Зачем их строили? Энвер Ходжа, безраздельно правивший Албанией с 1944 года до самой своей смерти в 1985 году, боялся нападения.
– Он был параноиком, – говорит Ина Ижара. – Считал, что на Албанию все хотят напасть. После войны он дружил с Югославией. Потом поссорился с маршалом Тито и на несколько лет переметнулся на сторону СССР. Этот альянс ему разонравился, когда там начали пересматривать итоги сталинизма. Ходжа столковался с Китаем и – везде же одни враги – принялся вооружать страну и строить бункеры.
Бункеры идеально вписывались в картину мира албанцев, привыкших жить в страхе: на протяжении столетий албанские земли захватывали древние греки, римляне, болгары, венецианцы, турки, итальянцы, австрийцы, немцы, сербы и, наконец, современные греки.
Ина Ижара:
– Бункеры строили для нас. Чтобы нас устрашить, дисциплинировать. Сегодня это звучит абсурдно, но люди в возрасте моих родителей – а им сегодня под семьдесят – действительно верили, что на нас хочет напасть весь мир.
– Пропаганда действовала как в Северной Корее. В нас вдалбливали, что первое, о чем, проснувшись, думают американцы, русские и греки, это как бы завоевать Албанию, – добавляет Чауши. – Мы были отрезаны от информации. Мой дядя на двадцать лет отправился в тюрьму, потому что посмотрел фильм по югославскому телевидению и пересказал его другу, а тот на него донес. Большинство албанцев слушали радио “Тирана” и не высовывались.
Люди жили по двенадцать человек на пятидесяти метрах, потому что все инженеры работали на армию, а весь бетон шел на строительство бункеров, которые никто так и не использовал в военных целях.
– Чаще всего мы их используем для потери девственности, – смеется Ина Ижара. – Недавно мой друг был в отпуске в Саранде и привел в бункер девушку, с которой познакомился на дискотеке. И что? Жаловался, что замерз как собака, а под конец наступил в чье-то дерьмо.
3
Ходжа умирает в 1985 году. За месяц до его смерти в Советском Союзе к власти приходит Михаил Горбачев, и во всех коммунистических странах поднимается ветер перемен. Но не в Албании. Здесь еще в 1990 году преемник Ходжи Рамиз Алия убеждает албанцев, что жизнь поляков в результате трансформации сильно ухудшилась. Но албанцы уже все понимают. Режим шатается, и в 1992 году преемник Алии передает наконец власть Сали Берише – бывшему руководителю партийной организации в медицинской академии в Тиране, который лучше других аппаратчиков уловил перемены. Бериша стал президентом. Сегодня он премьер[23].
Много лет никто не трогал бункеры Ходжи.
– Пока в 1999 году сербы не начали бомбить Косово, – замечает Чауши. – Заодно досталось Албании и бункерам. И вдруг оказалось, что сооружения, которые должны были выдержать атомную войну, разваливаются, словно они сделаны из глины! Для многих это был шок.
Тогда началась вторая, гражданская жизнь бункеров. Люди потеряли к ним уважение. В деревнях крестьяне держат в них коров, коз и свиней, в городах еще недавно их использовали в качестве холодильников. Сегодня Албания разбогатела, почти у каждого дома есть холодильник, поэтому в бункеры люди начали выбрасывать мусор.
Иначе обстоит дело в столице. Блок – это район Тираны, который при коммунистах считался закрытым и особо охраняемым. Здесь жила партийная верхушка: Энвер Ходжа, его министры и товарищи. В подвале каждого дома находилось бетонное убежище.
– Сегодня Блок – это самый тусовочный район Тираны, – смеется Камелия, студентка юридического факультета. – В бывших убежищах открылось несколько отличных баров и дискотек.
Элиан Стефа, молодой албанский архитектор, сделал бункеры главной темой своего дипломного проекта. Он видит бункеры как мини-отели или даже… винные погреба:
– Больше всего я бы обрадовался, если бы кто-нибудь открыл в бункере хостел. Мы подготовили визуализацию. Всем нравится, но пока не нашелся смельчак, который сделает это первым.
Эльтон Чауши:
– Мои туристы заплатили бы любые деньги, чтобы в чем-то подобном переночевать.
4
В центре Тираны стоит другой бункер: большая пирамида, построенная после смерти Ходжи его племянницей Пранверой. Пирамида задумывалась как мавзолей правителя и место паломничества для школьников, военных и работников госучреждений. Сегодня пирамида стоит пустая и пугает многочисленными граффити. С ее крутых стен съезжают самые бесстрашные из местных скейтеров.
– Я прохожу мимо нее по пути на работу, – говорит Гергь Ндреца, которого режим Ходжи семь лет продержал за решеткой за “вражескую пропаганду”. – Я раздал аж несколько антиправительственных листовок.
Сегодня он работает в фонде, который помогает бывшим политическим заключенным, оказавшимся в сложной материальной ситуации.
– Когда я прохожу мимо этой мерзости, у меня глаза кровью наливаются. Никто так и не ответил за тот ад, который нам тут устроили.
