Впереди замаячила белая, неровная фигура, и Люся коротко бросила:
– Бежим!
Этого оказалось достаточно. Друзья неслись в обратную сторону, и откуда взялись силы? Валера и Кирилл впереди всех, за ними Рита – она издала какой-то не девичий крик, показалось, закричал парень. Вадим и Векша бежали позади, а прикрывала друзей Люся, которая позволила себе только один раз оглянуться и тут же крикнула:
– Нет, нет! Не оглядывайтесь! Бегите!
Векша оступилась и упала в грязь, но Вадим быстро её поднял и поставил на ноги. Он тащил Векшу за руку и страдал оттого, что так медленно она бежит, не бросать же девушку! Вадим ненавидел её. Вечно она тормозит. Вечно опаздывает, на что-нибудь натыкается, хныкает, падает, неуклюжая, нелепая Векша, и почему они вместе! Кто его заставил полюбить именно такое существо: капризного ребёнка, балованную, истеричную девчонку. Она будет причиной гибели, они умрут вместе из-за неловкого движения, из-за ерунды. Вадим знал, так всегда бывает.
Люди-скелеты догоняли. Голодные и озлобленные, они шли странной, хромающей походкой, быстро, будто бежали. Тощие до такой степени, что можно сказать, это кости с натянутой кожей, люди-скелеты переваливались с боку на бок, как подстреленные утки. Уже не хармы и почти люди – им было нечего терять. У них было достоинство, и они его потеряли. У них было стремление, амбиции, гордость, цель. Волшебники-неудачники всю жизнь стремились научиться превращениям. Они не смогли. Смысл жизни харма – в познании и в магии. Люди-скелеты потеряли способности к магии и были отвергнуты собратьями. Теперь они голодали. Тоска в их глазах с лопнувшими капиллярами отравляла каждого, кто их видел. Скелеты мечтали о мести, непонятно кому и за что, иногда они желали одного – смерти. Таков обычай хармов – выгонять всех, чьи способности не проявились. Каждый харм гордится обычаями. Люди-скелеты были хармами, и любой из них мечтал. Никто не знал, что будет изгнан и опозорен. Каждый думал: кто угодно, только не я, и это «только не я» позволяло ждать, надеяться, учиться.
Причина, по которой люди-скелеты преследовали друзей, слишком прозаична: они хотели есть, жрать, что угодно! У диггеров сладкое мясо, нужно только содрать с них одежду, пахнущую потом; девочка Люся странная, она без запаха, как воздух, о, они готовы были питаться воздухом! До чёртиков надоела протухшая рыба, и сладкое, молодое человеческое мясо, свежее, ещё не отошедшее от бега и пота, казалось им райским деликатесом, посланным, наверное, из мира солнца.
Друзья обессилевали. Векша снова запнулась и подвернула ногу – Вадим чертыхнулся, но подругу не бросил. Какого чёрта?
– Векша, ты надоела мне! – кричал Вадим от раздражения и усталости. – Быстрее, чёрт дери, беги, беги!
С ужасом он понял, что Векша бежать не сможет, кричи ты на неё или нет. Девушка пыталась, торопилась, но нога соскальзывала и подворачивалась. Она расплакалась беззвучно, потому что боялась ругани. Вадим обернулся посмотреть на преследователей… Лучше бы он этого не делал. Вадим попятился назад, замахал руками. Тонкие пальцы, бледная, ободранная кожа и походка, быстрая, кривая и настойчивая. Крик Вадима породил панику; Кирилл и Валера видели, куда он смотрит, но не следили за его взглядом, боялись.
Люся пригляделась: догонявших трое. Магическими способностями люди-скелеты не обладали, иначе бы их не выгнали, в отличие от Люси. Уже плюс, в чём-то они слабей. Правда, голод усиливал в несколько раз, они шли напролом.
В волнении и панике так трудно развоплотиться! Нужно откинуть всё – забыть, забить, исчезнуть в самый ответственный момент. Там, где нет ни смерти, ни жизни, ни света, ни тьмы. Танец Пустоты не смерть, хотя и похож на неё. Люся улыбнулась и растворилась. Она танцевала Пустоту. Люси не было – и это привело путников в странное расположение духа, они так и не поняли, что произошло. Им передалось спокойствие – нечеловеческое умиротворение, сладкое безвременье, где танцует только девочка с пепельными глазами. Сырой туман рассеивался по Подземью, он делал происходящее нереальным, небывалым. Как в замедленной съёмке, приближались люди-скелеты, их резкие, нелепые движения казались пародийными. Они походили на трёх гигантских пауков, которые семенили за ускользающей добычей. Пауки… Вадим глядел на них безотрывно. Выходя из оцепенения, он вскрикнул и бросил Векшу – да, никогда не простит себе этого; да, он будет думать ночами, ему будет это сниться, но сделанное не изменишь… В безумное мгновение он бросил её, разжал руку. Векша упала ничком во влажную, склизкую грязь.
Люся возникла – сосредоточенная и успокоенная танцем Пустоты, она, как ястреб, парила над людьми-скелетами. Прыжок! Люся вцепилась в одного из них, в ближайшего, и ей подумалось на долю секунды, что её руки – оружие страшнее кинжала! Человек-скелет упал, Люся наступила на него своим новым, человеческим телом, возникшим ниоткуда после танца Пустоты. Раздался хруст позвоночника. Два его товарища кинулись на Люсю. На миг они напомнили хармов, шелестящих и шепчущих, которые сплелись в смертоносный клубок. Она схватила одного за шею, тонкую, костлявую, и крутанула её, как заржавевшее колесо, ей, свободному духу, страшно стало от скрипа и хруста! Человек-скелет взвизгнул, шея поддалась с лёгкостью. Другой скелет разбежался и кинулся на Люсю. Та прыгнула на повалившееся слабое тело. Скелет вцепился в Люсино плечо зубами, больно! Время словно растянулось, оно шло медленно-медленно, будто происходящее поставили на замедленную съёмку. Люся знала: голова работает быстро-быстро, оттого реальность замедляется. Словно со стороны она увидела себя, которая шептала:
– Отцепись, тварь! Уйди… Больно…
Она откинула скелета, как противную летучую мышь. Рядом полоснул зелёный шелест, холодное пламя. Харм! Прячется в темноте… Неужели он пришёл помочь? Мысль зажглась на мгновение, Люся услышала шёпот.
