И потому что, как бы я ни храбрилась, дорогу до академии в Райгенсфорде я предпочла бы проделать с ним. Я не представляла, как буду прощаться с Терграном.
– Привет, – сказала я, когда Рон подошел ко мне.
Сколько мы с ним не виделись? Месяца два, когда Леона уже окончательно отозвала вальцгардов? А кажется, целую вечность. Он шагнул ко мне, и я его обняла. Он меня тоже: очень осторожно в ответ на мои достаточно порывистые хваталки. Хотя осторожно – это была вполне нормальная мужская реакция на мой выдающийся живот.
– Танни. – Рон улыбнулся, отстраняясь. – Какая ты стала…
– Какая? – спросила я.
– Цветущая.
– То есть до этого я была вялая?
– Беру свои слова назад, – хмыкнул он, – ты ничуть не изменилась.
– Так уже лучше, братишка, – заметила я, а потом кивнула на флайс. – Полетели? А то я могу передумать.
– Не передумаешь. Танни, которую я знаю, точно не передумает.
Я глубоко вздохнула.
– Все будет хорошо. – Рон сжал мою руку, а у меня на глаза навернулись слезы.
К слезам я привыкла, они меня, конечно, уже слегка достали, но сейчас…
Я нырнула под поднявшуюся дверцу и осторожно пристегнула ремень. Да, инстинкт самосохранения у меня возрос до таких масштабов, что временами самой становилось страшно.
– Рассказывай, – произнес Рон, когда флайс взмыл ввысь и поднялся на верхнюю аэромагистраль, по которой передвигаться можно было только по спецпропускам или за огромные налоги, которые позволить себе мог, скажем так, далеко не каждый. Возглавлять Службу безопасности Рэйнара не только престижно, но еще и полезно.
– Да нечего там особо рассказывать. – Я посмотрела на удаляющийся дом. Чувство было такое, словно я снова оставляю за спиной частичку чего-то дорогого сердцу, и так было всякий раз, когда я оказывалась на Четвертом острове в нашей с Леоной первой нормальной квартире. – Я снялась…
– Кстати, о съемках. Когда премьера?
– Ставили на осень, перенесли на зиму.
– Делать им нечего.
– Точно, – сказала я.
Я была рада, что отделалась от Гайера, хотя прощаться с ребятами было невыносимо грустно. Впрочем, почему прощаться? С Геллой и Биреком мы до сих пор отлично общаемся, у мужа Геллы в самом конце съемок неожиданно пошла положительная динамика, и ему назначали восстановительные процедуры, какую-то безумно дорогую и ультрасовременную методику, которая, возможно, поставит его на ноги. Она по этому поводу весь последний месяц ходила с горящими глазами, я бы даже сказала, не ходила, а летала.
С остальными мы переписываемся и даже создали общий чат под названием «Безумные дни в Даармархе». Договорились, что будем встречаться не реже, чем раз в год. В этом чате, разумеется, не все, но основная команда – почти вся. За исключением Паршеррда. Витхар из него получился классный, а вот в остальном у нас не сложилось.
– Скучаю по ребятам, – призналась я.
– Я тоже по ним скучаю, – ответил Рон.
Я легонько ткнула его в плечо.
– Не вопрос. Возьму тебя с собой на общую встречу. Ты тоже часть команды, если не сказать больше.
Учитывая, что вальцгарды от меня не отходили на съемках (достаточно долгое время), к ним уже действительно привыкли как к части съемочной группы. Они даже соглашение о неразглашении подписывали, хотя представить себе Рона, разглашающего подробности съемок Ильеррской, мне было сложно.
– Буду рад, – хмыкнул он. – Такое чувство, что целая эпоха уходит.
– Да, я как будто вторую жизнь прожила, – призналась.
Теарин настолько стала моей сутью, что первые дни после окончания съемок я ходила как тюкнутая арматурой по голове, и мне все время чего-то не хватало. Хотя почему же чего-то? Ее.
Ее жизни. Ее силы.
Не знаю, смогла бы я справиться со всем, что на меня свалилось, если бы не она.
– Я немного не об этом. – Рон улыбнулся.
– Нет?
– Нет. Я сейчас возглавляю Службу безопасности и вижу, что творится. Мир меняется, Танни. Мы меняемся. Вероятно, совсем скоро случится то, о чем ты говорила.
Я вопросительно взглянула на него.
– Если мы все-таки пробьем отключение щитов, все станет по-другому. Люди. Иртханы. Мы давно уже гораздо ближе друг к другу, чем кажется.
– В нас больше звериного, – сказала я.
– В нас больше человеческого, – сказал Рон. – И ты яркий тому пример.
Я задумчиво посмотрела в окно. Возможно, человеческого во мне действительно было много, но звериная суть… я никак не могла описать то, что временами со мной творится. Хищные инстинкты брали верх тогда, когда я этого меньше всего ожидала. Например, когда меня достаточно грубо толкнули в супермаркете, драконица (очевидно, заботясь о подрастающем внутри поколении) взвилась так, что я чуть не оттяпала голову парню, который это сделал. Очевидно, решившему, что маленькая хрупкая девушка не способна дать отпор. Когда у маленькой хрупкой девушки загорелись глаза (буквально), он шустро извинился и сбежал, забыв наполовину нагруженную аэротележку.