Это правда. Албанские коммунисты, убившие несколько десятков тысяч человек и еще многие тысячи сославшие в лагеря, не понесли наказания за свои преступления. Рамиз Алия умер в 2011 году в возрасте восьмидесяти шести лет. Несколько лет он отсидел в тюрьме, но приговор касался злоупотребления властью и финансовых махинаций, а не преступлений режима. Под конец жизни бывший диктатор дал интервью радиостанции ВВС, в котором признался, что не все смертные приговоры времен коммунизма были справедливыми. Сказал, что он об этом сожалеет.
Иначе обстоит дело с Неджмие Ходжа[24]. Недавно 93-летняя вдова диктатора появилась в популярном в Албании шоу Януша Бугайского, американского политолога с польскими корнями. За полтора часа интервью она не продемонстрировала ни намека на раскаяние. “Я ни о чем не жалею, – сказала она. – Наша страна была очень бедная, у нее было много врагов. Все действия были необходимы”.
– Как следует поступить с пирамидой? – спрашиваю я у Гергя Ндреца.
– Так же, как с бункерами! Обложить удобрениями, покрышками и поджечь. Разрушение бункеров – это начало нашего ментального выхода из коммунизма. Пока мы продолжаем жить в придуманном коммунистами пространстве, здесь будет править дух Ходжи.
Удастся ли?
– Думаю, да, если сохранятся высокие цены на сталь, – с горечью замечает Ндреца. – Тем более что ломать бункеры помимо гражданских принялись военные.
5
Если Джони, строитель из Берата, ломает бункеры кустарными методами, то албанская армия подошла к заданию ответственно.
– У них отбойные молотки. – Джони даже присвистывает от восхищения. – Они стреляют из танков, минометов. Могут по десять бункеров в день ломать. Это три тысячи евро! Интересно, что они делают с такими деньгами…
Я попытался узнать это в албанском министерстве обороны, но мои вопросы застряли где-то между департаментами. Больше удалось разведать албанским журналистам, которые обнаружили танки, уничтожающие бункеры, в албанском туристическом раю на юге страны.
– Нам приходится этим заниматься, поскольку образуются водовороты и тонут люди, – сказал офицер, не пожелавший назвать свое имя. – Сегодня для нашей страны туристы очень важны.
Армии помогают частные строительные фирмы. Хозяин одной из них, Бесник Ляску, в молодости служил в армии и строил бункеры своими руками.
– У меня слезы на глаза наворачиваются, – признается он. – Бункеры – часть моей жизни. Я и представить себе не мог, что когда-нибудь они исчезнут. И мне странно, что мы уничтожаем их ради капиталистов, которые построят на их месте дорогие отели и рестораны.
V. Инстинкты
С нашего наблюдательного пункта мы смотрим, как себя ведут животные, и прикидываем: сколько агрессии мы можем им позволить? Они уже перешли границу или можно выждать еще минутку, чтобы дать им остыть?Чай с оккупантом
“Привет, дружище. Может, найдешь немного тротила? В твоем городе полно шахт. Ударим как ИРА[25] – вокзал или аэропорт. Пиши в личку. Григорий”.
Это сообщение шестнадцатилетний Саша получил по скайпу сразу после беспорядков в Таллине. Он проверил в Википедии, что значит ИРА. Прочитанное ему очень понравилось. “Привет, Гриша. Попробую помочь”, – ответил он и побежал к знакомым шахтерам.
Бронзовый солдат и поезд в Москву
В последние дни апреля 2007 года Бронзового солдата, символ победы Красной армии над фашизмом, перенесли из центра Таллина на его окраину.
Русское население Эстонии восприняло это как пощечину. Таллин забурлил. Полетели осколки разбитых витрин, пролилась кровь. Погиб молодой русский парень, несколько десятков человек были ранены. Тысячи хулиганов, русских и эстонцев, крушили и грабили магазины. Мир облетели фотографии шестнадцатилетних подростков, обчищающих магазин Hugo Boss.
Через несколько дней я встретился с моим приятелем Яанем.
– Чертовы русские, – злился он. Яан полжизни прожил в Польше, но все происходящее в Эстонии принимает близко к сердцу. – Чертова пятая колонна! Предатели! Оккупанты!
– Оккупанты? – удивился я.
– Да! Половина из них пришла с армией. Чтобы за нами следить. Чтобы Эстония не бунтовала.
– Предатели?
– Каждый из них только и ждет, что вернется СССР.
– Пятая колонна?
– Думают, как бы присоединиться к России. Наше правительство должно их всех выслать в Москву. Эстония должна быть эстонской.
Я обратился к имеющимся данным. Каждый третий житель Эстонии русскоязычный. У каждого шестого даже нет гражданства. Несмотря на все это, дела у Эстонии идут хорошо, она вступила в Евросоюз и на фоне бывших республик СССР выглядит “экономическим тигром”.
– Что же это за пятая колонна, которая позволяет так развиваться? – поинтересовался я у Яана.
– А ты поезжай, выпей с ними чайку из самовара. Сам увидишь, как они нас ненавидят, – отрезал он.
Оккупант и капуста в Кабуле
Пока Саша искал тротил, Елена Едомских получила в подарок от друзей-эстонцев садовый цветок. В знак симпатии. “А мы-то боялись, что они перестанут с нами разговаривать”, – сказала она мужу.