Глава 17
Повилика вытерла шею полотенцем. В целом она довольна: трюк, который она тренит неделю, наконец-то, начал выходить. Еще немного подчистить, графичнее замирать и техничнее заходить. Она выключила запись видео на смартфоне. Отсматривать запись с трюком и со всем танцем будет позже. Сейчас по телу растекалась усталость, мышцы и весь скелет медленно приходили в нормальное для них положение. Еще немного и движения станут замедленными и угловатыми от изнеможения. Если она сядет на пол рассматривать то, что сняла, до душа придется ползти.
Верно этот трюк называют «суперболь». Повилика толком не понимала, что у нее сейчас болит сильнее – растянутая спина или лодыжка. Продвинутая версия «супермена», когда пилонистка прогибается спиной к пилону, но хватается не за него, а за подтянутую сзади лодыжку, сгибаясь в кольцо. Девушка потерла позвоночник чуть повыше поясницы, пытаясь предугадать: синяк будет или растяжение. В этой «суперболи» и растянутая спина нужна, и сильные плечи, и, главное, терпимость к боли. Повилика только что все прочувствовала на себе.
Как не крути, а тело было живым. Разум не соглашался с этим, пытался доказать ей, что она некий абстрактный образ танца, эфемерное создание, которому чужды земные чувства. Но она чувствовала. Ощущала боль в мышцах, позвоночнике, сухожилиях. На теле появлялись синяки и мозоли. Она натирала ладони и ноги. Уставала. Безумно уставала. Так, что казалось не сможет доползти до дома, свернётся калачиком вокруг пилона и заснет. Повилика холила и лелеяла свои синяки и боль. Упивалась ими, старалась прочувствовать все до самых незначительных нот. Словно мазохистка получала удовольствие от растяжений и ломоты. Это позволяло ощущать себя живой и теплой. Настоящей.
Признаться в этом она могла только себе самой. Только через боль и усталость она чувствовала жизнь. Будто это чувство привязывало ее к реальности, к земле, к свету, ко дню и ночи. Причисляло к живым. Она не бесплотный призрак, не тень, не миф. Пока она чувствует боль, видит, как ее тело меняется, она жива.
Повилика погрузилась в себя, глядя на свое отражение в зеркале и не видя его. Вздрогнула, заметив в комнате темную тень. Виринея, как всегда закутанная в сложные балахоны из черной ткани, смотрела на нее, не мигая и в упор. Словно кошка, выслеживающая добычу. Острый коготь напряжения и тревоги царапнул девушку. У Виринеи никогда ничего не происходило просто так. Если ты вызвала подобный взгляд, есть о чем задуматься.
– Привет, – улыбнулась Повилика. В ответ получила едва заметный кивок.
– Смотреть на тебя нестерпимое удовольствие, – мягко, по-кошачьи вкрадчиво промурлыкала Виринея. – Восхищает до боли.
Повилика улыбнулась и присела в шутливом легком реверансе. Виринея часто делала странные комплименты. Набор слов понимался сложно, но вот интонации не обманывали никогда. Она гордилась. Она восхищалась. Она была очень довольна. Если Повилика теряла уверенность, слишком сложно накручивала программу, придумывала слишком хитрую связку, которую никак не могла оттанцевать, одной этой интонации хватало, чтобы воспарить, напитаться силами и энергией. Чтобы раз за разом, снова и снова штурмовать пилон.
Повилика уже забыла про тот взгляд. Она чувствовала себя примерной ученицей великого мэтра. Лучшей ученицей.
– Посмотришь?
– С удовольствием, моя дорогая, – черная тень проплыла мимо девушки и села прямо на пол к зеркалу. Виринея замерла с широко раскрытыми глазами, вся превратившись во внимание.
Повилика отбросила полотенце и наклонилась к стереосистеме, включить музыку. Немного помедлила, собираясь с последними крупицами силы.
Виринея выглядела немного осунувшейся, усталой. Под глазами пролегли тени, волосы собраны в простой хвост, на вид не чесанный пару дней. Даже одежда сидела как-то иначе. Ее легкие широкие одежды обычно струились по ее телу, будто полупрозрачное многослойное облако танцевало вокруг нее, подчеркивая легкость, гибкость фигуры и сложность личности. Сейчас она как-то зябко куталась в черную ткань, будто хотела отгородиться или исчезнуть под ней. Но это было едва заметно очень внимательному взгляду, хорошо и давно знавшему Виринею. Предводительница все равно выглядела великолепно. Она была величественно красива и торжественно грациозна. Повилика прикинула, на сколько лет хозяйка студии выглядела.
Стройная, гибкая, сильная. Такая фигура могла принадлежать юной девушке, причем весьма спортивной и щедро наделённой красотой от природы. На лице не разглядеть ни одной морщинки. Кожа чистая и гладкая, будто дорогой фарфор. Губы ярко очерченные, ясные темные глубокие глаза в обрамлении густых ресниц. Придраться не к чему. Все атрибуты внешней молодости и красоты. Но при общем взгляде на все вместе она никак не тянула на молоденькую девицу. Что ее выдавало? Взгляд?
В юности не смотрят так внимательно, проницательно и понимающе, не видят глубоко и самую суть.
