– Наверное, если бы я больше любил Хелли, этого не случилось бы, – как-то произнес он.
В то утро мы сидели в беседке в «Сердце Аринты», и от аромата цветов кружилась голова. Хотя, возможно, она кружилась от чего-то еще, я пока не поняла своих чувств. Я училась узнавать его заново и училась жить со своим прошлым.
– Ты не виноват, – сказала я. – Мы все делаем свой выбор сами.
– Виноват. Когда родители умерли, она была ребенком. Я был ей нужен. Она осталась совсем одна. Безо всех, кто был ей дорог, наше окружение полностью поменялось. Единственный, кто был с ней рядом, – я. Но я занимался выстраиванием мощи Даармарха, а не сестрой, которой нужно было ничтожно мало. Всего лишь мое внимание.
Я вспомнила ненавидящий взгляд Хеллирии, ее яростное: «Он тебя любит!»
И его признание о том, что он исключил из своей жизни все слабости, которые могли его уничтожить.
– Ты сделал все, что мог. Ты подарил ей жизнь. И жизнь без оков.
– Ты сделала то же для Сарра, но ваши отношения совершенно иные.
Мне нечего было на это возразить. Кроме одного:
– Ты сам сказал, что над временем ты не властен. Но ты можешь сделать все по-другому сейчас.
Он пристально на меня посмотрел.
– С Гаяром. Ты нужен ему. Сейчас.
Мэррис спасти не удалось: она разбилась о камни сразу же, что касается сына Витхара, мы пересеклись всего один раз. Он приходил поблагодарить меня за спасение, но в его погасших глазах не было ничего, кроме пустоты. Я не могла его за это винить – предательство самого близкого человека всегда ужасно, вдвойне ужаснее, если ты ребенок и любишь всем сердцем. В том, что он любил Мэррис, сомнений не оставалось, я слышала его счастливый смех перед тем, как она сбросила и его и себя в пропасть.
Она оставила письмо, в котором говорила, что не готова обречь внука на мучения рядом со мной и что лучше заберет его сама, чем позволит мне над ним издеваться. Возможно, Мэррис повредилась рассудком, а может быть, и впрямь всегда считала меня злом, разрушившим жизнь ее дочери, а теперь явившимся за внуком. Как бы там ни было, Гаяр остался один, и хотя Витхар сказал, что это было желание мальчика – прийти ко мне и поблагодарить, я даже представить себе не могла, что он сейчас чувствует.
Погруженная в собственные мысли, я даже не заметила, что Витхар долго молчал. В себя пришла только от его голоса:
– Ты права.
Вот это прозвучало совсем неожиданно.
– Витхар Даармархский признает мою правоту, – хмыкнула я. – Наверное, завтра Аринта замерзнет.
– Сегодня, – усмехнулся он. – Ну а если серьезно, ты впрямь считаешь, что я никогда не думал над твоими словами? Над тем, что ты говорила мне раньше?
– Не знаю. – Я пожала плечами. – Мне ты этого не говорил.
– Сейчас я говорю тебе все, – серьезно сказал Витхар.
– Знаю, – так же серьезно ответила я.
И, возможно, слишком отвлеклась на игру ветра в листве, потому что движение рядом уловила не сразу. Когда уловила, было уже слишком поздно: меня подхватили со скамейки, смахнув несколько подушечек, и усадили к себе на колени. Возмутиться я не успела, потому что Витхар перехватил меня за руки и прижал к себе.
– Я больше не могу скрывать от всех, что ты моя.
В ответ на такое заявление я только моргнула.
– Знаю, что ты сейчас подумала…
– Если бы знали, местар, не стали бы меня хватать! – все-таки выдохнула возмущенно. Правда, возмущение было, скорее, именно из-за того, что это получилось так неожиданно: не думаю, что кто-то во дворце еще тешил себя мыслью о том, что Витхар Даармархский рядом со мной исключительно потому, что пламя ценного политического союзника нестабильно.
– Знаю-знаю, – подтвердил он. – Поэтому держу крепко. Знаешь, я хотел это сделать, украсив цветами комнату… на закате на центральном балконе или на побережье, но потом вспомнил, что мои романтические порывы далеки от твоих представлений о них.
– Сделать – что? – уточнила я. – Посадить меня на колени и заявить о том, что я твоя?
Вместо ответа Витхар осторожно коснулся пальцами моего подбородка, разворачивая лицом к себе.
– Это, – сказал он, отпуская меня и раскрывая вторую ладонь.
На ладони лежало кольцо, изящное маленькое колечко, в котором огнем горел рдяный камень.
– Я носил его с собой с того дня, как ты пришла в себя. С той минуты, как ты не сказала ни да ни нет. Мне все время казалось, что слишком рано, но сейчас мне кажется, что уже слишком поздно. Ты выйдешь за меня, Теарин?
Я моргнула еще раз.
Да, что ни говори, а с романтикой у Витхара всегда были проблемы.
– Знаешь, – сказала я, осторожно загибая его пальцы. – Давай будем считать, что этого не было…
Рука под моими пальцами стала просто каменной, а глаза потемнели. До той глубины, которая еще не ярость, но уже не воспоминания. Как назвать это состояние, я не знала, но сейчас оно отозвалось в моем сердце холодом.
– Меня вполне устроит закат на побережье, – продолжила я. – Видишь ли, я очень хочу выглядеть хотя бы чуточку не такой растрепанной, когда ты наденешь мне на палец кольцо.
