Дисквалифицировать на всю оставшуюся жизнь.
– Знаешь, – говорю я, – не ошибаться, конечно, нельзя. Но намеренно делать больно близким – точно не стоит.
Я очень хорошо помню, что пережила, когда смотрела на разбитое стекло планшета, перечеркивающее его лицо.
– Потому что близких потом может не стать. – Пусть это будет мой запрещенный прием. – И не только физически. Не все можно простить, Гроу. Не все и не всегда. Поэтому мой ответ – нет. Нет, я тебя не прощаю, и нет, между нами ничего не будет. Мы расстанемся здесь, в Лархарре, и я никогда больше о тебе не вспомню. Потому что, когда я рыдала в подушку после твоих слов, когда я выдирала по частям свое сердце, чтобы вместе с ним выдрать все воспоминания о тебе, тебя рядом не было. Сейчас уже слишком поздно.
И да, это запрещенный прием дубль два и аут, но мне все равно.
Меня уже опять потряхивает от одного только взгляда в его глаза, и по коже бегут если не огненные мурашки, то что-то очень близкое. Кажется, я должна ему об этом сообщать.
– У меня вот, – говорю я и вытягиваю руку, – волосы дыбом встали. Это нормально?
– Танни…
– Я спрашиваю, – повышаю голос. – Это нормально?! Если нормально, тогда у меня все.
Пару минут он молча смотрит на меня (мне кажется, что пару минут, на самом деле это может быть две секунды или полчаса), потом разворачивается и выходит.
Я все больше понимаю Рэйнара. Все больше понимаю, почему он меня спрашивал, что я чувствую к Гроу, потому что сейчас мне хочется орать и кидаться чем-нибудь тяжелым.
Вместо этого я набираю номер Ленарда и, когда он кричит в трубку: «Танни?!», – выдыхаю последнюю дрожь и остатки жара в короткое:
– Привет.
С Ленардом вышла засада. В смысле засада вышла, когда медики попытались налепить мне усмиряющих пламя пластин. Эта разработка появилась не так давно и применялась для детишек, у которых пламя просыпалось раньше времени. Обучать их было достаточно сложно, поэтому иртханы-ученые подсуетились и придумали действующее на пламя лекарство. Это было безопасно, и на время действия препарата пламя как бы «засыпало». В больнице мне его не лепили, потому что хотели понаблюдать, а сейчас, после воздействия таких пластин, мне предстояло ходить на съемки (чтобы не объяснять людям, с чего это Танни Ладэ таращится на всех драконьими глазами). Собственно, про конфиденциальность на время изучения моего пламени Леона мне объяснила, и я даже с ней согласилась.
А вот насчет Ленарда была категорически не согласна. Правда, то, что поднять этот вопрос при Леоне забыла, поняла только сейчас. Почему-то для меня было само собой разумеющимся сказать ему все, как есть.
– Я не стану врать парню, которого собираюсь усыновить, – заявила я, перехватывая руку медика.
Иртхан слегка подвис:
– Но у нас приказ Председателя…
– Я. Не. Стану. Пользоваться. Этим. Сейчас.
Иртханы, которые прыгали вокруг меня с датчиками и анализами около часа, переглянулись. В их глазах я прочла многое, в частности, что-то вроде: «Вязать буйнопомешанную и ляпать пластинку». Вязать буйнопомешанную с таким родством было достаточно сложно и опасно, поэтому они повернулись к Гроу.
Наблодракон, который за всем этим наблюдал, изрек:
– На ночь ее вполне можно оставить без пластин. Я буду рядом.
– Но… – начал было иртхан.
– Под мою ответственность.
– Вы же знаете, что ей нельзя выходить к людям с такими глазами? – уточнил один из медиков.
– Знаю, знаю, – кивнул Гроу. – Спасибо всем и до свидания.
Медиков он чуть ли не выпнул за дверь, после чего посмотрел на меня.
– Я вас ненавижу, – сказала я. – Вас всех.
Гроу пожал плечами и ушел. В смысле вышел из комнаты, где я, абсолютно озверев, срывала с себя датчики, а он с кем-то говорил по телефону (не иначе как с Сибриллой). Пока я ругалась страшными словами под вопли «обиженной» на такое обращение аппаратуры и думала, как объяснить Ленарду, что мы увидимся завтра, в номере снова хлопнула дверь.
– Как ты уговорил свою тетушку тебя отпустить?
– Да никак. Она до сих пор орет, наверное.
У меня натурально отвисла челюсть, потому что голос Ленарда в мою картину мира не вписывался. В таком состоянии (с отвисшей челюстью и полупридушенной змеей проводного датчика в руке) он меня и застал.
– Вау! – сказал, глядя мне в глаза.
Я подняла челюсть и подперла ее руками. На всякий.
– Меня ненадолго пустили, – сказал Ленард, сунув руки в карманы и приближаясь. Кажется, он не собирался никуда бежать и уж тем более говорить, что передумал. – Вроде как я же тебя такой видеть не должен.
Я покосилась на маячившего в проеме раскрытой двери Гроу. Последний опять уткнулся в телефон и делал вид, что он диван, но, кроме него, Ленарду об этом рассказать было некому. Когда успел только?
– Садись, что ли. – Я похлопала по кровати, и парень опустился рядом со мной. – Ну, как вы тут без меня?
