Деградация Егерю не грозила. Усложнения падали на них раньше, чем они успевали расправиться с предыдущими.
Первый эпизод отличался от двух последующих, но Егерь соглашался с Ромиком. Клиент наш. Такие птички в веревках просто так не запутываются.
– Посмотри еще. Сколько можно лажаться? – строго распорядился Егерь, демонстрируя раздраженность. – Сколько еще трупов, связанных редкими мастерами великого искусства шибари висит в архивах наших органов?
– Уже, – кивнул Ромик, отвлекая гнев шефа на себя от спрятавшейся за крышку макбука Ники. – Нет. Все точно. Голову даю на отсечение. Три эпизода. Первое, второе и третье.
Ромик прикрепил на магнитную доску фото первой убитой и последней найденной женщины в сетях, сдвинув остальные картинки в сторону. Получилось три столбика.
– Я съезжу в Котельничий, – предложил Лекс, нарушая молчание. – Если никто не против?
– В эту дыру? Да на здоровье! – фыркнул Ромик.
– Давай, – согласился Егерь. – Корочка у тебя есть. Заодно с матерью поговори, может, с соседями какими. Городок маленький.
Он нахмурился, что-то прикидывая, и почти с хором они с Лексом произнесли:
– Где сидит виновный? Наркоман.
– Которого обвинили в убийстве Фаины Кабировой? – уточнила Вероника и уже вовсю звонко колошматила по клавишам. – СИЗО 452, это недалеко от города. Сапул. Его еще не отправили в Свердловскую область. Номер заключенного четыреста девять шестьдесят один. Отправка назначена на сентябрь.
– А это волшебное место далеко? – поинтересовался Лекс. Что-то он не припоминал такой тюрьмы.
– Туда я съезжу, – хмыкнул Егерь. – Тебе не по пути, к сожалению.
Лекс развел руками.
Егерь не любил строить теории, пока на руках не было всех фактов, но три женщины, сплетенные одинаковым способом, это был очень большой и весомый факт.
Лекс почти прочитал мысли:
– Почему нет второй жертвы? Нет мужчины умершего от инфаркта?
– Наркоман оказался покрепче здоровьем и его буйная извращенная фантазия не впечатлилась, увидев мертвую девушку в сетях? – предположил Ромик.
– Если верить нашему мастеру шибари, то случайным образом по ролику в ютубе или прочим интернет-руководствам таким сложным образом, как у нас, девушек не свяжешь. Там налицо опыт, мастерство, высокая квалификация. Если Фаину связал и убил наркоман, он под стражей, значит, двух остальных связал кто-то другой?
– Или Захаров сидит не за свое преступление? – предположил Лекс.
– Но он сознался, – уточнила Вероника.
– Будем выяснять, – со вздохом подытожил Егерь и перешел дальше. – Тело Дениса завтра выдадут отцу. У него в крови нашли убойный коктейль из гормонов счастья. Окситоцин, серотонин, еще эти…
– Дофамин и эндорфин, – подсказал Ромик. – А такое возможно? Ему вкололи как дозу? Дозу счастья?
Егерь коротко рассказал, что узнал у патологоанатома.
– Выработал сам? – присвистнул Лекс. – То есть организм отключил инстинкт самосохранения и сам себя убил счастьем.
– Ну, как-то так, – хмыкнул Егерь.
– Если даже предположить, что мы не знаем, ну, не видим пока способа убийства Дениса Блатта, – Вероника с любопытством уставилась на шефа, потом на Лекса. – Почему в первом эпизоде нет мертвого мужчины?
Егерь вскинул брови. Очевидный вопрос.
– Ну, в целом тут понятно, – Лекс прищурился, вспоминая, посмотрел в окно. Вид из кабинета Егеря открывался на другое крыло здания, на окна, загороженные жалюзи. В целях безопасности никаких открытых пространств. Снаружи дизайн здания тоже планировали согласно требованиям безопасности. Стену расчерчивали проемы, больше похожие на узкие бойницы. Так сразу окна в них не разберешь. Закрытые внешней отделкой из секций, похожих на соты или клетки со скошенными краями, что тоже усложняло доступ. Располагались за ними коридоры, а кабинеты выходили во внутренний двор. Так что снайпер мог целиться хоть с воздушного шара, хоть с парашюта, стрелять просто не во что.
– Помнишь, какие бывают маньяки? – Лекс слегка улыбался. И Егерь почувствовал на себе его превосходство. – По типам психических расстройств?
– Мне как-то больше попадались жестокие убийцы, осознанные и нацеленные, нежели психические больные, – раздраженно буркнул Егерь.
– Один из типов – это маньяк, который заигрывает с теми, кто их ищет. Оставляет послание, изначально загадывает загадки, ждет, как ты будешь распутывать клубки. Психоз – это почти всегда демонстрация.
– Да, они больны, это мучает их, и они даже ждут, что их остановят, прекратят страдания, – предположила Вероника, – где-то я подобное читала.
– Все верно! Они у тебя молодцы! – похвалил Лекс. – Похожий тип, возможно подтип. Маньяк-интроверт, можно сказать. Очень интересный тип.
– Нам, как всегда, достанется самое интересное, – радостно прихрюкнул Ромик.
– Усложнение, – почти одними губами произнес Егерь.
