Поэтому продолжала молчать, и когда Гроу швырнул телефон прямо в перегородку, отделяющую нас от водителя, и когда его поднял.
Когда мы шли к номеру, я тоже молчала.
И когда медики танцевали вокруг меня с бубнами, как древние шаманы вокруг первого иртхана, – тоже.
– Жить буду? – поинтересовалась я после того, как из меня опять выкачали кровушки и загрузили ее в анализатор, который в конце исследования запищал.
Медики мой юмор не оценили.
– Это не смешно, эсса Ладэ, – заметил врач.
– Местрель, – хмыкнула я.
– Что?
– Судя по тому, что показывает ваша штуковина, – я ткнула в анализатор, – я теперь местрель. Местрель Ладэ.
Покрутить пальцем у виска медику не позволила этика и, пожалуй, еще осознание того, чья я сестра. Он сообщил, что с пламенем у меня пока все в норме, не считая тех самых телец, которые все еще у верхней границы, а после ретировался из номера. Его помощники очень быстро собрали аппаратуру, иголки и прочую чешуйню и выкатились следом.
– Ты первая в душ, – сказал Гроу. – Я за дверью.
Помня о том, во что превратилось это его «за дверью» в прошлый раз, я собрала с собой пижамку, белье, и если бы можно было еще взять мой родной мэйстонский дутик, который по-прежнему висел у Имери в шкафу, я бы, наверное, взяла и его. Потому что в случае с Гроу и обнаженкой все сложно, тем более что внутри меня опять заворочалось хвостатое, желающее близости.
– Цыц! – рявкнула я.
И врубила душ на полную мощность.
Справедливо рассудив, что голову можно и утром помыть, когда активность у этой зверюги поменьше, а впереди маячит серьезный трудовой день, закрепила волосы наверху и быстренько сполоснулась. Так же быстренько почистила зубы, поверх пижамки на всякий случай еще накинула халат и вышла в комнату, чтобы споткнуться о Гроу.
Он натурально так сполз на пол и… спал. Прямо у стены, запрокинув голову, под падающими на лицо волосами виднелась основательно подлеченная пластинами отметина Терграна. Круги под глазами при таком освещении и без грима стали еще основательнее, а черты лица резче.
Я подавила абсолютно ненормальное желание сесть рядом и положить голову ему на плечо. Не просто положить, прижаться всем телом, чтобы дать почувствовать, что я рядом. Коснуться пальцами поврежденной скулы, погладить… или поцеловать. Мягко повторить этот след губами, стирая последние воспоминания о боли.
Это совершенно точно было ненормально, поэтому я прошла мимо и плюхнулась на диван.
Ничего плохого в том, что он спит у стены нет, правильно?
Правильно.
Сидела я, наверное, целую минуту, потом сдернула диванную подушку и отнесла ему. Осторожно приподняла голову и засунула между ней и стеной. Гроу даже не проснулся, и я решила, что так будет лучше. Если его сейчас будить и рассказывать о том, что диван для сна подходит больше, спать он уже не будет. Опять накачает себя кофе, будет курить и ходить в душ до посинения. Последнее – буквально.
Медики сказали, что с огнем у меня все в порядке, профилактические пластины на месте, так что пусть лучше спит.
Рассматривая его, я поудобнее устроилась на диване. Вот сейчас минут пять посижу – и переползу на кровать. Открыла смартфон, начала набивать сообщение Имери, но потом поняла, что если начну с ней общаться, Гроу тоже проснется. В общем, до завтра.
Это была последняя здравая мысль, которая меня посетила перед тем, как я закрыла глаза.
А проснулась от того, что все тело горит и мне нечем дышать.
Мне нечем дышать настолько, что перед глазами плавится воздух, комната начинает смазываться перед глазами. Сердце колотится с такой силой, что кажется, сейчас пробьет ребра и вылетит из груди с громким «чпок». Если бы я не лежала на диване, запрокинув голову, я бы начала заваливаться вниз. Сейчас заваливаться мне некуда, волосы и так стелятся по полу, я хочу позвать Гроу, но из груди вместо голоса вырывается сдавленное шипение. В эту минуту мне отчетливо представляется картина, когда Гроу просыпается и видит на диване горстку пепла.
Занавес.
Мне хочется повернуть голову, чтобы увидеть его, но голова просто неподъемная. В ту минуту, когда я об этом думаю, раздается какой-то шум, и лицо Гроу возникает перед глазами. Надо сказать, сейчас я гораздо более отчетливо его вижу, чем там, в пустоши, хотя чувствую себя примерно так же. Слышу, как он ругается страшными словами и параллельно срывает с меня одежду. Натурально так.
Срывать там особо нечего, и я хочу возмутиться, но возмущение вырывается коротким:
– Пс-с-с…
Ну, примерно такой звук издала бы капля на раскаленной сковородке.
– П-с-с, – вырывается из меня повторно, когда одежда Гроу следует за моей, меня притягивают к себе и несут в душ. Воздух сейчас кажется холодным, как ветра над Гельерой, а моя кожа горит огнем, поэтому я ору и пытаюсь вырваться. Ору чисто символически, потому что шипение переходит в рычание, а потом в вой, когда на нас обрушиваются ледяные струи воды.
