Но почему-то ни одна из пуль не попала в цель, хотя выродок стоял всего в пяти метрах. Магдалена ощутила, что ее собственная рука ей, в общем-то, не особо подчиняется, посылая пули куда угодно, только не в спину Павла.
А потом рука вдруг поднялась и направила дуло к ее виску. И женщина с ужасом поняла, что сопротивляться не может.
Пистолет прижался к виску так плотно, что стало больно. А потом в голове Магдалены снова зазвучал голос, только теперь это был не Ламин:
«Я не могу убить тебя. Потому что ты дала мне жизнь. Но не злоупотребляй этим, женщина! Исчезни из моей жизни, не напоминай о себе, держи от нас подальше своего сыночка, и я забуду о тебе раз и навсегда. Но если ты…»
— Я поняла, поняла! — торопливо закивала Магдалена, с ужасом косясь на пистолет. — Я все сделаю, как ты скажешь!
«Вот и отлично. А теперь — уходи».
И рука снова стала ее собственностью. Пальцы разжались, пистолет выпал и со стуком упал на каменный пол. И выстрелил, сам, от удара.
Выстрел в этом каменном мешке показался взрывом. Пуля отрикошетила от стены и впилась в руку Павла.
— Это не я! — заголосила Магдалена, падая на колени и закрывая голову руками. — Это случайно! Это не я! Не я!!!
Она продолжала выть и биться головой об пол, не заметив, что Павла в коридоре больше нет.
Если честно, он вообще не сразу заметил, что ранен. Ментальный ураган внутри поглощал физические ощущения, собственная мощь пьянила, человеческое все сильнее тонуло в ней.
И только когда Павел подошел к двери лаборатории и протянул к ней руку, он заметил кровь. И ощутил пульсирующую боль в предплечье. Но в следующее мгновение забыл о ней, потому что увидел через стекло двери отца…
Венцеслав лежал на лабораторном столе, его руки, ноги, голова были притянуты к столу широкими ремнями, а возле шкафа с медикаментами стоял Сысоевич с большим шприцем в руках. А может, и не шприц это был, но что-то похожее и довольно омерзительного вида.
Ассистент главного ученого как раз склонился над подопытным со скальпелем в руках, и Венцеслав задергался, пытаясь освободиться от фиксирующих повязок.
Овощи так себя не ведут, им все равно!
Впрочем, Павел и сам уже услышал отца. Да, Венцеслав пока только начал восстанавливаться, но он уже все понимал, помнил, чувствовал!
Появление сына он пока не ощутил, все его эмоции сосредоточились на сверкающем лезвии скальпеля, приближавшегося к его телу. И главной эмоцией был ужас.
Внезапно скальпель замер на мгновение, а потом изменил траекторию и вгрызся в фиксирующие ремни. Вот освобождены руки, затем — ноги, и в последнюю очередь был перерезан ремень, стягивавший лоб.
А рептилоид застыл со скальпелем наперевес, испуганно таращась в спину Сысоевича. Видно было, что он пытается что-то сказать, но ничего не получалось. Только невнятное мычание.
— Ну, и что ты там мычишь? — проворчал ученый, поворачиваясь. И растерянно уставился на медленно поднимавшегося со стола Венцеслава: — А это еще что такое? Ты зачем освободил подопытного? Совсем с ума сошел?
— Открой дверь, — с трудом просипел ассистент.
— Что?!
— Дверь открой. А то я ее сейчас выбью.
— Бред какой-то… — поморщился Сысоевич. — Опять твои дурацкие розыгрыши? Нашел время! Давай верни подопытного в прежнее положение, у нас куча работы.
— Ты все-таки редкий придурок, Сысоевич, — косноязычно прошепелявил ассистент. — Отец, отойди в сторонку, чтобы осколки тебя не задели.
Венцеслав вздрогнул, нахмурился, а потом облегченно улыбнулся:
— Так это ты, сын?
— Я, я, кто же еще, — кивнул ассистент, по-прежнему изображая статую со скальпелем. — Отойди, а еще лучше — под стол спрячься.
Венцеслав неуклюже, но довольно шустро юркнул под стол.
— Да что происходит, в конце концов?! — заорал Алексей Сысоевич.
А в следующее мгновение дверь лаборатории, брызнув стеклом, влетела внутрь помещения.
Глава 42
Мартин все время пытался отобрать у меня мягкую корзину, в которой с максимальным удобством устроили нашего раненого бойца — Карпуху, потому что, несмотря на некоторую изможденность, кота никак нельзя было отнести к субтильным существам, весил он немало. Да и размеры имел внушительные.
Так что нести его было сложновато. Мартин это видел, предпринял все меры по изменению ситуации, но столкнулся с обстоятельством непреодолимой силы.
Моим упрямством, цементированным чувством вины. И той искренней радостью, с которой встретил меня такой обычно суровый и не склонный к нежностям кот.
Он даже заворковал, что позволял себе очень редко.
В общем, Карпушку я несла сама, а Мартину и охранникам оставалось только распахивать передо мной двери и помогать спускаться по лестнице с крыльца клиники.
Сосредоточившись на ступеньках, я не заметила, что машин на парковке стало больше. Ровно на две. И только когда к нам навстречу двинулись двое незнакомых мужчин, я обратила на них внимание.
Они разительно отличались друг от друга.
