– Я что-то не поняла, – отпускаю одеяло и смотрю на него, – это что за ущемление по половому признаку?
– Ты первая начала, – сообщает Гроу.
Причем говорит это настолько серьезно, что я напрочь забываю, о чем вообще хотела с ним разговаривать. У меня мысли крутятся только вокруг полосочек и горошин.
– Кстати, с ним все в порядке, – говорю я. – Спасибо, что спросил.
– Я знаю, – говорит Гроу, – это было первое, о чем я спросил, когда продрал глаза после эпично-плавательных выступлений.
– И что ты спросил? – интересуюсь я.
– Как они?
Такой простой вопрос почему-то отзывается теплом во всех уголках сердца. Ну или просто во мне.
– Тебя сразу поняли? – спрашиваю я, глядя ему в глаза.
– Я уточнил.
– А у меня была… – Я хочу сказать «угроза выкидыша», но понимаю, что это совершенно точно лишнее, поэтому добавляю: – Леона.
– Была? – интересуется он. – Или жила?
Вот теперь я смеюсь, а он продолжает тереться об меня своей щетиной, когда устраивается поудобнее, и, кажется, я понимаю, что это действительно запрещенный прием.
– Значит, ты в курсе, что устроил мой кузен. – Гроу сдвигает брови.
– В курсе, – сообщаю я. – Он был слегка не в себе.
– Слегка, – повторяет Гроу, нахмурившись. – Знаешь, я тут подумал, что не хочу о нем говорить.
– А о чем хочешь?
– О ком. – Его ладонь ползет ниже и ложится мне на живот. – О тебе.
– А что обо мне говорить? – интересуюсь я.
– Ты даже не представляешь, какая ты была красивая.
– Была?!
– Когда была драконицей, – сообщает он с таким видом, как будто так и надо.
– То есть сейчас я некрасивая? – говорю я, и тут до меня доходит. – Стой! Ты видел мою драконицу?
– О да. – Он смотрит в сторону вазы с цветами, стоящими на столике у окна. – Кто придумал эту идиотскую традицию таскать в больницу цветы?
– Мне нравится. – Я пожимаю плечами.
Вторая ваза стоит на тумбочке с моей стороны, я бы даже сказала, не ваза, а ведро.
– Ладно, вернемся к моей драконице, – я чуть крепче прижимаюсь к нему, – какая она была?
– Истинная.
– То есть… как Леона?
– Леона до тебя недотягивает. Ты была покрупнее и такая отчаянная…
– Жаль, ты это не снял на видео.
– Я хотел, но у меня ребра разваливались.
– Ой! – пискнула я и попыталась отодвинуться.
Гроу только сильнее сжал руки.
– Куда?!
– Ребра, – сказала я. – Тебе совсем не больно?
– Слава современной медицине, нет, – хмыкнул он. – Хотя подозреваю, что я просто под обезболивающими.
На всякий случай я осторожно сдвинулась на постели, и в целом так тоже было удобно: голова покоилась на его плече, с такого ракурса щетина на его подбородке была видна, но меня не касалась. Зато я не удержалась, потянулась к ней пальцами и провела осторожно, едва скользя подушечками.
– Не делай так, – сказал Гроу.
– Почему это?
– Потому что здесь камеры, а я безумно давно тебя не касался. По-настоящему.
– Зато касался Сибриллы, – фыркнула я.
Плечо Гроу под моей щекой напряглось.
– Сколько раз мне нужно тебе повторить, что между нами ничего не было?
Я хотела сказать, что повторять мне не нужно, но он неожиданно отвернулся к окну. Обиделся, что ли?
– Эй, – сказала я. – Гроу, я пошутила.
Он не ответил.
– Гроу! – Я повысила голос. – Ну что ты как ребенок в самом деле?
– Я давно не ребенок, Танни, – говорит он. – И я безумно долго считал, что тебя в моей жизни больше не будет. Около месяца или вроде того. Мне казалось, что это правильно, но это был самый паршивый месяц в моей жизни. Я пытался прокручивать дни у себя в голове и вроде как себе обещал, что завтра мне станет проще. Проще не становилось. У меня было две жизни, одна – с тобой. И все остальное – без.
Я открыла рот, но поняла, что у меня в голове опять одни полоски с горошком.
Особенно когда Гроу повернулся ко мне и посмотрел в глаза. Так глубоко, что перехватило дыхание.
– Знаешь, как начинался мой день? Я просыпался и старался не думать о том, что рядом со мной нет тебя. Что запах твоих волос – это игра воображения. Я шел в душ и говорил себе, что все так и должно быть, что теперь у тебя будет новая жизнь, и, может статься, когда-нибудь я даже смогу это принять. Иногда, правда, я просыпался после снов о тебе, и было достаточно сложно объяснить своему…
– Гроу, заткнись, – попросила я. – Просто заткнись.
– Ну, ты же хотела поговорить о Сибрилле, – заметил он. – А я хочу, чтобы у тебя больше никогда не возникало такого желания. Ни о ней, ни о других, которые были до тебя. Их было много, Танни, и ты прекрасно это знаешь. У меня был свой сценарий отношений, по которому кому-то на роман отводилось чуть больше времени, кому-то чуть меньше. Но знаешь, что самое смешное? С тобой я вообще не собирался крутить роман.
Я моргаю и выразительно смотрю на него: нет, ну правда, что тут вообще скажешь?
