В голове водили хоровод схемы из событий, фотографий, вопросов и ответов. Как отдельные планеты, убийства и диалоги кружили в его голове, пока не выстраивались в единую вселенную. Хаос. А потом все планеты встанут на нужные орбиты, картинка сложится, вселенная заживет своей жизнью и откроет ему все секреты по запросу. Он верил, так и будет. Потому что создатель этой системы он сам.
Егерь имел ресурсы, он и его команда копали сразу по всем возможным направлениям. Делали запросы, посылали официальные рассылки, им не смели отказать. Лекс не имел таких возможностей, он работал по-другому. Зато мог не следовать правилам. Следственная группа в первую очередь сосредоточились на девушках. Алина Земская и Наталья Демидова – жертвы очевидные. Смерть через удушение. Дикий и Юрий Симонов – совсем другая тема. Даже сам факт убийства под вопросом.
Но Лекс соглашался с Егерем и братом Симонова, мужчин убили. Он не верил в совпадение. Две одинаковые случайности? Юрий связал девушку, по неосторожности удушил и умер с перепугу, и через полгода Дикий повторяет тот же опыт? Бред.
В убийстве было что-то, на что они не обратили внимания. Не заметили. Лекс до ряби в глазах рассматривал картины преступления. Он должен обратить внимание. Заметить. У маньяка должна быть идея. Пусть извращенная, болезненная, уродливая, с патологией, но замысел должен быть. Принцип.
Мужская смерть от счастья. Возможно, жертвоприношение. Он подробно изучал мифы и легенды всех народов мира и, что удивительно, у всех присутствовали сюжеты, когда мужчина оплачивает смертью, отдает жизнь за ночь любви какой-нибудь несравненной красавицы, культовой женщины. Обожествление женской красоты, нестерпимого желания и жажды обладания женским телом, воспетое в веках. Даже если допустить, что Дикий и Юрий испытали столь неземное удовольствие, что готовы были за него умереть, но почему красавица-то мертва? Это уже смахивает на массовое жертвоприношение во имя любви или чего-то еще. Связаться сами девушки не могли. Дикий и Юрий шибари не увлекались. Лекс не сомневался, подобным опытом Денис-то непременно поделился с друзьями. Он всегда рассказывал такие мелкие и интимные подробности своих сексуальных приключений, что они рекомендовали ему попробовать себя на поприще эротической литературы. Ни дома, ни в офисе, ни в ноутбуке, ни в машине, ни у Дикого, ни у Юрия не обнаружены ни картинки шибари, ни веревки, ничего, хотя бы издали намекающее, что он имел подобное увлечение. Значит, вязал кто-то другой. Тот, кто пришел. И ушел. Убил мужчин? Убил девушек? Или оставил задыхаться?
А еще тело девушки, хоть стройное, надо было как-то поднять. Значит, скорее всего, это был мужчина и довольно сильный.
Ребята Егеря проверят всех входивших и выходивших из подъезда Дикого, за период, когда могло произойти убийство. По отчетам консьержа никого постороннего не входило. Камеры видеонаблюдения развешивал какой-то рукожоп. Направлены, так, что вообще ничего не видно: тени на стенах, потолок.
Ну, и самая главная тайна: как все-таки убили мужчин? Егерь позвонит, когда будет заключение от эксперта по Дикому. По Юрию-то нет ничего, кроме «инфаркта». Следов на телах нет. Никаких. Егерь нашел еще несколько похожих умерших счастливчиков. Там тоже инфаркты. Они раз за разом проворачивали в голове одни и те же факты. Новых не прибавлялось.
Лекс чиркнул себе в блокнот: выяснить, кто были любовниками стриптизёрши и кто был в любовниках у студентки. Наверняка, среди них есть живые. Стоили ли девицы в постели того, что бы за ночь любви можно было отдать жизнь? Были ли так восхитительно хороши, что в их объятиях можно умереть от счастья?
После обеда он собирался заехать в офис Егеря. У Егеря сейчас было то, о чем он, о чем они все трое мечтали, будучи мальчишками. Секретные дела, государственные тайны, окрашенные властью, силой, званием и удостоверением. Но Лекс признавал: для того, через что ради этого прошел Егор, у него самого маленькие яйца. Только Егор мог погреметь стальным набором.
Лекс довольно улыбнулся, припомнив, как Егерь представил его ребятам, как он участвовал в их планерке. Чувствовал себя крутым следаком. Ненадолго его детские мечты сбылись.
Он до сих пор не верил, что Егерь смог привлечь его к расследованию. Не представлял, какие силы должны повлиять, чтобы такое стало возможно. Ему даже корочку дали, временную, но вполне настоящую.
У Лекса, как у мальчишки, волна радости поднималась внутри и захлестывала, кажется, даже уши краснели.
Сразу и гордость за то, что его знания и опыт кажутся Егерю достойными, чтобы участвовать в расследовании. И возможность участвовать в розыске убийцы Дикого. Причастность к мести. Участие в наказании.
Главное, Лекс в деле.
Почти незаметным движением пальца он гладил колесико мышки. Бездумно скроллил ленту поисковика. Иногда переходил по ссылке и снова спускал страницу вниз. Он уже толком не помнил, с какого запроса начал. Тематика немного изменилась, сейчас выползали истории с заголовками «Смерть от любви» «Удовольствие от смерти» «Смертельное удовольствие» и все в таком ключе.