Которые совершенно не спасают, когда ослепительная вспышка пламени заставляет зажмуриться, а дальше становится легче. Мы сплетаемся в объятиях под ледяным душем, вокруг осыпаются искры, и чувство такое, что мы оказались в самую жару после ливня в Зингсприде: дышать категорически нечем. То есть сейчас нечем дышать не потому, что я потенциальное жаркое, а потому что огонь льется сквозь меня, а вода сквозь него, и, соединяя рыжее с зеленым, заставляет стекло потрескивать.
Очень скоро и это проходит, но вода по-прежнему бьет по плечам.
Ледяная.
Преимущественно она бьет, конечно, его, потому что Гроу оплетает меня собой, но ледяной душ – это все равно сомнительное удовольствие.
– Бр… – говорю я, пытаясь вырваться.
В глазах Гроу полыхает пламя, и это пламя отдается во мне такой безудержной яростью, что я шарахаюсь назад прямо в его руках. В результате меня только перехватывают крепче, вжимая в дверцы душевой кабины: всем телом, собой, и в ответ на это внутри такой яростный звериный отклик, что стоит немалых усилий удержать себя у стекла.
Все внутри рвется к нему, желание развести бедра или попросту на него запрыгнуть (а судя по упирающейся мне в бедро твердости, он точно будет не против) становится невыносимым, и я делаю то единственное, что может меня спасти: прижимаю ладонь к значку разблокировки.
Мы вываливаемся из кабины.
Буквально.
Гроу едва успевает меня подхватить, а потом с рычанием просто перекидывает поперек плеча и тащит в спальню. Попытки его пнуть заканчиваются тем, что мои ноги перехватывают и фиксируют, после чего просто сбрасывают на постель.
– Ты чем думала, когда ложилась спать, не разбудив меня?!
Чем думала, чем думала… Поспать я хотела тебе дать! От обиды хочется пнуть его в самое то, что вот прямо сейчас желает приступить к спариванию, вместо этого я выразительно показываю ему оттопыренный средний палец.
– Ду-у-ра. – Не думала, что Гроу умеет шипеть.
Ответить ему я тоже не успеваю, потому что меня сгребают в объятия и прижимают к себе с такой силой, что уже в который раз за ночь становится нечем дышать. Прежде чем я успеваю сказать, что так он может называть Сибриллу, Гроу утыкается мне в макушку и вдыхает мой запах, отчего внутри меня что-то рвется. То ли потому, что его запах – знакомый до одури, до дрожи, тоже ударяет в меня, то ли потому, что я чувствую его дрожь всем своим телом. Всем существом.
Он реально дрожит, и я не уверена, что от холода.
Я хочу что-то сказать, но не представляю, что, и в эти секунды, которые уходят на размышления, говорит он:
– Ты сейчас чуть драконом не стала, Танни.
Че-го?!
– Ты начала оборот, – повторяет он, отстранившись и заглядывая мне в глаза. – Еще пару минут – и я ничего не смог бы сделать. Это ты понимаешь?!
Не сразу, но когда понимаю, меня начинает трясти.
Теперь меня колотит с такой силой, что зуб на зуб не попадает.
– К-как?! – выдыхаю я.
– Твое пламя не изучено! – снова рычит он. – Когда ты уже начнешь думать головой?!
Эти слова пробивают хрупкую стену защиты, которую я выстроила за последние несколько дней, в итоге я хватаю подушку и со всей дури обрушиваю ее на голову экс-режиссера.
– Ненавижу! – ору я. – Как же я тебя ненавижу!
Гроу пытается меня перехватить, получает пяткой под ребро, после чего отточенным выпадом перехватывает меня и фиксирует с разведенными руками прямо под собой. Обнаженную, раскрытую, огонь в моих глазах отражается в его и возвращается ко мне, бьет в самое сердце, в самую суть меня.
Настолько остро, что когда он рывком устремляется ко мне, я рвусь к нему. Это не поцелуй, это практически удар, когда мы врываемся друг в друга с рычанием, укус обжигает губы, и я отвечаю тем же, с той же яростной силой.
Ладонь Гроу ложится на мою ягодицу, сжимает, и… в этот миг я отчетливо вижу его ладонь на том же самом месте Сибриллы. Получается очень остро и очень не в тему, но назад я ухожу так же. Рывком.
Вместо поцелуя в меня врывается воздух, вместо близости – одиночество, я чувствую, как оно бежит по венам, и чувствую, как отчаянно рычит драконица, колотясь о клетки человеческого сознания.
Человек – это круче, чем иртхан.
Сейчас я это знаю точно.
Гроу смотрит на меня совершенно безумным взглядом, и я выставляю руку вперед.
– Все, – говорю отчетливо. В первую очередь, для себя, и только потом – для него. – Это никогда больше не повторится. А если повторится…
– А если повторится? – хрипло переспрашивает он.
Поклясться могу, сейчас ему не стоит ни малейшего труда меня завалить. Моя внутренняя драконосуть радостно подставит загривок под его зубы, а завтра утром я буду рвать простыню в клочья и собирать ее в пластиковый кулечек вместе с остатками гордости.
Гроу смотрит на меня, после чего поднимается.
– Ты говорила про смелость, Танни. Так вот, мне хватает смелости признать, что я совершил ошибку.
– Очень круто, – говорю я. – Ты прям вообще супергерой.