им приключилось.
– Мисс Лашапель?
Сара была так погружена в свои мысли, что вздрогнула, когда к ней обратился доктор.
– Да. Он в порядке?
– Вы член семьи? – Доктор посмотрел на Джона.
– Можно и так сказать. – Тот встал.
Врач оглянулся на палату:
– Честно говоря, я не могу обсуждать эти вещи ни с кем, кроме…
– Можете положиться на меня, – заверил Джон. – У Капитана никого не осталось, кроме Сары. А я его старый друг.
Доктор сел на стул рядом. Он обращался к Саре:
– У вашего дедушки кровоизлияние в мозг. Инсульт. Знаете, что это?
Она кивнула:
– Вроде да.
– Состояние стабильное, но он немного не в себе. Не может разговаривать и ухаживать за собой.
– Но он поправится?
– Состояние стабильное, как я уже сказал. Важны следующие двадцать четыре часа.
– Можно его увидеть?
Доктор посмотрел на Джона.
– Мы оба хотели бы удостовериться, что с ним все в порядке, – твердо сказал Джон.
– Он подсоединен к большому количеству аппаратов. Вас это может шокировать.
– Она крепкий орешек. Как и ее дед.
Доктор посмотрел на часы:
– Хорошо. Идите за мной.
Видит бог, старик выглядел не лучшим образом. Казалось, он постарел на тридцать лет. Трубки, идущие из носа, закреплены на коже. Лицо серое и осунувшееся. Джон невольно закрыл рот ладонью. Аппараты вокруг сверкали неоновыми лампами, посылая друг другу приглушенные звуковые сигналы.
– Что они делают? – спросил Джон, чтобы нарушить молчание.
– Отслеживают сердечный ритм, кровяное давление и всякое такое.
– И он в порядке?
Ответ доктора был обтекаемым и, как подозревал Джон, бессмысленным:
– Как я уже сказал, большое значение имеют следующие сутки. Хорошо, помощь подоспела вовремя. Это очень важно в случае инсульта.
Мужчины стояли молча. Сара придвинулась к краю кровати и осторожно села на стул, будто боялась потревожить больного.
– Если хотите, Сара, можете разговаривать с ним, – тихо сказал доктор. – Дайте ему знать, что вы рядом.
Она не заплакала. Не проронила ни слезы. Худая рука потянулась к руке старика и сжала ее. Но подбородок оставался решительным. Она была внучкой своего деда.
– Он знает, она здесь, – сказал Джон и удалился, чтобы оставить их наедине.
Когда они вышли на улицу, совсем стемнело. Джон ждал ее, куря одну сигарету за другой и меря шагами площадку, куда подъезжали машины «скорой помощи». На недовольные взгляды проходящих мимо медсестер он не обращал никакого внимания.
– Милашка, – заявил он какой-то из них, – ты должна сказать мне спасибо. Я обеспечиваю вас работой.
Он не мог обойтись без сигарет. Капитан всегда был сильным, всегда производил впечатление, что будет жить вечно, гордый и несгибаемый, крепкий как дерево, и надолго переживет Джона. Вид беспомощного старика, которому медсестры утирают слюни, привел его в содрогание.
Потом Джон увидел у вращающихся дверей Сару – руки в карманах, ссутулившуюся. Она заметила его не сразу.
– Эй! – сказал он, понимая, что она замерзла. – Возьми мою куртку. Тебе холодно.
Она покачала головой, объятая своей болью.
– Если простудишься, не сможешь помочь Капитану. Кроме того, он обрушит на мою голову все французские ругательства, если я о тебе не позабочусь.
Она подняла подбородок:
– Джон, вы знали, что дед был наездником – я имею в виду, настоящим?
Джон не сразу нашел что сказать.
– Наездником? – Он театрально сделал шаг назад. – Конечно. Не могу сказать, что одобряю его манеры, но, черт побери, да, знал. Твой дед – настоящий наездник.
Она попыталась улыбнуться, но он видел, с каким трудом ей это давалось. Она позволила накинуть на ее плечи старую джинсовую куртку. И они пошли на автобусную остановку, старый ковбой и девочка.
Глава 5
При оценке необъезженного жеребенка единственным критерием, безусловно, может служить его тело, пока никаких явных признаков его темперамента выявить еще нельзя.
Вдоме горел свет. Выключая зажигание, Наташа смотрела на окна и пыталась вспомнить, не забыла ли погасить лампы утром. Она никогда не оставляла шторы открытыми, что означало «дома никого нет». Это было не так.
– О! – Она открыла входную дверь. – Не ждала тебя сегодня, ты собирался зайти несколько недель назад.
Вышло не слишком любезно, хотя и ненамеренно.
Мак стоял в прихожей с пачкой фотобумаги в руках.
– Прости. Закрутился на работе. Кое-что подвернулось. Я оставил тебе сообщение на телефоне днем, что зайду.
Она порылась в сумочке и достала телефон.
– Да, – сказала она, все еще наэлектризованная его присутствием. – Я не прочитала.
Они стояли лицом друг к другу. Мак здесь, в ее доме, в их доме. Волосы уложены немного по-другому, новая футболка. Проведя без нее почти год, он стал выглядеть получше, подумала она и ощутила угрызения совести.
