другому.
Я качаю головой, закусив губу, а руки под мышками, наверное, станут моим жестом на ближайшие пару-тройку дней. Потому что телу не объяснишь, что вот это вот тело напротив трогать нельзя. Что к нему вообще нельзя приближаться, нельзя позволять себе его чувствовать так отчаянно, каждой клеточкой, стремящейся слиться с ним.
– В отличие от тебя, у меня хватает сил и совести сказать тебе в глаза, что все кончено. Все кончено, Гроу, понимаешь? Нас больше нет.
Когда я произношу эти слова, что-то внутри отзывается яростным, животным протестом. Точно такой же я вижу в его глазах, располосованных вертикальным зрачком. Помимо протеста, в них боль, отчаяние, знакомая до дрожи злость и нежелание принимать очевидное. В ту минуту, когда он снова рывком подается ко мне, я выбрасываю руку вперед. От удара в кончики пальцев слегка пружинит, и прикосновение к его груди отзывается во мне дикой странностью: желанием впиться в резкий изгиб губ новым, яростным поцелуем.
К счастью, именно в эту минуту открывается дверь.
– Л-л-леона…
Никогда не думала, что мелодичное, мягкое имя сестры можно так прорычать.
Она смотрит на меня, потом на него. На мою вытянутую руку, разделяющую нас, а потом сухо произносит:
– Я дала тебе достаточно времени, Джерман. Сейчас нам с сестрой нужно поговорить.
– Да, Джерман, – сказала я. – Тебе пора. Сибрилла не дремлет, а вам еще свадебные приглашения рассылать.
Он отвлекся на Леону, и мне вполне хватило этого секундного замешательства, чтобы с силой спихнуть Гроу с постели. Вот чего я откровенно не ожидала, так это того, что он натурально с нее слетит, почти свалится. Все-таки удержавшись на ногах и выпрямившись, Гроу посмотрел на меня так многообещающе, что я мысленно увеличила расстояние с трех метров до десяти. Пока что мысленно.
И сказала, очаровательно улыбнувшись:
– Пока! Присутствовать не обещаю, но пришлю вам подарок.
Гроу все-таки вымело из моей палаты (к явному моему облегчению), зато осталась другая проблема. То есть Леона. С ней мне тоже совершенно не хотелось говорить.
– Ты появляешься в моей жизни исключительно после того, как я побываю при смерти, – заметила я. – Наверное, я бы хотела, чтобы мы с тобой подольше не виделись.
Лицо первой леди на миг дрогнуло, но тут же снова было прикрыто маской.
– Я понимаю, что ты чувствуешь, Танни. Я это заслужила.
Она прошла в палату, хотела сесть в кресло, где сидел Гроу, но передумала.
– Индерхард Гранхарсен сбежал, – сказала она. – С его владением информационными системами мы можем искать его десятилетиями.
– Печалька, – сказала я. – Это значит, что Рону теперь со мной до конца жизни таскаться?
– Это не смешно, Танни.
– Да я и не смеюсь. Или после того, как мы с Гроу расстались, я ему больше не интересна? Нет, серьезно. Леона, вы не нашли способ, время и возможность сказать мне: Танни, у нас серьезная ситуация. Мы не готовы подвергать твою жизнь опасности, поэтому сыграй достоверно расставание с Гроу, побей посуду… ну или что там.
Леона промолчала. Она стояла рядом со мной, в двух шагах от края постели, а ощущение – что на другом конце мира.
– Что будет с Терграном? – спросила я, чтобы сменить тему.
– Смертная казнь, вероятно.
– Вероятно?! – Я села, рывком содрав с себя все датчики.
Аппаратура заверещала как ужаленный в задницу набл, и в палату тут же влетел врач.
– Эсса Ладэ… Местра Халлоран. Все в порядке?
– Все, – устало сказала Леона. – Если что-то будет нужно, мы вас позовем, хиар Вангсторн.
Хиар? В смысле у меня лечащий врач тоже иртхан?
Эта мысль испарилась, стоило двери закрыться за местным аналогом местра.
– Вы собираетесь его казнить?!
– У иртханов нет тюрем, Танни. – Она сцепила пальцы, потом расцепила. – Наше общество держится на неукоснительном соблюдении законов, а в ситуации с Терграном, помимо того, что он сотворил с тобой, у нас еще и международный скандал. Тебя нашли так быстро только благодаря Инаире дель Эртертхард, знакомой отца Гроу. Развернули ближайший спутник Лархарры, потому что Тергран отключил всю связь, по которой вас можно было найти. Тебе никто не мог дозвониться весь день, Ленарду тоже. Потом…
Она замолчала.
– Вы не можете просто его убить, – сказала я.
– Его судьбу будет решать международный суд.
– В жопу международный суд. Он свою пару потерял, ты в курсе?
– Нет. – Леона посмотрела мне в глаза. – Нет, Танни. Мы не были в курсе. Никто не был в курсе, иначе его не подпустили бы к информационным системам даже на шаг. Мы думали, что они с Трэйг Фартсен только собирались стать парой.
– Знаете… – я сложила руки на груди, – я бы вам тоже набла с два что-то сказала. Потому что вы юзаете всех по полной, а потом выбрасываете на помойку как отработанный материал. Потому что вам положить на чувства, которые кто-то испытывает. Облажался – на тебе таэрран, спятил – сдохни. Отличный подход к делу! Молодцы! Да, от проблем гораздо проще избавляться, чем их решать, правда?
– Танни…
– Танни, Танни, двадцать шесть лет я Танни. – Я вскочила с постели. – Ты знаешь, каково это – терять пару? Вот я нет, я даже не иртханесса, но когда думаю об этом, у меня мороз по коже. Так что, Леона? Ты знаешь?