Джейн открыла глаза и тут же увидела Питера, озаренного пламенем камина. Улыбнувшись, она едва не протянула к нему руки, но Питер заговорил, и ей ничего не оставалось, как вернуться в реальность.
— Пенелопа вот-вот начнет жеребиться, — произнес он хриплым голосом. — Я знал, что вы ни за что не решитесь пропустить это.
Джейн, отбросив одеяло, стремительно выбралась из постели. Она напрочь забыла, что на ней нет ничего, кроме тонкой ночной рубашки. Единственно, о чем она могла сейчас думать, — о своей любимой кобыле. Она бросилась к двери, но Питер удержал ее, ухватив за талию — совсем как в детстве, когда оба они были еще маленькими и невинными.
— На улице холодно, — заметил он. — Одевайтесь, а я пока подожду за дверью.
— Нет! Возвращайся к Пенелопе. Я сейчас приду. — В нетерпении она рванула пуговицы, поднимавшиеся к самому вороту рубашки.
Питер отвернулся, и только туг она поняла, что собиралась раздеться прямо перед ним.
— Если на вас не будет теплого платья и туфель, я оттащу вас назад, и Пенелопа останется одна, — предупредил Питер.
— Обещаю тебе, я оденусь как можно теплее.
Не успела за ним закрыться дверь, а Джейн уже срывала с себя ночную рубашку. Дальше все было просто: нижняя юбка, старое шерстяное платье, толстые чулки и кожаные туфли. Натянув все это, она тут же устремилась за Питером, оскальзываясь на узких ступенях. Луна ярко сияла на небе, и Джейн не стала искать фонарь. До стойла Пенелопы она могла добраться с закрытыми глазами, а потому не было смысла тратить время на пустяки.
Пенелопа лежала на соломе. Раздутый живот ее тяжело вздымался, голова бессильно поникла. Питер, стоявший рядом на коленях, бросил на Джейн быстрый взгляд, словно желая убедиться, что она и правда тепло оделась. Сам он был в одной рубашке с закатанными до локтей рукавами. Джейн, терзаемая тревогой, присела рядом.
— Как думаешь, она не умрет? — Это было сказано шепотом. В душе она боялась ответа, поскольку знала, что Питер не станет скрывать от нее правду.
— Конечно, нет, — ответил он, осторожно поглаживая живот Пенелопы. — Ей сейчас нелегко, но она справится. И с жеребенком тоже все будет в порядке.
— Не надо мне было затевать все это, — горестно заметила Джейн.
— Не стоит вам себя ругать, — покачал головой Питер. — Это риск, с которым сталкивается любой владелец лошади. И не нужно терять надежду. Это сильная, крепкая лошадка. Настоящий боец — совсем как ее хозяйка.
Но Джейн не могла успокоиться. Все, что ей оставалось, — стоять рядом с Питером на коленях и наблюдать за происходящим в тусклом свете фонаря. Наблюдать и молиться.
Ей уже приходилось видеть, как появляются на свет жеребята и как кобылы умирают порой во время родов. Она всегда горько оплакивала их, но ни разу еще не возникало у нее столь явного предчувствия беды. У Джейн было не так уж много вещей, которые она могла бы считать только своими, но Пенелопа принадлежала ей и только ей. Она сама решила подвергнуть кобылу такому испытанию. Что с того, что Питер поддержал ее в этом решении? Это была ее вина. Ее и ничья больше. И вот теперь она сидела рядом с Питером на соломе и плакала горькими слезами.
— Не стоит так рано отчаиваться. Пенелопа еще не сдалась, и вам тоже нужно держаться.
Джейн устало покачала головой.
— Она умирает, я чувствую это. А ведь она — единственное существо, которое позволяло мне любить себя. И что теперь? Она умрет, и я останусь совсем одна.
— Вовсе нет. Ваш брат всегда будет с вами. Вы можете быть уверены в его поддержке.
Джейн подняла голову, даже не позаботившись о том, чтобы отереть с лица слезы. Уже второй раз за последнее время он видел ее плачущей, но Джейн было все равно. Ей хотелось сказать, до чего же глупым он был — глупым слепцом. И ладно, если бы он просто не хотел ее. Но как же он мог не заметить ее чувств?
Джейн в отчаянии закрыла глаза.
— Ты не понимаешь, о чем я, — прошептала она. — А может, так оно и лучше.
Питер хотел что-то возразить, но промолчал, и Джейн была этому несказанно рада. Его присутствие служило ей единственным утешением — все слова оказались бы такими же пустыми, как его сердце. Джейн знала, что она ему не совсем безразлична Он опекал ее с той же заботой, с какой опекал своих лошадей, дворовую кошку с ее бесконечными котятами и старого спаниеля, преданно ходившего за ним по пятам в надежде на ласку. Вот и Джейн была как тот спаниель. И счастье еще, что Питер оставался слеп к ее желаниям. К тому, как сильно она его любила.
— Придется еще подождать какое-то время, мисс, — сказал он, и Джейн захотелось ударить его за это проклятое «мисс». — Почему бы вам не вернуться к себе в комнату? Я позову вас, как только…
— Нет! — воскликнула она с неожиданной яростью. — Я не оставлю ее, даже если придется провести тут всю ночь. Не хочу, чтобы она умерла в одиночестве.
— Джейн, она не умрет, — терпеливо повторил Питер.
— Можешь пообещать мне это?
— Я ничего не могу обещать тебе, — медленно произнес он.
