.
Не дожидаясь ответа, он нацепил беспроводной наушник и уселся прямо напротив меня на пол, после чего снова уставился на дисплей.
Я хотела сказать, что говорить нужно так, чтобы тебя услышали, но передумала. Взяла свой смартфон и написала Ленарду: «Спокойной ночи». Потом подумала и написала Леоне: «Я знаю, что у вас еще не вечер, но на всякий случай спокойной ночи».
Хотела написать Имери, но передумала.
С ней я лучше лицом к лицу поговорю. Что бы там ни решили Леона и Рэйнар по результатам моего исследования, ей я тоже обо всем расскажу.
Кстати, о «расскажу».
– Спасибо, – буркнула я, не поднимая головы.
– На здоровье, – донеслось от стены.
Как раз в это время в чат с Леоной упало сообщение: «Доброй ночи, Танни». От Ленарда спустя пару секунд пришло: «Разве драконы ночью спят?» – и ехидный смайлик.
«Спят», – уверенно написала я, хотя сна не было ни в одном глазу.
Отправила сообщение и полезла в архивы Ильеррской.
Глава 12
Ильерра
Ильерре потребуется много времени, чтобы возродиться, и лишь в моих силах его сократить. Я думала об этом, когда ходила по улицам города, во времена отца цветущего, а ныне разоренного, опаленного огнем. Когда смотрела в лица людей, почерневшие от горя, тревог и страха.
Горрхат уничтожил все, что мог, но кое-что он все-таки сохранил: подземелья замка были набиты сокровищами, словно он собирался прожить не одну, а сто тысяч жизней. Во времена шаманов верили, что суть человека или иртхана способна менять оболочки и переходить из жизни в жизнь, но я не была убеждена в этом. Равно как и не представляла, что делать с золотом и драгоценностями в полностью изолированном государстве.
Завалы путей разбирались, но это происходило медленно, еды едва хватало даже для замковых слуг, тем не менее все, что могли, мы бросили в город, чтобы накормить голодающих людей. В долину я ходила сама – с хаальварнами и с теми, кто не боялся вместе со мной выйти за стены. Туда, где в любой момент разозленные многолетней болью драконы могли превратить нас в головешки.
– Вам стоило принять предложение местара Даармархского, – сказал мне как-то один из советников отца.
Старик провел в подземельях все эти годы и почти полностью ослеп, я приблизила его к себе именно потому, что отец ему доверял.
– Возможно, – сказала я. – Но тогда мы получили бы не Ильерру, а далекую провинцию Даармарха. Отсюда очень удобно со временем завоевать земли, до которых он не успел дотянуться, и не уверена, что нашим соседям это понравится. Так или иначе, мы бы снова погрязли в войне.
Старик улыбнулся.
– Похоже, мне нечего делать рядом с вами, – сказал он.
Я не была в этом настолько уверена. Я вообще не была уверена ни в чем, но каждое утро для меня начиналось с того, что я одевалась удобно и шла в долину вместе с добровольцами. Только там можно было добыть еду для людей, которые по-прежнему боялись. Боялись, даже несмотря на то, что тень Горрхата уже не закрывала им солнце.
Мы возвращались к обеду с тем, что сумели набрать, пока служанки готовили обозы еды, я купалась и отдыхала, а после шла в город, чтобы лично говорить с людьми о том, что бояться нечего. Кто-то воспринимал меня настороженно, кто-то – враждебно (для простых горожан я была всего лишь сбежавшей девчонкой, бросившей их на произвол судьбы). Были и те, кто говорил об Огненном кольце – собравшихся вокруг нас с Витхаром драконах, и именно на них я больше всего рассчитывала. Именно они, простые люди, а не я, могли возродить доверие к правящему роду.
Когда я это поняла, перестала ходить в город, и у меня появилось свободное время после обеда. Время, к которому я оказалась не готова.
Второго разговора с Витхаром у нас не состоялось. Он попытался прийти ко мне на следующий день после случившегося, но я отказалась от встречи. На поправку он шел быстро: от лекаря я узнала, что повязка уже снята и что правитель Даармарха готов к обороту, но медлит. Именно в те дни мне отчаянно хотелось стать слабой. Отчаянно хотелось все бросить каждый день, каждую минуту. Поддаться искушению доверительного разговора, позволить Витхару рассказать о том, как ему было больно от потери ребенка. О том, что он хотел защитить нас, поэтому выбрал Джеавир. Эти неправильные мысли изводили меня каждый миг бодрствования, и я понимала, что чем дольше он остается рядом, тем слабее я становлюсь.
Что просто-напросто тешу себя надеждами, которым не суждено сбыться.
Поэтому одной ночью просто пришла к Бертхарду.
На следующее утро Витхар покинул Ильерру.
Бертхард все понял, но не сказал ни слова упрека. Он поддерживал меня во всем и просто был рядом, я не просила его о помощи, но его помощь всегда опережала мои просьбы. Из близлежащих городов Ильерры прибыли знатные семьи, и я вела переговоры с главами родов о том, чтобы их сыновья становились хаальварнами. Нам нужна была новая сильная армия.
