А потом смех оглушил Подземье. Векша вернулась! Ну, конечно же, это была она!
– Вы что, меня не узнали? Здорово я разыграла вас, да?
– Векша, вообще-то мы собирались тебя убить. Было бы здорово, как думаешь? Не надо так шутить. Реально не до шуток!
– Почему же?
Векша хохотала от души. Всё ей было нипочём.
Валера плёлся сзади. Вид у обоих был довольный, будто они вернулись с дружеской вечеринки, а не из подземной страны ауэлл.
– Походу зря вы пришли. У вас там явно веселее, чем здесь, – съязвил Кирилл.
– Как вы выбрались? – удивилась Люся. – Я не надеялась увидеть вас больше.
– Я им рассказала, какие мужики козлы, – похвасталась Векша. – Про всех своих, короче, рассказала.
– Про кого это – про своих? – поинтересовался Вадим. – И про меня?
– Про мальчиков моих, которые подарки мне дарили. Да отстань ты, Вадим, я сто раз тебе рассказывала! Про огонь мы поговорили, рассказала про поинг им. Они любят огонь и мечтают обжечь себе глазницы, чтоб зрение вернуть. А потом мы подарками обменялись. Я подарила им фенечки, а они мне – вот, – Векша показала витиеватый браслет, сплетённый из каких-то пушистых водорослей.
– Прикольно, откуда у них это? – поинтересовался Вадим.
– Ну как же, они же девочки, – сказала Векша. – У них много украшений.
– Я чуть не сдох от их разговоров. Ауэллы такие тупые! – воскликнул молчавший до этого Валера. – Они обсуждали свои шероховатости и волнистости, как девчонки обсуждают шмотки.
– И очень интересно, кстати! – заметила Векша. – У ауэлл тридцать два оттенка мягкости (и пятнадцать на ушках) и сорок восемь оттенков шершавости…
– Векша, как ты запомнила?!
– Но я пока только семь поняла, а ещё есть категория пушистости…
– Нееет! – закричал Валера. – Только не категория пушистости! У меня и так мозг взорвался от бабских разговоров. Я не могу это слышать! Надеюсь, у них никогда не будет глаз, и они не поймут истинное своё разнообразие…
– Ну, категория пушистости, – не унималась Векша, – совсем не то же, что мягкость. Пушистость поверхностна, мягкость глубока. У них свой мир ощущений – так интересно! Мягкость важнее, но и пушистость важна! Мягкость и пушистость определяет, насколько ауэлла ощущательна!
– Ощущательна?
– Да! У них проводится конкурс ощущательности, и самая мягкая и пушистая становится ауэллой-королевной. И в честь победы все её трогают и гладят сорок девять раз, радуются!
– М-да, – хмыкнул Кирилл. – Богатейшая у них культура.
– Наша Дуся и то ощущательней, правда, Кир?
Кирилл хмыкнул. Глупые шутки Валеры осточертели. Уже много лет, с самого детства, они шутили про какую-то Дусю. Кирилл не помнил даже, откуда это у них пошло. Вроде как есть некая мифическая Дуся – их любимая женщина прекрасных форм, и они не могут её поделить. Валера, похоже, остался ребёнком. Надо будет с ним поговорить. Не сейчас, конечно. Потом. Вот всё это кончится – и нужно будет с этим разобраться. Менять жизнь – вот, что надо! И с Ритой поговорить, разъяснить чувства или…
Кирилл давно влюблён в Риту, но Рита не знает. Она идёт по неуютному Подземью, мечтает о своём любимом скрипучем диванчике и засыпает на ходу – вроде ещё идёт, но вроде спит. Рита видит сон. Чёрная дыра разверзается перед ней, зовёт, гудит низко-низко… «А-а-а-а», – крик засасывает чёрное. Как бы далеко Рита не зашла, сон будет кружить её, затягивать, нужно бы бежать, а некуда…
Рита почти спит, ноги несут её. Она прикрывает веки, «нет, я не усну», и снова – Дыра тут как тут! Чёрное болото пузырится, засасывает глубже, причмокивает. Рита в болото погружается с головой, там булькают, мерцают тусклые болотные звёзды, что нападали в него за лето. «Звёзды падают в августе, – думает Рита. – Они всегда над нами, даже когда светит солнце. Так же и Лиза всегда укоряет меня во сне… Даже когда светит солнце. Сон продолжается во мне и когда его не видно. Мой сон о звёздах, потонувших в болоте».
– Ребят, – голос Валеры выводит из забытья, – тут какой-то ход, однако. Я пойду посмотрю быстро.
Рита вздрагивает и открывает глаза. «Наверное, я болею, – думает она. – Раз сплю на ходу. И опять снится бред».
– Зачем тебе этот ход, Валер? Вы с ума сошли? Нам нельзя никуда сворачивать, – говорит Рита.
– Слушайте, чё вы так все торопитесь-то, – вступается Кирилл за друга. – Мы идём смотреть на девчонку. Ещё непонятно, какая она на самом деле. Может, она страшная… Как твои трусы, Валер.
– Кирилл! Ты идёшь или нет?
– Пошли. Не бойтесь, мы быстро – посмотрим и всё.
Рита понимает, ситуация снова выходит из-под контроля. Мальчишки, что поделаешь! Она сдувает упрямую чёлку со лба.
Глава двадцать втораяЛукреций и его библиотека
Если Валера что придумает, его ни за что не отговоришь.
Земляной ход уходил налево. Своды неровные – прорыт не человеком, а огромным неповоротливым существом. Зачем они туда пошли?