Сначала он прокрутил вниз, не остановив на картинке взгляда. Даже успел перейти по ссылке и замер, вспоминая, что только что видел и не показалось ли ему. Сознание вполне могло подкинуть мираж. Уж очень Лексу хотелось найти какую-нибудь зацепку.
Он осторожно, аккуратными выверенными движениями откатился назад. Нет, ему не показалось.
Словно мертвая бабочка, застрявшая в паутине и уже наполовину оплетенная пауком, перед ним висела девушка. Незнакомая девушка.
Заметка в какой-то небольшой газете пригорода Большого Города. Убийство по неосторожности. Кто-то практиковал шибари, неудачно. Модель погибла. Убийца не скрывался. Местный наркоман. Больше в газете не было никакой информации. Сплошные сопли, эмоции и словоблудие.
Лекс записал себе в блокнот все, что смог найти ценного. Место убийства, дату, имя жертвы и убийцы. Убийство совершили одиннадцать месяцев назад. Значит, первым вполне могло быть оно. Лексу нужно в архив.
Он отправил фотографию из газеты Егерю и сразу стал набирать его номер.
Глава 20
«Исключительный случай». С этих слов Егерь начинал, когда требовал выполнить работу вне очереди и максимально срочно. Предлагал оставить все остальные дела и заняться только его.
С этими словами он наезжал на отдел программирования, когда отдавал распоряжение найти в интернете что-то не конкретное или зачистить гигантский объем информации. От этих слов вздрагивали судмедэксперты и баллисты.
С этими же словами он готовился переступить порог лаборатории Семена Рафаиловича Кикотя, главного эксперта криминалиста центрального района и самого крутого специалиста по вскрытию трупов и раскрытию их тайн.
Про него говорили, что ту самую иголку, которую необходимо найти в стогу сена он найдет по микроследам металла, осторожно вытащит пинцетом и даже соломинки не коснётся.
В общем-то, правильно говорили. Егор знал немало дел, где именно профессионализм, чутье и дотошность Семена Рафаиловича оказывались решающим фактором, поворачивающим расследование совсем по другим рельсам. Именно он находил деталь, которую не замечал больше ни один эксперт, именно ему взбредало в голову или, как он выражался, «кололо в толстый зад настойчивым шилом» проверить то, что, казалось, вообще не имело к делу никакого отношения.
Хитрый и умный еврей вот уже тридцать лет работал над совершенно особенными трупами. Ходили слухи, что он вскрывал такие высокопоставленные власти и знал настолько страшные подробности, что давно наковырял себе на бессмертие.
Произнести заготовленную фразу Егерь не успел. Семен Рафаилович его опередил.
– Егор, я рад тебя видеть и днем, и ночью, – он даже взгляда не поднял. Специалист безошибочно узнавал пожаловавших к нему в кабинет по шагам, скрипу двери и первому вздоху. – Рад даже тогда, когда ты приходишь не по мою душу, а из интереса к трупам. Хотя твоего визита по свою голову я бы не желал.
Из пузатенького лысеющего и всегда улыбающегося прищуренными глазами мужичка, сидящего на столе, болтающего ножками и пристально разглядывающего два листа бумаги, лился нарочитый не то еврейский, не то одесский акцент и витиеватые комплименты.
Егерь точно знал, Семен Рафаилович учился в местном Меде. Всю жизнь проработал по местным моргам и комиссиям. Кроме как от мамы, ныне покойной Юдифи Давыдовны, иврита ни от кого не слышал. Русским языком владел в совершенстве, классиков знал почище преподавателей литературы, да и в знании истории Государства Российского обскачет иного специалиста с научными регалиями. В общем, не было у него никакого акцента, и слов он не коверкал. Но в подражании еврейской или уж скорее одесской речи он лелеял свою преданность, родине, которую никогда не видел. Играл придуманную и выбранную им роль.
На вопрос, почему он не уехал на историческую родину, как многие его родственники, отвечал, что евреи по-другому сложены изнутри и там он останется без профессии.
– Но душа того трупа, по которую ты пришел, уж в небесах, а за экспертизой тела ты пришел рановато. Послезавтра, мой друг. Послезавтра.
Егерь тяжело вздохнул, тоже облокотился на стол рядом, предварительно поставив между ними бутылку хорошего коньяка, привлекающего не ценником и даже не столько выдержкой, а знанием любимого бренда патологоанатома. Их сиятельство питали особую любовь к Курвуазье. Скромно и со вкусом.
Семен Рафаилович улыбнулся, потискал бутылку в руках, шмыгнул носом. Посмотрел на Егеря и снова на бутылку, выпятил пухлые губы.
Специалист спрыгнул со стола и, не спеша, подошел к высокому шкафчику, ничем не примечательному на первый взгляд и не отличающемуся от всей остальной медицинской мебели.
Егерь успел заметить встроенный холодильник за бесчувственной пластиковой дверью и шеренгу из бутылок. Он довольно улыбнулся. Любимым напитком специалиста, кроме него, уважали не часто, хоть и заходили с подарками.