Некоторые согласились, но многие отказались, и тогда Бертхард занялся вербовкой среди горожан. Вступившим в армию полагалось довольствие, в два раза превышающее обычный заработок, их семьи находились на особом положении. Несколько попыток налетов он удержал своими силами и силами хаальварнов, драконы даже не вошли в город. Каждый раз в это время, стоя на стене и глядя в полыхающее небо, я вспоминала тот день.
Вспоминала, как падал Витхар и как я бежала к нему по горящей земле. Вспоминала, как пропускала через себя потоки пламени, еще не зная, что делаю роковой выбор.
Каким он был бы, если бы я понимала, на что иду?
Что было бы, если бы я допустила наш второй разговор?
Ответа у меня не было, но такие вопросы были роскошью. Особенно сейчас, поэтому я перенесла часть государственных дел с вечера на послеобеденное время, а вечера заполнила экономическими подсчетами и дополнительными сборами продовольствия. С каждым днем за стены вместе с нами выходило все больше людей, и это не могло не радовать.
Когда прошли дожди, долина начала оживать, в нее потянулись сначала мелкие грызуны, а потом и остальные подземные звери. Прилетели несколько диких виаров, которых мы сразу забрали в замок, чтобы одомашнить. Виары были незаменимыми охотниками, бесшумными и стремительными, и именно с их помощью можно было легко выследить добычу, неуловимую для людей.
Прошло около полугода, на землях Ильерры ощутимо похолодало. Мне по-прежнему приходилось сражаться с недоверием высшей аристократии, не желающей меня принимать. Простому народу было все равно, они были счастливы уже тому, что им есть, чем кормить семьи, и что драконы больше их не тревожат. Что касается сильных родов Ильерры, до меня то и дело доносились слухи о волнениях.
Случилось то, о чем меня предупреждал Витхар: по их мнению, женщина, а особенно женщина в таэрран, не должна править. Поначалу это были лишь вспышки злословия, изредка доходящие до меня, но ближе к холодам, которые нам предстояло пережить, Бертхард вернулся с плохими новостями.
– В восточной провинции мятеж, – сообщил он. – Они отказываются поставлять нам продовольствие и требуют суверенитета. Или нового правителя.
Я знала, что все к этому идет, но сейчас оказалась совершенно к такому не готова.
– Мы легко с ними справимся, – произнес Бертхард. – Тем более сейчас, пока к ним не присоединились северные – они сомневаются.
Это был самый простой выход, но я покачала головой:
– Нет.
– Нет? Теарин, нам придется, иначе они…
– Нет.
Я не повысила голос, но Бертхард замолчал. Мы не были любовниками, даже той ночью между нами ничего не было, я просто осталась в его покоях до утра. Он был главнокомандующим армии Ильерры, а я – самопровозглашенной правительницей. Официального вступления на трон не случилось, да и когда? Не до того было.
– Мы не станем воевать со своими.
– Они станут, Теарин, – горько сказал Бертхард.
– Не станут. Если меня признают другие правители.
Клянусь, в этот момент он посмотрел на меня, как на умалишенную. Наверное, это был первый и единственный раз, когда Бертхард позволил себе сомневаться в моих словах и во мне, но я не могла его за это судить. Потому что сама не верила в то, что у нас получится.
– Мы отправим гонцов, – сказала я. – Пригласим наших соседей на коронацию. Наши пути почти восстановлены, мы заключим торговые соглашения и договоримся о взаимной поддержке. После этого… будет проще.
Проще не стало.
Мы едва успели отправить гонцов (хаальварнов, через пустоши, чтобы выиграть время), когда к самым холодам в Ильерру вернулся Сарр. С ним прибыл наместник Даармархского в сопровождении войска. И вести о том, что у Витхара родился наследник.
«У Ибри родился мальчик, но сама она не пережила роды, – лишь скупые слова в свитке говорили о той боли, которую чувствовала Мэррис. – Местар делал все, чтобы ее спасти, но он не всесилен. Она умерла быстро, сгорела в пламени, чтобы дать жизнь моему внуку. Местар был рядом с ней все это время и держал ее за руку, когда малыш появился на свет. Местар признал его своим наследником и объявил всем, что этот мальчик – будущий правитель Даармарха».
К счастью, во мне хватило сил поприветствовать брата.
К несчастью, на все остальное сил уже не хватило. Я поднялась к себе, в бывшие комнаты отца, где он проводил важные встречи и которые для этих же целей теперь использовала я, опустилась за стол и закрыла глаза.
Казалось, все это должно было остаться в прошлом: и Ибри, и Мэррис, и вся жизнь в Аринте. Казалось, должно было остаться в прошлом пламя, текущее сквозь пальцы и отзывающееся ударами крохотного сердечка. И имя, которое я подбирала тому, кто уже никогда не увидит свет. И любовь, которая никогда не достанется драконенку, который должен был назвать меня мамой.
Но нет. Оно было живо. Оно ворочалось во мне, запечатанное под пластами неотложных дел, в которые я заставляла себя погружаться день за днем, снова и снова, только чтобы об этом не думать. Послание Мэррис вскрыло эту рану, если не сказать – мое сердце. Я чувствовала, что оно истекает кровью, но не могла найти в себе силы даже пошевелиться.