Взгляд Витхара потемнел еще сильнее, ноздри раздулись.
– Когда-нибудь ты меня доведешь, Теарин, – прорычал он.
Я приподняла брови.
– И ты не растрепанная.
– Разве? Учитывая, что ты утащил меня сюда задолго до завтрака и я едва успела причесаться?
– Я хотел успеть к рассвету, но ты слишком сладко спала.
Я пожала плечами.
– Со мной всегда так, местар. Привыкайте.
– Привыкаю, – неожиданно очень серьезно произнес он. – К тому, что ты со мной… к тому, что я могу каждую минуту тебя коснуться. Дышать тобой.
В подтверждение своих слов он привлек меня к себе, коснувшись подбородком волос, глубоко и судорожно вздохнул.
– И к тому, что ты больше от меня не бежишь, – выдохнул хрипло. – К этому особенно.
– Набегалась уже, – насмешливо ответила я, а потом подняла голову и попросила: – Поцелуйте меня, местар.
Кажется, я впервые его о чем-то просила… так. И та темнота, которая сейчас отразилась в его глазах, тоже имела особый оттенок. Густой, как цвет самой глубокой ночи со вкусом тысячи поцелуев.
Первый из которых случился сейчас.
– Ты прекрасна, сестра, – произнес Сарр.
Мы смотрели друг другу в глаза, я же лишь чувствовала, как отчаянно колотится мое сердце. Мне не хватало воздуха, чтобы дышать, и не хватало слов, чтобы передать, что я еще сейчас чувствовала. Как оказалось, у счастья гораздо больше оттенков, чем у любого самого сильного горя. Оттенков, которые просто невозможно описать словами.
– Теарин? – мягко позвал брат, и я разомкнула губы:
– Мне страшно.
– Страшно?
– Страшно, потому что нельзя быть настолько счастливой.
Нахмурившийся было брат рассмеялся:
– Умеешь ты напугать. А я уж собрался на мужской разговор с Витхаром.
Я шутливо ткнула его в плечо.
– Не позволю двум моим самым любимым мужчинам устраивать мужские разговоры.
– Какие же нам тогда устраивать? – Сарр приподнял брови. – Женские, что ли?
Я не выдержала и рассмеялась. Напряжение не стало меньше, разве что чуточку отпустило, а брат уже заключил мое лицо в ладони и коснулся лбом моего лба.
– Все будет хорошо. Я никогда не видел тебя настолько счастливой.
Если бы я в это верила. Мне каждое мгновение, каждую минуту казалось, что что-то случится, что я оступлюсь или оступится Витхар, но… мы вместе шагали по тонкой грани совершенно новых и незнакомых для меня чувств и жизни. В этой жизни каждый день начинался с улыбки и тепла в груди. С огонька на ладонях, когда мы вместе с Гаяром учились справляться с пламенем. Последствия таэрран оказались непростыми, поначалу огонь отказывался мне подчиняться, словно я была несмышленым ребенком, впервые его открывшим. Витхар учил нас сам, и я была искренне счастлива, что однажды он предложил объединить занятия с его сыном. Только на этих занятиях Гаяр оживал, поначалу относясь ко мне настороженно, но впоследствии открываясь все больше и больше. Я видела, что Витхар для него значит, и видела, что он значит для Витхара, и великий местар рядом с нами тоже учился.
Показывать свои чувства.
У меня были личные покои, в которых Витхар не появлялся. Но неизменно встречал меня утром, чтобы предложить присоединиться к нему за завтраком. Разумеется, я соглашалась, и мы заново узнавали друг друга. Каждый день, каждую минуту, каждое мгновение. Когда мы определялись с днем свадьбы, Витхар настаивал на том, чтобы она состоялась как можно скорее, я же сказала, что хочу видеть среди гостей Сарра и Лирхэн. В итоге приглашение на свадьбу оказалось в Ильерре гораздо раньше, чем отправленные с гонцом новости: в один прекрасный вечер этот… дракон заявил, что не готов ждать целый год, обернулся и улетел.
А ближе к вечеру следующего дня вернулся, чтобы сказать, что заручился согласием Сарра на нашу свадьбу. И что, если я не возражаю, состоится она через месяц.
Я не возражала.
Я не ходила, а летала – от завтрака к обеду, от обеда к ужину и долгим прогулкам по побережью. Мы спускались с той стороны, куда в свое время причалил корабль, и просто бродили по берегу. Под шум волн, вспарывающих темноту лезвием пены, под шорох песка, убегающего в океан. В такие минуты мне даже не нужно было слов, все слова казались просто-напросто лишними. Достаточно было коротких взглядов, прикосновения руки к руке, сильной ладони, сжимающей мои пальцы.
И поцелуев, от которых сердце срывалось на ритм барабанов, а пламя вспыхивало в груди, грозя вот-вот прорваться огненным ураганом. В такие моменты Витхар сразу же отстранялся, цепляя кончиками пальцев мои скулы. В темнеющих глазах, уже перечеркнутых иглами раскрывающихся в вертикаль зрачков, я читала отражение своих чувств, но он сразу сказал, что не прикоснется ко мне.
До свадьбы.
– Ты станешь моей женой, Теарин, – пообещал он, или, вернее сказать, прорычал. – И в ту же ночь ты станешь моей. Безраздельно.