– Не мешай, они хотят увидеть ту, что ярче солнца… Ярче солнца, гибче водной струи.
Значит, харм где-то здесь в темноте, волшебники сопровождают их, следят. Хармы презирают отверженных магов-неудачников. А Люсе жалко их – слабые, обессиленные голодом и скитаниями, люди-скелеты напоминали свору одичавших собак. Скелет, поверженный хармом, дёргался на дороге и пытался подняться. Он обречён.
– Ну вот и всё, – объявила Люся голосом, дрогнувшим от подступившего волнения.
Всё-таки нечестно. Он был бы хорошим волшебником, но судьба распорядилась иначе – вместо тайных знаний глупая смерть. Люся жалела скелетов, правда! Ты не виноват, что природа не создала тебя волшебником. Люся поймала себя на презренной человечьей жалости. Да, раньше с ней такого не бывало… Она совсем как человек, жалеют люди.
Люся задумалась и о другом. Какие же всё-таки быстрые эти хармы! Разве можно их таких победить? Харм появился на долю секунды, полоснул хвостом и исчез. А человек-скелет убит. Если нужно, они убьют и людей, и Люсю одним движением хвоста. Их приближения не слышно. Может, они жалели Люсю в бою потому, что им скучно в Подземье и совсем не с кем бороться. Какому волшебнику не нужен сильный и умный соперник для самоутверждения?
Спутники молчали, дрожали и старались не оглядываться. Да, главное, когда ты в Подземье, – не оглядываться. Иначе не захочется возвращаться.
Глава двадцать четвёртаяСвет гаснет
Как можно определить, что Логово хармов близко? По нежеланию продолжать путь. Идти не хочется, поспать бы! Воздух становится вязким, ноги стальными, голова каменной. Пространство борется с тобой, тебе его не одолеть. Но ты идёшь, представляя цель. Идёшь – особенно если ты способен петь и говорить с другом.
Вадиму легко. Когда трудно – Вадим поёт. Чем труднее – тем лучше выходит песня. А если песня получается складной да ладной, легко идти вперёд. У бардов и всяких поэтов всегда так: больше трудностей, лучше песня.
Магистралей сияет клубок.
От дверей потеряли ключи.
Ты старался как мог,
Ты прошёл сто дорог,
Всё равно заблудился в ночи…
Фонарики вырубились, и Кирилл и Валера дружно чертыхнулись.
Тьма была такой, какой она бывает в самых кошмарных снах. Совершенной. Идёшь на ощупь вдоль влажных стен, звуки обволакивают, пугают, они то дальше, то ближе, и кажется – кто-то ходит и гремит, живой и злой. Друзья инстинктивно жмутся поближе к стенам и друг к другу.
– Все здесь? – проверяет Кирилл.
– Кирилл, это ты? – чей-то голос.
– А ты кто?
– Не шурши! Мне кажется, ты харм.
– Я не шуршу.
– Не шуршишь? А кто шуршит?
– Да не пугай!
– Ты кто?
– Логово хармов близко. Оттого техника ломается, – констатировала Люся. – Мысли хармов ломают человеческое оборудование. Понимаете, хармы ненавидят всё, что сделано человеком, особенно технику, у них есть теория…
– Ты раньше не могла нас предупредить об их теориях?! – судя по голосу, Кирилл (если это Кирилл) был в бешенстве.
– Эгей, ребят, спокойно, спокойно, без обвинений, без паники. – Рита как могла успокаивала товарищей. – Скоро мы привыкнем и будем видеть в темноте.
– Кирилл, это ты здесь?
– Я это…
И тут паника накрыла Векшу. От крика пошатнулись стены.
– А-а-а-а! Я боюсь. Здесь есть кто-то. Я ничего не вижу. Вадим. Это ты?
Панику Векши даже Люся не выдержала. Танец Пустоты вмиг настиг её, и она растворялась. Люся в темноте видела прекрасно. И в последний миг перед исчезновением, на краю своего танца она ещё видела, как Вадим затыкал Векше рот рукой, как из рюкзака Кирилла выпал баллончик с краской и укатился в грязную лужу, нечем будет рисовать Дусю… Вадим поскользнулся, увлёк Векшу за собой, Рита хваталась за стены и воздух, кричала невнятно-успокоительное: «всё нормально, хорошо, ребята, без паники», её саму трясло…
Когда Люся возникла снова, было светло. Неужто фонарики починили? Нет. На дороге сидело существо. Его можно было принять за маленького мохнатого барабашку, если бы оно не появилось при таких необычных обстоятельствах глубоко под землёй. Существо щурилось от света большой свечи, которую держало на носу. Это был ёжик-путеец. Но какой-то подозрительный, растрёпанный, с давно не точенными иголками, будто он бросил работать и загулял. Испуганные глаза его сияли при длинном пламени свечи, которое тянулось ввысь, он жмурился от света и копоти, но мужественно открывал глаза, чтобы рассмотреть людей. Расплавленный воск капнул на нос странного ежа, и он заскулил жалобно: