Мэйстон, Аронгара
«Привет, сестренка», – сообщение от Ленарда выбило меня из архивов.
«От братишки слышу».
«Слушай-слушай, – он присылает ржущий смайлик, – сегодня она пыталась отобрать у меня телефон, а я сказал, что все записываю. Всю ее ругань. Слышала бы ты, как она орала».
Ну, будь я на месте тетки Ленарда, я бы тоже орала. С другой стороны, будь я на ее месте, я бы интересовалась племянником и его состоянием больше, чем его банковским счетом. Глядишь, тогда бы мы с ней подружились, а так… я скоро возвращаюсь в родительскую школу, и кажется, мне предстоит очередной суд. К счастью, никоим образом не связанный с иртханами, к несчастью, связанный с Ленардом. Я думала, что у Виалии хватит мозгов не устраивать парню нервотрепку, но она заявила, что так просто не сдастся.
Заодно и о том, что я и моя правительственная семейка здорово пожалеем, что решили прибрать к рукам ее племянника.
Ларрка.
«Ты как?» – спрашиваю я.
«А ты как?»
«Сегодня гонялась за Марром, потому что он укусил Бэрри».
Бэрри мое возвращение восприняла с нереальной обидой: дулась и не подходила ко мне целых полдня. Видимо, решила, что я ее бросила. Правда, потом простила и пришла мириться первой, а мне что, жалко, что ли? Особенно учитывая, как она обо мне заботится, таскает корм (который горничные Рэйнара регулярно находят в самых неожиданных местах) и рычит на тех, кто приближается ко мне с недобрыми намерениями.
Вчера, например, обрычала девушку Рона, которая подошла ко мне по делу.
Пресс-секретарь Рэйнара – высокая темноволосая молодая женщина с глазами цвета неба, первым делом извинилась за то, что ответила на мой звонок. Потом мы с ней поболтали о пресс-конференции, в которой мне предстояло участвовать, и в процессе выяснили, что можем неплохо уживаться. Что меня несказанно радовало: все-таки избранница Рона – это избранница Рона. То, насколько она избранница, говорило помолвочное кольцо у нее на пальце (в Ферверне его не было) и ее вроде бы строгие, но лучащиеся светом глаза.
Семья Рона восприняла это достаточно прохладно из-за того, что Янира не иртханесса, и меня это здорово раздражало. В частности, то, что они отказались присутствовать на свадьбе.
Об этом мы говорили с Роном. А с Янирой – о том, как себя вести перед аудиторией.
Вся эта история с моим превращением уже давно перестала быть тайной, и сегодня мне предстояло говорить перед всей Аронгарой. А точнее, говорить на весь мир вместе с Рэйнаром. От этого у меня слегка дергался глаз и тянуло под ложечкой, зато пламя больше не прорывалось, чтобы подпалить меня и всех окружающих, каждые пять минут. Вернулся мой родной цвет глаз: как говорили медики, меня спасло обращение. Вся та колоссальная мощь, которую в меня закачали и с которой мой организм справлялся с переменным успехом, высвободилась, когда я стала драконицей.
Рыженькой, с большими крыльями и вытянутым телом (немножко генетики от пустынника), как мне потом в красках все-таки рассказал Гроу. Еще он рассказал, что никогда не видел дракона красивее, чем я, но я ему не поверила. Хотя как знать – может, дракон из меня получился лучше, чем человеческая ипостась.
Как бы там ни было, теперь я была самой что ни на есть обыкновенной иртханессой… ну ладно, не самой, скажем так, я была очень сильной истинной, с силой, которую мне предстояло изучать. Мне назначили наставника, его лично подбирал Вэйлар: один из сильнейших преподавателей Зингспридской академии. Мне предстоял ускоренный курс обучения (теория и практика), и я уже не была уверена, что правильно поступила, когда просила Нила о возможности поработать над спецэффектами.
С будущим наставником я пообщалась по видеосвязи, суровый седовласый иртхан мне в принципе понравился. Осталось теперь, чтобы он понравился моей драконице, и все будет пучком.
«Вообще-то я спрашиваю о том, как ты себя чувствуешь, – написал Ленард. – Перед выходом».
В переговорную Лаувайс, где я сидела, заглянула Янира и показала раскрытую ладонь: готовность пять минут.
«Сейчас сдохну», – честно призналась я.
«Все настолько страшно? Хочешь, я позвоню?»
«Да», – напечатала я, но отправить не успела, потому что дверь открылась снова, и в кабинет заглянул Гроу.
У меня натурально отвисла челюсть: он все еще должен был быть в Ферверне. Последние дни для нас превратились в такой колоссальный источник информации и действий, что мы едва успевали пересечься, не говоря уже о чем-то большем. Впрочем, нам это не мешало: в свободное время мы выбирались друг к другу в палаты и говорили обо всем.
Обо всем, кроме нас.
И еще кроме его родителей. Это была запретная тема, которую я предпочитала обходить стороной, и Гроу тоже молчал. Я знала, что он повидался с отцом, но ни словом не обмолвился об Инаире. Когда мы уезжали из Ферверна, он оставался решать какие-то формальности. Главой (до выборов) был назначен Ландерстерг, и по прогнозам Гроу, ему же и предстояло стать главой Ферверна.
