«Если мир слишком хорош или красив – значит, он ненастоящий», – говорил когда-то Рэд. Теперь-то Люся понимала, что он имел в виду…
– Вы обманываете нас, мы – вас, – прошелестел харм.
Ветер принёс запах сточных вод; где-то капала вода и металась заблудшая ауэлла, ища в непроглядной тьме частичку огня. Сверху доносился гул ночного города, шумела автострада, и колёса автомобилей ударяли по люкам, как колокола.
– А Леля? – спросил Кирилл. – Она тоже мираж?
– Ты сам знаешь ответ. Человечество будет уничтожено. И нам особенно приятно, что вы погибнете первыми.
Затрепетал зелёный огонь. Теперь хармы появились со всех сторон, и Люся ощутила такую безысходность… Их было больше, гораздо больше, чем обыкновенно в хармическом переулке. Они потеряли свой человекоподобный облик, змеиная сущность восторжествовала. Шелест, шелест серой влажной шкуры оглушал и раздражал, наполняя собой пространство…
Хармов было не сосчитать, они сплетались в змееподобный клубок, скользили друг по другу хвостами и хоботами, толкались и подзадоривали. И вдруг отделился один. Он был крупнее и темнее остальных – тёмно-коричневый слоновий змей с бархатистым голосом.
– Материал прибыл. – Харм засмеялся, и Люсе представилось, как когти скребут по ржавому металлу.
Люся уже поняла – это был харм-исследователь. Неуклюжий, дотошный, не столь стремительный, как остальные. Один из тех, кто разрабатывал методы сообщения с Чёрной Звездой. Люся немного успокоилась: она слышала от кого-то (быть может, от Рэда?), что учёные-хармы не убивают. Они считают, глупо убивать то, что можно исследовать.
– Какая удача! – радовался харм. – Пресвятая тьма, какая удача! Материал сам идёт к старому харму!
– Харм, давно хотела спросить какого-нибудь исследователя, – обратилась Люся. – Почему вы так хорошо говорите по-человечьи? Вы отвергли человечество как врага…
– Ты запуталась! Все языки мира – языки первородной тьмы, сверхсознания великой черноты. Это люди говорят на языке хармов! До разделения и падения Вавилонской башни был единый язык, язык тьмы.
– Ты уверен?
– Конечно, Люся, уж в этом-то я уверен совершенно.
Странно было наблюдать, как харм изогнулся и, не прерывая плавного движения, схватил Векшу. Девушка завизжала. Люся, кроты, Вадим и Рита кинулись к харму. Тот неуклюже отпрыгнул и спрятал кричащую Векшу за свою широкую спину, которая надувалась, как парус.
– Я почему её выбрал для опытов, – пояснил харм тоном профессора. – У неё, так сказать, большое либидо. Она полна жизни. Я испытаю на ней препарат. Если особь перестанет размножаться, мы проникнем на поверхность для последующего внедрения.
Векша закричала от ужаса. Она ничего не поняла, но ей было страшно, хотелось кричать, устроить истерику прямо здесь. Вроде нельзя так вести себя. Вроде бы осудят. Но…
– Нет, нет! Я боюсь! Вадим, сделай что-нибудь!
– Возьмите меня. – Голос Риты прозвучал со странным, пронзительным спокойствием. Это безумное спокойствие поразило всех, никто не видел Риту прежде такой – рассудительной женщиной, будто ей не шестнадцать, а около сорока. – Она не хочет. Я хочу. Я – добровольная жертва. Продолжать свой род мне… ни к чему.
Харм повернулся на синих слоновьих ногах. Его маленькие злые глазки глядели на Риту, пытали, мучили её озлобленностью. Если бы они могли просверлить дыру, они бы это сделали.
– Подозрительно, очень подозрительно. Впрочем, предложение интересное. Но отвечаешь ли ты… Критериям? Я имею в виду, конечно же, критерии научные. Достаточно ли ты пылкая, так сказать, натура? Чтобы твой темперамент вызывал позитивную реакцию активных компонентов, которые…
– Я часто влюбляюсь, да. Этого достаточно?
– Странно. Выглядишь ты стойкой и хладнокровной. Погоди. Нужно замерить активность мозга. Подойди-ка поближе…
Харм оставил Векшу, и друзья, замерев от ужаса, наблюдали, как Рита сама подходит к харму – к неуклюжей змее с синими слоновьими ногами.
– Сейчас мы проверим активность твоего мозга. А ты думала, влюбляешься сердцем? Или, может, душой? – Харм коротко рассмеялся. – Люди часто так думают…
Он обвил Рите голову тонким, шершавым коричневым хвостом – на её волосах хвост смотрелся как женский ободок, собирающий волосы… Рита закрыла глаза. Ударил разряд – промелькнула искра, и харм одёрнул обожжённый хвост.
– Шелест ночи! Как закоротило-то! Мне чуть хвост не оторвало, – удивился харм. – Вот женщина! Да у тебя такой потенциал влюбчивости, на десятерых хватит! Ты ещё не замужем? Либо твой мозг перевозбуждён, либо мой хвост никчёмен как измерительный прибор – данный вывод, разумеется, исключаем. Гипотеза верна! Испытуемый подходит идеально и замене не подлежит. Уведите девушку в мой кабинет.
– Рита, я понял только недавно! – кричал вслед Кирилл, который уже ничего не мог сделать, – хармы преградили дорогу. – Леля похожа на тебя. Да, Рита, она похожа. И Дуся тоже на тебя похожа, представляешь? Вернись, беги от него, пожалуйста!