В который раз Люся пожалела, что пошла не одна, а с людьми! Вечно они любопытничают, сворачивают, тянет их от прямой дороги. Что там может быть интересного? Ну, какое-нибудь привидение бродит, чёрные глаза-впадины на сияющей морде, или унылый призрак четырёхсотлетней выдержки, чуть ли не со времён Средневековья, завывает, страдает, фэнтези о себе начитался и воображает себя жутким. Зачем парни туда лезут, ну зачем? Приключений им мало? Опять с ауэллами захотелось поздороваться? Ауэллы – едва ли не самое безобидное, что тут может водиться! А если люди-скелеты? Что, если там какая-нибудь секретная хармическая лаборатория? Или обыкновенная ловушка для диггеров!
Люся ожидала чего-то подобного – Кирилл и Валера с криками бежали обратно.
– А-а-а! Человек! Там человек, ребята, запал, уходим!
Видимо, история с ауэллами людей всё-таки впечатлила. Они к каждому шороху относились с осторожностью. А уж человек под землёй! Неслись, толкались, паника накрыла волной. Векша, конечно, отставала, Вадим на неё матерился, подгонял: «Ну давай же, давай!» Кирилл и Валера вырвались вперёд.
Погони не было. Друзья остановились, они устали.
– Что там? – наконец спросила Рита.
– Там книги! – произнёс Кирилл. – Книги и свитки. Много. Целые полки. И человек сидит. Смотрит.
– Чего ж ты испугался? Книг не видел?
– Он так на меня посмотрел… Сразу понял: хана, запал.
– Зачем ты туда пошёл? Если надеялся, там нет ничего?
– Как он выглядел? – Векша вмешалась в разговор.
– Типа как поп какой. Длинная белая одежда, расшитая всякими штуками.
– Так, может, он добрый…
– Векша, у тебя все добрые! Прям пушистые котята.
– Может, он знает про Лелю что-нибудь. Нам же всё интересно.
– Люся, а ты чего молчишь? Это по твоей части.
– Нет уж, дикие люди – не по моей части. Правда, люди, которые сидят среди книг и свитков – хорошие. Мой друг Рэд любит книги, и он хороший.
– Тогда я пойду, посмотрю на человека с книгами! – сказала Векша.
Её восторженный тон не предполагал возражений. Вадим держал её как мог, она вырывалась.
– Ну, Вадим, ну я пойду!
В конце маленького тоннеля забрезжил свет. Люсю пропустили вперёд – всё-таки на Люсю можно положиться. Своды становились низкими, приходилось нагибаться, а Вадиму даже присесть.
Друзья зашли в комнату. Действительно, это библиотека или книжный склад – они никогда не видели столько книг, и стопок бумаг, и свитков. Книги чередовались с вытянутыми глиняными вазами неестественно больших размеров, упиравшимися в потолок. Потолок высокий, комната широкая, после замкнутых пространств непривычно. Конечно, не так просторно, как наверху у людей… Как станция. Или это заброшенная станция, оборудованная под библиотеку?
За столом посередине сидел человек в белой, расшитой сине-зелёными узорами сутане. Человек чисто выбрит и совершенно лыс, и сложно было определить его возраст. Из-за сияющей лысины выразительным казалось вытянутое лицо и большие серые глаза. Во взгляде отражались испуг и недоверие. Человек ткнул в Люсю указательным пальцем и произнёс:
– Ты! Покажи своё истинное обличье!
Человек ждал. Он думал, Люся начнёт превращаться и покажет, кем является на самом деле – древняя, проверенная шаманская техника. Видимо, какие-то коварные духи уже посещали библиотеку и смущали покой библиотекаря.
– Я Люся, Милая людям – моё истинное обличье. А вот мои друзья. Рита, Валера, Кирилл и Векша с Вадимом.
– Так вы настоящие, что ли? Живые ребята? Сколько лет прошло с тех пор, как Платон стал моим лучшим собеседником! Нынче молодёжь ещё красивее, чем прежде.
– Да, мы настоящие. Точнее, они настоящие. А я дух.
– А вы не та Люся, которая читает заклинания, гадает на буквах на дверях поезда?
– Буквы заменили пластиковыми наклейками. Но это действительно я.
– О вас ходят легенды!
– Я думала, легенды слагают о мёртвых.
– Легенды слагают о достойных! Вы дух, который хранит память строителей метрополитена. Похвально!
– Духи всегда поступают, как им хочется. – Люся пожала плечами. – В этом мало похвального.
– О вас, Люся, даже книгу написали, сейчас…
Человек стал рыться в книгах на стеллажах, доставал одну за другой и укладывал на табуретку. Он обращался с книгами бережно, даже нежно: брал книгу пальцами, гладил, стирал пылинки.
– Простите! – произнесла Векша. – Мы назвали вам свои имена, но вы не представились.
– Своё прежнее имя я забыл. Здесь оно ни к чему. Я называю себя Лукрецием, и все они, – Лукреций показал на книги, – знают меня именно под этим именем.
– Вы разговариваете с книгами?
– Я бы сошёл с ума, если бы не говорил с ними. Слава богу, этот Платон любил болтать, у него много диалогов. До сих пор все не перечитал, кажется.
– Но почему вы здесь?
Лукреций прищурился и улыбнулся.
– О, долгая история. Жаль, у меня нет уютных кресел, чтобы рассадить вас! Есть революционные газеты – такая дрянь, на них только сидеть. Присаживайтесь!