– В клубах всегда одно и то же: алкоголь, визги девиц и взгляды, которыми провожают вплоть до самых дверей. До того как мне прилетело в голову раскрыть свое лицо, было спокойнее. Было гораздо спокойнее, никто не просил расписаться на пятом размере, выкладывая этот самый размер на стол по поводу и без, никто не рвался на кастинги при помощи пятых и остальных, никто не задалбливал виарьими взглядами, от которых уже просто блевать хотелось.
Ты была как будто из прошлой жизни: не пасовала, не прятала взгляд, смотрела в упор – как стреляла в лазерном тире. Что самое интересное, тебя в лазерном тире было представить легко, несмотря на обтягивающие аппетитную задницу джинсы и шпильки, от которых даже моделей шатает. А еще ты танцевала как пламя. Ты не двигалась, ты становилась музыкой, плещущей на танцпол.
Ты втекала в прогибы и выходила из них с такой безудержной сексуальностью, звала каждым движением так яростно, что у половины присутствующих на танцполе стояло задолго до того, как твои волосы расстелились по впитавшему неон металлу. Я смотрел на тебя и думал о том, что мне, драконы меня дери, с этим делать.
Потому что я хотел тебя в постановку.
И просто хотел.
Хотеть в постановку непрофессиональную актрису – это вроде как дурной тон. Впрочем, учитывая, что дурным тоном называли все, что я делаю, дурной тон – не хотеть тебя в постановку. Но что по-настоящему дурной тон – это хотеть младшую сестренку Ладэ. Я помнил тебя по гримерной после триумфа в Мэйстоне, как ни странно, уже тогда мне в память впечатался твой прямой взгляд. Ты смотрела, нисколько не стесняясь того, что вокруг собрались без двух минут звезды.
Ты была совсем не похожа на Леону.
В тебе не было ни капли крови иртханов, но ты напоминала вспышку на солнце.
Дотронешься – и будешь лечить волдыри на всех местах разом.
Я не привык оставлять такие вопросы незакрытыми, поэтому позвал тебя в ВИПку. Подумал, что в лучшем случае я забуду тебя через пару минут, в худшем – трахну тебя и забуду через пару минут. Мне даже в голову не приходило, чем это все закончится.
– Да, ледяной компресс ты вряд ли представлял даже в самых смелых фантазиях, – сказала я, когда ко мне вернулся дар речи.
– Да я вообще слабо представлял, во что ввязываюсь. Попытки вести себя с тобой так же, как с остальными, не увенчались успехом. Чем больше я пытался, тем сильнее меня затягивало в тебя. Я даже Ширил трахнул, чтобы избавиться от наваждения…
– Я этого не слышу, – сообщила я.
– Но это было, Танни. Я никогда не был хорошим парнем, и уж точно я не считал, что рядом с тобой мне захочется остаться надолго. Наверное, даже когда мы были с тобой в ту короткую неделю, я не до конца понимал, что на меня свалилось. Зато я очень хорошо понял, чего во мне не стало, когда решил от тебя отказаться.
– И чего же? – поинтересовалась я.
– Меня. – Он посмотрел на меня. – Мне было до чешуи, что вокруг происходит. Я жил, потому что жил, Сибрилла… ну, она с самого начала знала, что просто не будет, особенно учитывая, что мы собирались расторгнуть помолвку сразу же, как все это дерьмо закончится.
– То есть жениться на ней ты тоже не собирался? – уточнила я.
Гроу ткнулся в меня подбородком.
– Зачем я все это сейчас говорил?
– У вас же вроде намечался династический брак и все такое?
Вот теперь он развернулся ко мне лицом и поморщился.
– Танни, ты представляешь меня на посту главы Ферверна?
– Ну…
– Только честно, – он сдвинул брови, – сама посуди, какой из меня политик?
– Ты говорил, что хочешь вернуться…
– К драконам, – ответил Гроу. – Я даже всерьез думал о том, что действительно вернусь. Иногда нужно сделать что-то, чтобы понять, что дальше этого делать не нужно.
– То есть ты…
– Я собираюсь вернуться в Аронгару, Танни. Надеюсь, вместе с тобой.
Я не ответила. На это стоило что-нибудь ответить, но я не знала что. У меня с детства было очень мало заморочек по поводу чего бы то ни было, но в отношениях с Гроу их стало столько, что справиться с ними не представлялось возможным.
– Давай отложим этот вопрос на потом…
– Не давай. – Гроу внимательно на меня посмотрел. – Ты мне сказала нет, и я хочу знать, изменилось ли что-нибудь сейчас. Когда я проснулся, а ты была рядом, мне казалось, что изменилось.
– Я тебя люблю, – честно сказала я. – Но я не представляю, что с этим делать.
– Разве «я тебя люблю» не подразумевает, что с этим ничего делать не надо?
– Подразумевает. Но не совсем. – Я повернулась в его руках. – Гроу, у меня был отец, который любил маму… точнее, когда я была маленькой девочкой, мне так казалось. Он носился со мной и с Леоной, из своей маленькой зарплаты покупал нам подарки… а потом мамы не стало, и он слинял. На долгие годы, до той самой минуты, когда вернулся, чтобы поздравить меня с днем рождения, подарить подарочек, а спустя несколько дней, когда моя директриса выставила меня тупой малолетней шлюшкой, это подтвердить. Все эти годы я любила его… в смысле годы, которые были после смерти мамы и до «малолетней шлюшки». Ненавидела, знать не желала, но и любила тоже. Я представляла, что было бы, если бы он вернулся – когда была совсем маленькой, и в тот день рождения, когда он пришел поздравлять меня вместе с Леоной, я подумала, что все еще может быть по-другому, я в это поверила. Понимаешь, о чем я?