– Папаша здорово подрастерял позиции, пока валялся в отключке, – сообщил он.
Интонация, с которой это было сказано, да и сами слова явно говорили о том, что примирение отца и сына не только не состоялось, но еще и перевалило в какую-то совершенно иную плоскость, в которой их отношения разваливались, как доспехи времен Ильеррской.
Что с этим делать, я не представляла.
Если честно, я не представляла, нужно ли вообще с этим что-то делать. И можно ли.
– Ты же был в Ферверне, – сказала я, когда обрела дар речи.
– Ты знаешь, Танни, со времен изобретения телепорта путешествовать стало намного проще. – Он шагнул ко мне.
Во мне не нашлось слов. То есть я хотела, чтобы он приехал, потому что мне было дико страшно, но ему, естественно, об этом не говорила. Я даже Леоне об этом не говорила. Никому не говорила вообще.
– Все решилось? – Я поднялась.
– А что там решать? Я вернулся в Аронгару, отец в ярости, все, как всегда.
Я снова не нашлась, что ответить, зато вспомнила о Ленарде. Стерла «Да» и написала: «Гроу приехал. Мне скоро на выход».
В мессенджер тут же упал смайлик с поднятым вверх большим пальцем и подпись: «Я уже прилип к экрану. Удачи!»
– Мне сейчас выступать перед всей Аронгарой, – сказала я.
– И не только. Это спутниковое, оно транслируется на весь мир.
– Вот умеешь ты утешить.
– Заметь, ты сейчас улыбаешься.
Я и правда улыбалась. А когда Гроу меня обнял, судорожно вздохнула.
– Представь, что выступаешь на школьном собрании.
Я ощутимо напряглась.
– Что? Неудачный пример? – Он отстранился.
– У меня глаз дергался, когда я выступала на школьных собраниях.
Гроу кивнул:
– Тогда представь, что выступаешь перед зрителями Ильеррской.
– И что это значит? Я никогда не выступала перед зрителями Ильеррской.
– Это значит, просто будь собой, Танни. И говори, что чувствуешь.
Ы.
– Танни, на выход! – В кабинет снова заглянула Янира. Кажется, ее совершенно не смутило, что рука Гроу лежит на моей талии.
Честно говоря, я не представляла, может ли эту женщину вообще что-то смутить.
– Иду, – севшим голосом сказала я и шагнула к дверям.
Гроу меня не отпустил, развернул лицом к себе.
– Представь, что говоришь со мной, – сказал еле слышно, а потом расслабил пальцы.
Это прикосновение и его голос втекли в меня теплом и уверенностью, сохраняясь все то время, что я шла по коридорам с Янирой. Когда увидела готового к выходу Рэйнара.
И когда вместе с ним шагнула на сцену, в зал, заполненный светом и репортерами.
Глава 17
Даармарх, Огненные земли
Я смотрела на него, не в силах поверить в услышанное. Тот холод, что сковал меня по рукам и ногам в Верхнем саду, сейчас добрался до самого сердца, потому что я все поняла. Мэррис сделала все, чтобы избавить Ибри от сильной соперницы. Она считала, что Витхар рано или поздно выберет себе жену с сильным пламенем, а место фаворитки, увы, было только одно. Когда Ибри умерла, все, что у нее осталось – внук. По ее мнению, для него я тоже была угрозой, поэтому она написала письмо, которое мне должны были передать. Она достаточно меня изучила, чтобы понять, что боль я всегда переживаю в себе и никому не скажу ни слова.
Вот тут она ошиблась.
Я рассказала Бертхарду. Бертхарду, который принял мою ярость и боль на себя. Который вытащил меня из самой ужасной тьмы, накрывшей с головой.
– Мэррис! – прорычал Витхар.
Ноздри его раскрылись, выдавая ярость, опалившую меня знакомым огнем. Он прошел мимо меня и рванул дверь с такой силой, что она чудом не слетела с петель.
– Мэррис ко мне. Немедленно. – Его голос отразился от сводов анфилады, резкий удар оборвал мечущееся по дворцу эхо.
Он шагнул ко мне, взял за плечи, встряхнул.
– Теарин!
Я подняла на него глаза. Скользнула по груди, по знакомому шраму в вырезе туники. По резкому подбородку, по губам, которые еще совсем недавно касались моих.
Мое наваждение. Он – мое наваждение.
– Мэррис сказала, что Янгеррд и Хеллирия не знали о том, что я была беременна, но это не так, – произнесла я. – Янгеррд слушал меня через камень, который был в его медальоне. Они знали, что ты пойдешь за ребенком, не так ли?
– Не так, Теарин, – он смотрел мне в глаза, – это не так. Я пришел за тобой.
И оставил меня на долгие семь лет.
Эти семь лет я жила в пустоте, несмотря на то что вокруг меня проходила жизнь. Жизнь, с которой я не справлялась, потому что во мне ее не было, я заморозила ее в себе вместе с чувствами, которые могли меня уничтожить.
Я ехала к нему, представляя сотни вариантов нашего разговора, но ни один из них не был таким. Ни один из них не поднимал со дна столько боли, которая тлела, как запертое под таэрран пламя.
– Мне жаль, Витхар, – тихо сказала я. – Мне очень жаль.
Глядя в мои глаза, он, кажется, понял все.