Рита ничего не ответила. Казалось, она не слышала…
В висках у Люси стучало солнце, тревога за подругу пробуждала солнечные волны – внизу живота. Она сама хочет. Рита сделала выбор – стать хладнокровной и… Стерильной, бездушной. Бессолнечной. Никогда не влюбляться, никого не любить. Имеет право. Кто Люся такая, чтобы вмешиваться в человеческие вопросы…
Рита не кричала. Люсе показалось… Нет, Люся была уверена, что Рита улыбается. Задрожала нить судьбы – жалко, как дрожали струны, когда Люся впервые трогала гитару Вадима… Все куда-то кинулись, переполошились, закричали, и посыпались камни, кем-то сбитые… «Почему я не смогла остановить? Я уважаю выбор человека, слишком уважаю его свободу. Никчёмная пропаганда свободных сущностей Подземья, выбор – это всё, что у нас есть, мы вольны вредить себе, вредить…»
Харм уволок Риту, она не издала ни стона. Вадиму показалось, Риты нет совсем. Захотелось спеть об этом, о том, что Риты больше нет. Песню о том, как храброго, настоящего человека никогда больше не будет – самую грустную из его песен. Слёзы мешали петь, песня родилась, застряла в горле, отчего стало ещё больнее. «Потом, я спою тебя, когда всё закончится, хорошо? Всему миру тебя спою». Неспетая, застрявшая в горле песня – тяжёлая болезнь, которую некоторые носят в себе годами.
Векша прижалась к Вадиму, она чувствовала, что с ним творится что-то. «Если что случится, она не сможет без Вадима, им только вместе или никак», – поняла Люся. Ей захотелось помочь людям, помогать, помогать им всем! На мгновение ей показалось, что она увидела нить судьбы… у себя самой. Тонкая, как паутинка, нить, похожая по цвету на лунный свет, выходила из Люси – оттуда, где могло биться сердце, будь Люся человеком; нить дрожала на подземном ветру, пронзала пространство, тонкая и острая, хрупкая…
«Такое предназначение – помогать людям, – поймала Люся свою мысль. – А Риту упустила». Нить исчезла. Видение! Не может быть у свободной души Подземья нити судьбы, ибо нить – то, что ведёт и связывает, то, что имеет начало и конец! «Есть ли конец у течения жизни? Было ли у него начало?» Мелькнула мысль – и тяжёлая сила потащила Люсю прочь. Камни раздвинулись и с гулом втянули Люсю в себя, вихрь кружил и затягивал в плотную воронку. Люся не могла понять, откуда дует горячий ветер, поднявший её и скрутивший плотно до боли. И где противник, с которым нужно бороться? Люся услышала, как вскрикнули её друзья от неожиданности, оттого, что она пропала. Хармов вокруг не было. Сила отпустила, и Люся осталась в пустом коллекторе в одиночестве.
Друзья не успели понять, как исчезла Люся. Утащили в дыру хармы? Она сама куда-то пропала? Страх сковал, обездвижил; все замерли, затихли в бесцельном напряжении.
Хармы нацелились на Вадима. Их хвосты и хоботы поблескивали в дрожащем свете двух оставшихся свечей, и у Валеры мелькнула мысль, что это даже красиво. Как в одной компьютерной игре, где борешься с монстрами. Не оставляло ощущение нереальности происходящего, хотелось проснуться. Хармы с диким шелестом приближались к Вадиму. Валера не мог сосчитать, сколько их, они танцевали, кружили рядом с Вадимом. Пока не нападали, готовились. Они заключали Вадима в блистающую зелёную пружину, которая сжималась, и от быстрых движений и шороха кружилась голова. Кирилл и Валера кинулись на хармов с обеих сторон. Кирилл схватился за ружьё, Валера выхватил нож. Кирилл выстрелил – харм взвыл и затрепетал, взметнулся к потолку. Парень сам испугался выстрела и крика харма, отпрыгнул назад. Краем глаза Кирилл отметил, что харм заметался быстрее, он волочил простреленный хобот по полу. Кирилл стрелял ещё и ещё, больше со страха, чем обдуманно; он никак не ожидал, что будет так громко. Со стен и с потолка посыпались каменные крошки, эхо стучало мелкой дробью.
План, который Валера лелеял с начала путешествия – ослепить противника. Валера подбежал к харму: прицелился ножом в маленький блестящий глаз – единственное светлое пятно на тёмно-зелёной туше. Харм проскальзывал мимо, быстро и шумно. Валера отстранился на мгновение, словно взлетел над собой… Вот он видит себя со стороны. Герой, владеющий ножом. Его компьютерное «здоровье» уменьшается с каждым ударом. Реальность или игра – есть ли разница? Наверное, да, но проще воспринимать как игру. Страх покинул Валеру, он словно онемел, воспринимая мир с отстранением игрока. Казалось, он даже разглядел пиксели, рассеянные в сумраке. Валера заскочил на харма, оседлал его и вонзил нож во что-то мягкое, что поддалось его движению. Нож вошёл в мякоть. Валера перестал видеть, чувствовал нож, будто продолжение своей руки, ощущал его движение. Харм ёрзал, Валера слышал биение его плоти и собственное дыхание. Харм покачнулся и рухнул под Валерой. «Ранил всё-таки», – понял Валера. В ужасе он отбежал прочь, во тьму, не оглядываясь.
Хармы не реагировали даже на убийство товарища – не нападали в ответ, не отвлекались от цели. Это было ужасно, потому что кольцо сжималось вокруг одного Вадима, целенаправленно и неотвратимо. Они душили его. Векша сходила с ума.