Одна знакомая стриптизёрша как-то буркнула про более старшую коллегу, только что вышедшую из клиники хорошего и дорогого пластического хирурга:
– Ни одно техобслуживание не скроет опыт во взгляде. Хоть вся перетянись.
Вот и Виринею выдавали мудрость, опыт и знания. Они делали из безумно красивой молодой девушки женщину без возраста. Еще более молодую и красивую.
На сколько выглядит сама Повилика? Какие опыт и знания читаются в ее взгляде?
Повилика кружилась вокруг пилона, взлетала вверх, змеей сползала вниз. Несколько невероятно сложных трюков. Русский шпагат на каблуках, райская птица, радуга Марченко. «Суперболь» она пропустила, до чистоты его еще надо отработать.
Повилике нравилось танцевать для Виринеи. Она уже не помнила, когда та последний раз приходила к ней на репетицию, но очень хорошо помнила время, когда они постоянно, подолгу тренировались вдвоем. Когда Виринея подбирала ей музыку, они экспериментировали с разными стилями и темпами. Девушки танцевали дуэтом и ставили на двоих номера. Повилика и сейчас почувствовала то единение в танце, которое вдохновляло и давало уникальные бесконечные силы. Хотя преподавательница не танцевала, а только сидела в зрителях.
– Ты совершенна, – тихо произнесла Виринея. – Безумно хороша, девочка моя.
Повилика растаяла в улыбке.
– Абсолютно идеально. Мне нечего добавить.
Повилика расстегнула молнии на ботинках, скинула их, пошевелила пальцами, снимая онемение.
Сразу хотелось стянуть промокшие от пота шорты и топ, пройти в душ, но Повилика заставила себя растянуться. После такой интенсивной тренировки мышцы и сухожилия пару дней могут гудеть, и молочная кислота будет рассасываться дольше, если не растянуться. Девушка села на пол и легла вперед.
– Ты очень сильная. Сейчас как никогда.
Повилика насторожилась. Она хорошо понимала, о чем говорит предводительница и предполагала, о чем скажет дальше.
– Как и всем нам, силу мне дает танец, – Повилика постаралась улыбнуться непринужденно.
– Мне кажется, ты давно не использовала силу по назначению, – Виринея смотрела на ученицу по-детски вопрошающе. – Уверенна, ты помнишь, для чего нам даётся эта сила. И помнишь о своем высшем предназначении.
– Конечно, Виринея, я все помню, – устало согласилась Повилика.
Виринее легко давались эти игры с улыбками, наивными вопросами, детским непониманием. Жертва начинала сопротивляться, отнекиваться, придумывать оправдания, Виринея направляла, уточняла, изящно вскидывала бровки. Жертва сама загоняла себя в ловушку противоречий, не замечая, как такое случилось. Повилика слишком хорошо знала Виринею, чтобы попасться на удочку. Предводительнице игра всегда доставляла удовольствие. Но нет, не в этот раз. Повилика не захотела играть. Победительницей ей все равно не бывать.
– Я не чувствую необходимости. Да и не до этого мне сейчас. Я ставлю новую программу к соревнованию, танцую в двух клубах, еще шоу… – Повилика вспоминала, чем она еще занимается, но оказалось больше ничем.
– Танцы – это прекрасно, моя золотая девочка, но они лишь средство. Наша цель – это месть.
Слово прозвучало звонко, словно удар хлыста. Повилика вздрогнула и покорно кивнула, укоряя себя за то, что за столько лет так и не научилась давать отпор Виринее, хотя бы защищаться. Как робкая школьница соглашалась и терпела. Что-то было в Виринее категоричное, решительное, безапелляционное, не допускающее никаких споров и возражений. Но они столько лет дружат.
– Да, точно, месть, – согласилась Повилика вслух и покорно опустила глаза. Она закончила растяжку. Подошла забрать полотенце и туфли. Ей очень хотелось сбежать.
Стремительно и незаметно черная тень скользнула с пола к девушке и, схватив ее за руку, вывернула ладонью наружу, обнаружив мозоль.
– Мне кажется, у идеального призрака танца не бывает изъянов? И ты устаешь? Мне не показалось? – Виринея вскинула изящные брови. И уперлась в ученицу взглядом, который кого-то другого уже поставил бы на колени. Но не Повилику. Она выдержала тяжелый взгляд Виринеи и забрала руку.
– Твои новенькие ведут себя неосмотрительно. Слишком большое число мужчин вызовет подозрение. Кому-то приходится быть осторожной, – спокойно произнесла Повилика. Хотя на это спокойствие и ровный, не дрожащий голос израсходовала всю свою решительность и силу. Казалось, даже позвоночник стало тяжело держать ровно. Виринея приняла отпор, отвела взгляд в сторону. И Повилика закончила:
– Ты поднимаешь их слишком много. Они не понимают, что творят, считают себя неуязвимыми. Последнее время просто обезумели.
– Я разберусь с этим, – Виринея выпрямилась перед зеркалом, отряхнула одежду. И тут же ее лицо снова озарила лучезарная нежная улыбка. – Ты – само совершенство, – она умильно посмотрела на Повилику. – Твоей силой грех не пользоваться. Тебе нужна свежесть обновления. Эмоции, азарт. Ты снова почувствуешь себя прекрасно. Вспомни, как это бывает. По-моему, вчера у студии с тобой знакомился идеальный кандидат.
Она улыбнулась еще раз и вышла из студии.