– Это как раз настолько болезненный и непреодолимый психоз, что маньяк себя не контролирует. Тоже есть послание, причина, если так можно сказать, по которой он убивает жертв. Убивает, потому что иначе не может. Признаки и форма убийства говорят о конкретных вещах. Но, во-первых, эта логика понятна ему одному. То есть там нет как таковой загадки. Там есть срыв. Он следует своему ритуалу, собирается что-то другое сделать, но не может, срывается и убивает. Не загадки нам загадывает, а не может иначе.
– И какими чертами обладает этот тип маньяка? – уж, что Егерь помнил, так это то, что все учебники по криминалистике написаны в формате «если – то».
Если есть характеристика психа, значит, есть и отличительные черты характера.
– Места обитания? Привычки? – пытал он Лекса.
– Я криминалистику вместе с тобой в спортзале прогуливал, – фыркнул Лекс. – Да и боксерская груша способствовала закреплению совсем других знаний. Так уж выезжаю на хорошей памяти. Специалиста надо.
Ни от Егеря, ни от Лекса не укрылся вздох разочарования ребят. Специалист – это долго, а крючок любопытства уже повешен.
– Покопайся в памяти! – смеялся Егерь. Уж он-то хорошо знал Лекса. Если бы тому совсем нечего было сказать, он бы и не начал этот рассказ, сразу бы к психологу-криминалисту пошел. – Я тебя жалел, бил в пол силы, а значит, все мозги выбить не мог.
– Раздвоение личности, некоторые различия в форме убийств, он же не контролирует себя, не осознает, значит, полностью все условия соблюсти не успевает. Особенно в начале, когда проходит становление, психоз не расцвел еще полным цветом. Маньяк не сразу определяется со стилем…
– Точно. Как раз, как у нас, – не удержался Ромик.
Лекс кивнул ему немного преувеличено и закончил:
– Ну, и он не остановится, пока его не остановить принудительно.
– Вот это вообще круто, – вздохнул Егерь.
– Надо уточнить, но для него убийство – это как обострение. Живет нормальной жизнью, что-то в нем копится, что побуждает его убить, потом убийство и затишье. Ремиссия. Потом снова цикл.
– Ну, значит еще к психологам. Но сначала я в тюрьму, – решил Егерь. – Вероника, подготовь документы.
Девушка кивнула.
– Я в Котельничий, – Лекс собрал со стола ключи от машины. Послышалось негромкое пиликание. Он завел авто, чтобы охладить салон к своему приходу. Аномальная жара, накрывшая город, быстро всем привила несвойственные привычки.
– Ника, Лексу тоже. Запрос на архив отправь в район.
Девушка кивнула:
– Уже.
Егерь и Лекс вышли из кабинета. Серега дрых в машине.
– Хорошо вы тут пристроились, уютно. Никакой казенщины. Красивый дорогой офис, – оценил Лекс.
– Во многих кабинетах стоят бюсты, висят флаги. Привычка.
Ни у Лекса, ни у Егеря не шло из головы одно и то же. Лекс покачал головой:
– Ты можешь представить, что надо испытать, чтобы выработать, выплеснуть столько гормонов, чтобы не выдержало сердце? Может, все-таки вкололи. Прямиком в кровь.
– Нет. Иосиф не нашел уколов, царапин, ничего. Уверен, что гормоны Дикий выработал сам.
– Угу.
Они разошлись по машинам.
Егерь взглянул на экран телефона. Пропущенный от отца Лизы. Придется перезвонить. Он сморщился от презрения к себе. Докатился. Перепоручил свое задание. Пользуется услугами частного детектива. Интересно, тому уже есть что сказать? Егерь принялся искать номер, понимая, что сейчас будет врать.
Глава 21
Повилика всегда спала днем. Немного ночью и днем. Получалось два промежутка деятельности в сутках. Ложное ощущение, что дней в два раза больше, чем есть на самом деле. Не очень удобно, но когда-то же она должна была спать?
Большинство ее подруг, ложась за полночь, спали до обеда. Но она любила раннее утро и не желала его пропускать. Поэтому, возвращаясь домой ночью, она спала несколько часов, а с восходом просыпалась. Любовалась розовым, малиновым или оранжевым рассветом. Ей нравилось медленно поднимающееся солнце над заливом, вода, меняющая свои цвета, блеск мелких волн. Ей казалось это временем очищения, обновления, обнуления. Просыпалось солнце, новый день, город. Пространство и даже воздух окрашивались в свежие цвета, умывались.
Она успевала сделать легкую тренировку, больше похожую на общую физическую подготовку, нежели танцы. Зарядка давно вошла в привычку, дарила силы и энергию на весь день, будто напоминала телу, что оно сильное, гибкое и стройное. Потом, Повилика завтракала в кафе, едва то открывалось. Она оказывалась первой и единственной посетительницей. Спокойно и терпеливо дожидалась, когда кафе заполнится бизнесменами и менеджерами, решающими дела за завтраком. Нет, утро она никак не хотела пропускать.
Ночь. Ночь она любила еще больше. По сути, Повилика была ночным жителем. Танцы на пилоне вообще существовали, чтобы танцевать их ночью в свете ослепительных стробоскопов и софитов. Когда мир вокруг превращается в безумный яркий и цветной хаос. Когда каждая ночь, как отдельная маленькая жизнь. Жизнь, состоящая из безудержного веселья, легкости, красоты, соблазнения, вечного праздника.