– Ну да, – сказала я. – Наверное.
Рон бросил на меня серьезный взгляд.
– Все будет хорошо, Танни.
– Ты это уже говорил.
– И повторю снова.
– Я все равно не представляю, как это, – сказала я, сложив руки на коленях. – Как это, когда становишься драконом и не можешь вернуться обратно? То есть…
– Сознание отключается, – произнес Рон. – Я тоже не представляю, каково это, – еще десять лет назад мы считали, что оборот современного иртхана в принципе невозможен, что все это осталось в далеком прошлом времен первой силы. Но…
– Он же не возвращается? – спросила я. – Тергран. Который человек… то есть иртхан. Он не бьется там, запертый внутри, правда? Пытаясь вернуться в наш мир человеком?
– Нет. – Рон покачал головой. – Нет, Танни, это исключено. Ресурсов пламени дракона спокойно хватит на оборот, здесь дело именно в сознании. Его звериная суть вытеснила сознание человека, он не помнит себя. Он считает, что рожден драконом.
– А ее? – тихо спросила я. – Ее, которую потерял, он помнит?
– Разве что на уровне пламени.
Я глубоко вздохнула.
– Танни, Рэйнар действительно сделал все возможное и невозможное. Поверь мне, я неоднократно при этом присутствовал. Он пытался вытащить его сознание всеми доступными методами. Начиная с того дня, как мы впервые провели его через грузовой терминал телепорта, и заканчивая последними месяцами.
– Я знаю, – сказала я.
Леона рассказывала мне обо всем. О том, что Рэйнар пытался позвать Терграна, о том, что он старался спровоцировать его через воспоминание о потерянной паре. Тщетно.
Академия в Райгенсфорде располагалась на отдельном острове, и когда мы пошли на снижение, помимо отдельных построек, я взглядом зацепила полигон, где тренировались вальцгарды. Рэйнар принял решение держать Терграна здесь, потому что в Райгенсфорде уже находили приют драконы, пострадавшие от рук браконьеров, и, кажется, драконица, которая потеряла пару. Леона давно рассказывала мне об этом, но сейчас память отказывалась воскрешать детали.
Память вообще отказывалась вытаскивать на свет что-либо, не имеющее прямого отношения к Терграну, зато наше знакомство я вспоминала с самого начала. С той минуты, когда впервые увидела приставленного к Леоне вальцгарда, а после тащила его с Марром к флайсу тяжелораненого.
– Танни. – Рон сжал мою руку, когда мы пошли на снижение.
– Все отлично, – сказала я.
Нас встречали: Леона и, кажется, заместитель ректора. Мне его заочно представили.
– Рэйнар на полигоне, – сказала она. – С ним.
– Здесь поле, нейтрализующее воздействие щитов над городом, – произнес заместитель ректора, – поэтому на территории Райгенсфорда драконам не угрожает воздействие защиты.
Я кивнула. Вообще с того момента, как я ступила на землю, меня накрыло странной, пугающей заморозкой. Драконица внутри подозрительно притихла, иртханенок тоже, только гулко билось сердце в груди. К нему я и прислушивалась, пока мы спускались на подземную скоростную дорогу (академический транспорт, который используется, чтобы не тревожить живущих на территории Райгенсфорда драконов), прислушивалась, когда мы поднимались на полигон.
Стоило нам остановиться у защитного силового поля, протянувшегося вдоль стен, я замерла. Чувства драконов хлынули на меня потоком, мощное пламя, несколько огней… но сильнее всего хлынули чувства одного дракона.
– Щит, – скомандовала Леона, и разделяющий нас барьер исчез.
Я шагнула к Рэйнару, замершему напротив огромного зверя.
Красного, чешуя на осеннем солнце горела огнем. Стоило мне ступить на полигон, огромные ноздри раскрылись: дракон втянул воздух и медленно повернулся ко мне.
– Руку, Танни. – Рэйнар тоже на меня посмотрел. – Протяни ему руку.
Я протянула, и Тергран, то есть дракон, пригнулся. Медленно потянулся к пальцам огромной мордой, к огню – пламенем. Наше пламя столкнулось, я почувствовала этот удар, как могла бы почувствовать столкновение, если бы Тергран на меня налетел.
Он замер.
И я тоже.
Мы не смотрели друг другу в глаза: у зверей это означает угрозу, я скользила взглядом по огненной чешуе, перебирая в памяти воспоминания о том, кого я когда-то знала.
– Нам нужно его отпустить, – произнес Рэйнар. – Он здесь живет, и ему хорошо, но он здесь угаснет.
– Но он же не уходит, – сказала я, на миг утонув в зрачках, раскрывшихся в огромных янтарных колодцах.
– Потому что ему некуда идти. И так будет всегда, пока он не сольется со своим миром.
– Его мир – это мы.
– Нет, Танни. Уже нет.
– Разве? – спросила я. – Ты сам сказал, ему некуда идти. Зачем ему куда-то идти?
Рэйнар сдвинул брови.
– Танни…
– Тергран, – шепотом позвала я.
– Танни, ни шага ближе, – предупредил Рэйнар.
– Тергран. – Я запрокинула голову.
Зверь снова втянул носом воздух, раскрывая грудь во всю мощь легких. Я почувствовала зарождающееся рычание, низкое и глухое, а потом раскаленный нос коснулся моих пальцев.