Один обладал яркой, даже экзотической внешностью: огромные, почти черные глаза, длинные черные волосы, ухоженная борода, наряд соответствующий — что-то типа длинной рубахи и шаровар.
Второй — самый обычный, среднестатистический гражданин с неприметной внешностью. Пока не заглянешь в глаза этого среднестатистического.
Светлые, на первый взгляд — пустые и холодные, но это только на первый.
Но если присмотреться — под тонким слоем льда ртутно переливалось что-то непонятное и затягивающее.
Лаффа и Варт. Кумиры Лиды. И теперь я понимала, почему они вызывали такой восторг нашей помощницы.
Но самое интересное, они вызвали если не восторг, то очень живую реакцию со стороны Карпухи. Стоило Лаффе и Варту приблизиться к нам и поздороваться, как кот зашевелился и попытался приподняться в корзине.
— Тише, мой хороший, тише, — я едва удержала свою ношу, хорошо, Мартин помог. — Что с тобой?
Кот требовательно мяукнул, не отрывая взгляда от Лаффы. И снова задергался, словно собирался вылезти.
— Да что с тобой, Карпуша?
— Давай я все-таки его возьму, а то уронишь бедолагу, — Мартин решительно отобрал у меня корзину.
На этот раз противиться я не стала, слишком уж сильно бузил кот.
— Может, ему больно? — я вопросительно посмотрела на провожавшего нас ветеринара.
— Вот как раз дергаться ему должно быть больно, — врач озабоченно нахмурился, — а в состоянии покоя все вполне переносимо. Ничего не понимаю! Рану я зашил хорошо, а…
— Не беспокойтесь, — заговорил Лаффа, внимательно всматриваясь в глаза кота. Он даже поближе наклонился к нашему бузотеру. — Дело не в физических ранах. Кот очень беспокоится за хозяина, он чувствует беду.
— А вы откуда знаете? — недоверчиво приподнял бровь ветеринар. — Вы что, понимаете речь животных? Доктор Дулитл?
— Почти, — невозмутимо кивнул Лаффа, проигнорировав явную насмешку в голосе врача. — Я слышу его мысли.
— Помилуйте, какие мысли у котов?!
— Обычно довольно примитивные. Но это — очень необычное животное, я такого еще не встречал.
— Что вы имеете в виду?
— С ним, похоже, с самого детства хозяин общался мысленно и развил эту способность до невероятно высокого уровня. Это ведь ваш кот?
Лаффа уважительно посмотрел на меня.
— Мой. Но не только. У Карпушки есть, так сказать, главный хозяин, тот, что взял его еще котенком. Вернее, спас и вырастил.
— И это, как я понимаю, тот самый Павел, о котором упоминал господин Пименов? Тот, из-за кого твари подземелья рискнули проявиться? — вмешался Варт.
— Именно.
— Скажите честно, господин Пименов, — Варт слегка наклонил голову, всматриваясь в глаза Мартина, — вы нас сегодня пригласили не ради сопровождения домой раненого кота? Для этого вполне хватило бы вон той милой девушки, приятно удивившей меня своими способностями.
Лида, стоявшая неподалеку, мгновенно полыхнула щеками, услышав столь лестную оценку.
— Вы правильно поняли, господин Варт, — усмехнулся Мартин. — Я обычно не стреляю из пушки по воробьям. Исключительно по вражеским крепостям предпочитаю бить. Но для этого еще надо найти эту самую крепость. Что пока не удалось нашим экстрасенсам, хотя они пытались. Но подземная Москва слишком велика.
— Но я не знаю, чем мы сможем помочь. Я ведь уже говорил — мы до сегодняшнего дня вообще не могли понять, кого мы периодически чувствуем. Они слишком хорошо прячутся, что немудрено — столько веков бок о бок, и ничего, кроме сказок и легенд.
— Если честно, я и сам не знаю, — Мартин тяжело вздохнул и погладил голову Карпушки. — Просто мне так показалось.
— Что именно вам показалось?
— Что сегодня ваша помощь понадобится.
— Судя по всему, — Лаффа наконец оторвался от глаз притихшего Карпухи, — вы, господин Пименов, тоже обладаете определенными способностями. Пусть и небольшими.
— В смысле?
— Вам показалось, вам муторно, вы ощущаете надвигающуюся беду, верно?
— Ну да, но…
— Это можно назвать интуицией, но это способность слышать сигналы ментального пространства. Вы совершенно правы — возмущение этого пространства нарастает с каждой минутой. Но источник его пока сложно определить.
— Пока? То есть имеется вероятность, что…
— У нас имеется не вероятность, — улыбнулся Лаффа, — у нас имеется вот этот замечательный кот.
— И что? Чем может помочь раненое животное? Он ведь не в состоянии отвести нас к хозяину.
— Почему же — очень даже в состоянии.
— Да бросьте! — снова вмешался ветеринар. — Я лично оперировал вчера этого кота и ответственно заявляю — ему ни в коем случае нельзя двигаться! А тем более ходить! Иначе животное погибнет!
— Не волнуйтесь, уважаемый, — Лаффа успокаивающим жестом сжал плечо доктора, — мы не дадим этому замечательному коту даже лапой пошевелить!
— Но как же тогда…
— Он покажет нам дорогу здесь, — Лаффа прикоснулся пальцем к голове Карпухи, а затем — к своей. — А картинка появится здесь.