– Я чуть не спятил, когда обо всем узнал, – признался он. – То есть когда узнал, что тебя похитили. И потом второй раз, когда Гроу мне объяснял про пламя… Но сейчас же все в порядке, да?
Ленард опустил глаза, и о чем он там думал, мне понять было сложно.
– Сейчас почти все в порядке, – ответила я. – Но пока меня будут изучать, чтобы я не спалила полгорода ненароком.
– А ты можешь?! – живо поинтересовался он.
– Если честно, не хочу проверять.
Ленард фыркнул, но тут же снова уткнулся взглядом в колени.
– Эй. Все же в порядке? – повторила его вопрос.
– Ну… да. Наверное.
Снова повисшее молчание заставило меня в очередной раз покоситься на Гроу, но покоситься удалось только на локоть (тот торчал из-за стены, явно намекая на то, что Гроу к ней прислонился).
Я не представляла, как спросить Ленарда о том, что он чувствует. Нельзя же спрашивать в лоб – ты меня не боишься? Ты все еще хочешь, чтобы я стала твоим опекуном? Если в самом начале нашего разговора я была на сто процентов в этом уверена, то теперь пятьдесят куда-то делись. А оставшиеся пятьдесят отщелкивались в меньшую сторону по одному проценту в секунду.
– А я пустынника видела, – сказала я, чтобы хоть как-то разбавить молчание.
– Танни, ты все еще хочешь становиться моим опекуном?
Признаться, на пару секунд я зависла. А когда отвисла, внимательно посмотрела на него.
– А почему нет?
– У тебя и других проблем хватает, – сказал он. – Сначала это… то, что с тобой случилось, – ты же теперь иртханесса. А потом скоро станешь мамой, и я буду у вас единственным человеком в семье.
Ленард снова уставился себе на колени, а я отчетливо вспомнила, что чувствовала, когда узнала о Леоне. Да я до сих пор это чувствую… чувствовала, хотя она неоднократно меня защищала и прикрывала мою задницу. Я сознательно избегала их семейных посиделок и даже к племянникам относилась настороженно, потому что считала, что я там лишняя. Среди них.
Сейчас, глядя на Ленарда, я уже не была уверена в том, что действительно была лишней.
– Если честно, нашей семье очень нужен человек, – сказала я. – Нам нужен ты, Ленард.
– Зачем?
– Потому что я тебя люблю.
– Иртханы не любят людей.
– Я бы попросил такое не озвучивать, – донеслось из соседней комнаты. – Это неполиткорректно.
– Гроу, заткнись, – попросила я.
– Ты сама любезность, Танни.
Я перевела взгляд на Ленарда и протянула ему руку.
– Это все та же я, Ленард. Во мне ничего не изменилось.
Удивительно, что, говоря с ним, я одновременно говорила и с собой, и мне хотелось… в общем, странные это были чувства. С одной стороны, надавать себе по ушам за то, что все это время я сознательно отгораживалась от Леоны, с другой – сделать так, чтобы с Ленардом не произошло то же самое.
– В это сложно поверить, – сказала я. – Потому что это пламя действительно разделяет, и со стороны кажется, что мы теперь оказались в разных мирах.
– Разве это не так? – Он по-прежнему на меня не смотрел.
– Это так. И не так. Потому что еще несколько дней назад я была человеком, и я… совершенно не изменилась. Я по-прежнему люблю шарики с беконом. Бэрри. И тебя. Когда моя сестра говорила мне то же самое, я ей не верила. – Я вдруг поняла, что мне нужно сказать это вслух. – Подсознательно не верила, хотя всеми силами старалась себя убедить, что она по-прежнему моя сестра. Мы стали реже видеться и в конце концов отдалились настолько, что я даже не представляю, почему она поступает так, а не иначе. Хотя когда-то мы говорили с ней, как я сейчас говорю с тобой, Ленард. Знаешь, чего я боюсь больше всего?
Мальчик молча поднял голову.
– Боюсь, что однажды с тобой будет так же. Я не хочу тебя терять, понимаешь? Не хочу однажды проснуться и понять, что мы чужие и что между нами сотни тысяч телепортационных сборок. – Я закусила губу. – Давай договоримся, что этого не случится. И что если мне пламя ударит в голову, ты найдешь в себе силы сказать: «Эй, Танни, у тебя мозги набекрень», а не станешь от меня закрываться.
Я по-прежнему протягивала ему ладонь и ждала. Секунды собирались в минуты, и я даже не представляю, сколько этих самых минут прошло, пока он все-таки принял мою руку и ее пожал. И хотя я рассчитывала на целительные обнимашки, сейчас мне стало несоизмеримо легче.
Да, наверное, обнимашки были бы лишними.
По крайней мере, сейчас.
– Класс, – сказала я, когда мы разомкнули руки.
– Класс, – подтвердил он. Поднялся, направился было в сторону двери, но тут же обернулся. – Я очень рад, что с тобой все в порядке. Но если ты еще куда-нибудь влипнешь, Танни… – Лицо Ленард сделал очень суровое. – Я за себя не отвечаю.
От такого заявления я даже не нашлась, что сказать, а когда нашлась, дверь уже хлопнула.
– Это он вроде как сказал, что за меня волновался? – задала риторический вопрос в пустоту.
– Он сказал, что волновался, – ответила пустота голосом Гроу. – В самом начале, когда только пришел. Но ты не услышала