– Мне потребовалось кое-что из оборудования. – Он кивнул назад. – Но не нашел его там, где думал.
– Я его переложила. – Наташа подумала, что снова не очень любезна, будто задалась целью стереть все следы его присутствия. – Оно наверху, в кабинете.
– А, вот почему я его не нашел. – Мак попытался выдавить улыбку. – И еще кое-какие папки, которые были здесь, внизу… и…
Она прошла в дом. «Мне было слишком больно смотреть на твои вещи, – мысленно ответила она. – Иногда, только иногда, хотелось взять большой молоток и разбить все на мелкие кусочки».
Она не подготовилась к этой встрече. Задержалась на работе, выпила слишком много кофе, зная, что не сможет уснуть. Макияж давно смазался. Она знала, что выглядит бледной и усталой.
– Я тогда посмотрю наверху, – сказал он. – Долго тебя не задержу.
– Да нет, что ты! Не торопись. Мне все равно… все равно нужно молока купить.
«Прости, – сказала она тогда. – Прости, Мак».
«За что?» – Он казался таким спокойным, благоразумным.
«Ты мне сейчас сказал, что ничего не случилось».
Он посмотрел на нее с недоумением: «Ты правда думаешь, что я ухожу из-за него?»
Не слыша его возражений, она вышла из дому. Знала, что он проявляет вежливость. Вероятно, решил, что она вернулась поздно, так как встречалась с Конором. Но никогда бы не сказал – это было не в его духе.
Наташа не часто делала покупки в этом супермаркете, расположенном в не самой спокойной части ее района. Это был магазин, где покупателю иногда удавалось увести тележку с продуктами, не заплатив, а остальные выражали по этому поводу бурную радость. Но она села в машину, не успев подумать. Выключила телефон из страха или по рассеянности. Она просто не могла оставаться в этом доме.
Она стояла в молочном отделе, стараясь держаться подальше от бродяги, который что-то бормотал, обращаясь к замороженному йогурту. Наташа настолько погрузилась в свои мысли, что забыла, зачем она вообще здесь.
Мак, самый неподходящий человек для брака, по мнению ее родителей, слабое подобие того мужчины, за которого она когда-то вышла замуж, другая побитая половинка союза, который едва не сломал их обоих, снова находился в их доме.
Она так долго отказывалась думать о нем, а он облегчал ей эту задачу. Иногда казалось, он исчез с лица земли. В последний год их брака он так часто уезжал, что она чувствовала себя незамужней. Когда он появлялся, все настолько раздражало ее, что переносить одиночество было легче. Забирай то, что тебе надо, и проваливай, велела она Маку, почувствовав неприятное эхо темных дней, которые только-только стали забываться. Не хочу ничего этого. Не хочу вновь пережить хоть толику того, что пришлось пережить в прошлом году. Делай то, что тебе надо, и оставь меня в покое.
От мыслей ее оторвал какой-то шум в следующем ряду, ближе к кассам. Она прошла вдоль полок с крупами и злаками до конца прохода – посмотреть, что происходит.
Толстый чернокожий мужчина удерживал молодую девушку, на вид не старше шестнадцати. Она отчаянно вырывалась, волосы растрепались и упали на лицо, но он безжалостно сжимал ее руки.
– Все в порядке? – спросила Наташа, появившись из-за полок с овсяными хлопьями. Она обращалась к девушке; сцена привела ее в замешательство. – Я юрист, – объяснила она и только тогда заметила на груди у мужчины значок охранника.
– Вот и хорошо, – сказала кассирша. – Тебе скоро понадобится юрист. И звонить не пришлось.
– Я ничего не украла. – Девушка снова попыталась высвободиться.
В ярком неоновом свете ее лицо было бледным, глаза казались огромными и испуганными.
– Неужели? Рыбные палочки сами выпрыгнули из морозилки и заскочили к тебе в карман?
– Я их просто положила туда, пока выбирала другие продукты. Отпустите меня, пожалуйста. Поверьте, я ничего не украла.
Она была готова расплакаться. Наташа обратила внимание на то, что, в отличие от других подростков, она не грубила.
– Прошла мимо меня как ни в чем не бывало, – продолжала кассирша, – думает, я дура полная.
– Может, она просто заплатит и дело с концом? – предложила Наташа.
– Это она-то заплатит? – пожал плечами толстяк. – У нее денег нет.
– Такие никогда не платят, – сказала женщина.
– Должно быть, я их обронила. – Девочка посмотрела на пол. – Я сюда больше не приду, ладно? Разрешите мне поискать деньги, пока их не нашел кто-нибудь другой.
– Сколько они стоят? – Наташа открыла бумажник. – Эти рыбные палочки?
Кассирша удивленно подняла брови.
Наташа устала. Но ей не хотелось возвращаться домой, думая о несчастной девочке в лапах охранника.
– Будем считать это недоразумением. Я заплачу.
Оба смотрели на нее как на мошенницу, пока она не протянула пятифунтовую банкноту. После небольшого замешательства кассирша пробила рыбные палочки и протянула сдачу.
– Чтобы духу твоего здесь больше не было, воровка! – Она ткнула в девочку пропитанный никотином палец. – Поняла?