Истина этих слов болью отозвалась в ее сердце.
— Я знаю, — ответила она приглушенным голосом, придвигаясь к стенке стойла. — Я не стану мешать тебе, обещаю. Но мне нужно быть здесь. Прошу тебя, Питер.
Назови он ее еще раз «мисс», и она закричала бы от отчаяния. Но он лишь молча кивнул, и она свернулась в комочек на соломе, в изнеможении закрыв глаза. Пенелопа как раз успокоилась, собираясь с силами, и Джейн улучила минутку, чтобы отдохнуть. В следующее мгновение она почувствовала, что ее накрыли чем-то теплым. Сначала ей показалось, что это одеяло, но затем она ощутила запах Питера — от вещи пахло свежим воздухом, солнцем, лошадьми и кожей. Он укрыл ее, как ребенка, собственной курткой. Джейн знала, что должна скинуть ее, отказаться от этого утешения.
Но сил на это у нее не было. Она свернулась калачиком, представив себе, что это не куртка, а теплые руки Питера обнимают ее. Еще мгновение, и Джейн погрузилась в глубокий сон, предоставив Питеру присматривать за кобылой.
Глава 17
Было во всех оргиях что-то нестерпимо скучное. Так, по крайней мере, думал Габриэль несколько часов спустя. Не то чтобы это стаю для него открытием — подобными развлечениями он пресытился еще в Лондоне. И хотя участники делали вид, будто от души наслаждаются происходящим, было в их веселье что-то лихорадочное, близкое к отчаянию.
Попробуй к тому же уследи за партнером среди такого количества людей! А Габриэль, к величайшему своему сожалению, убедился в том, что секс доставляет ему настоящее удовольствие только в том случае, если он неравнодушен к партнерше. А поскольку он проявлял завидное безразличие ко всем, кроме разве что Питера и Джейн, воздержание становилось для него вполне логичным выбором. Ну а ночи вроде этой лишь укрепляли его в подобном намерении.
Единственным плюсом было то, что Делайла Чилтон находилась сейчас в одном из клубков, образованных человеческими телами, с упоением отдаваясь всем желающим. По крайней мере, это хоть на время отвлекло ее от Габриэля. Если бы только и Фрэнсис решил поучаствовать в общем развлечении! Габриэль тогда смог бы без проблем вернуться домой, чтобы отоспаться наконец в совершенно пустой постели.
Но Фрэнсис сидел рядом, спокойно наблюдая за происходящим и регулярно подливая Габриэлю превосходнейший кларет. Казалось, будто он готов провести за этим занятием всю ночь.
Еще десять минут, подумал Габриэль, и он попросту придушит хозяина этой вечеринки.
— Тебе еще не начало все это надоедать? — пробормотал он наконец. — Может, сыграем в картишки?
— Я уж думал, что ты так и не предложишь, — улыбнулся Фрэнсис. — Хотя, если ты вдруг решишь уединиться со мной…
— Фрэнсис, ты, конечно, чертовски привлекателен, однако меня тянет исключительно к женщинам. Полагаю, партии в пикет будет вполне достаточно. Сыграем, и я отправлюсь восвояси.
— В эту мрачную башню посреди леса? Если уж ты вынужден обитать в дебрях Йоркшира, почему бы не переехать к нам в Арундел? Жизнь тут намного комфортнее, а мы с женой всегда рады твоему присутствию.
— Лично я предпочитаю уединение.
— Уединение, — пробормотал Фрэнсис. — Ну, это не для меня. Ладно, давай переберемся в зеленую гостиную. Вполне возможно, там еще обретается парочка заядлых игроков. Я бы, конечно, предпочел играть один на один — ставки в этом случае могут быть куда интереснее.
В зеленой гостиной, к счастью, никто не совокуплялся. Слуг давно распустили, а может, они тоже участвовали в общих забавах. И Фрэнсису пришлось самому нести графин вина и бокалы, осторожно переступая через тела парочек на полу. Воздух в комнате был спертым, однако запах пота и духов ощущался здесь не так сильно. Габриэль, прежде чем сесть, с тоской взглянул на створчатые окна.
— Учти, я — хороший игрок, — объявил Фрэнсис.
— Рад слышать. Я и сам кое-что могу.
— Стало быть, из нас получится прекрасная пара. Я ведь всегда это утверждал, — промурлыкал Фрэнсис, мастерски тасуя карты своими ухоженными пальцами.
— На что играем? — как бы невзначай спросил Габриэль. Он ни на секунду не поверил в то, будто Фрэнсиса привлекала сама игра. Наверняка за этим стояли другие интересы.
— Сыграем на пробу партию или две и посмотрим, как у нас пойдет.
Кивнув, Габриэль пригубил вино. Он мог пить всю ночь, не пьянея, однако сегодня недостаточно было простой ловкости. Сегодня ему потребуется полная ясность ума Он никак не мог избавиться от мысли, что играет в карты с самим дьяволом и на кону стоит его собственная душа.
Первую партию выиграл Фрэнсис — причем без особого труда, поскольку Габриэля интересовала сейчас не победа, а возможность понаблюдать за игрой противника. Во второй партии, хоть и с небольшим преимуществом, выиграл Габриэль. Третью он намеренно уступил Фрэнсису, обставив все как можно естественнее: важно было, чтобы тот до самого конца не догадывался о его истинных намерениях.
— Итак, что у нас на кону? Как тебе, в качестве выигрыша, ночь в постели с моей женой? — лениво поинтересовался Фрэнсис.