Лекс не стал настаивать. Они медленно поплыли вверх.
Мужчина болтал без умолку, показывая то одну достопримечательность, которую он помнил из детства, то другую.
– Вот это вообще древнее здание… – он повернулся к девушке и замер на полуслове.
С ней творилось что-то неладное. Загорелая, золотая кожа Повилики побледнела до синевы, губы дрожали, на лбу выступила испарина. Она крепко, до белизны, сцепила пальцы.
– Господи, что с тобой? Тебе плохо? – Лекс перепугался не на шутку. – Тошнит? Болит что-то?
– Лекс, мне стыдно признать, – она заикалась и смотрела на пол кабинки, поднимая взгляд на мужчину лишь на мгновение. – Я боюсь.
– И ничего не болит?
– Нет.
– Не бойся, моя золотая. Все будет хорошо, – он соскользнул на пол перед ней, обнял за колени. – Современный надежный механизм. Для проверки здесь провозили слоников. Один такой в джинсовых шортах при тебе вылез из нашей кабинки живой и невредимый.
Повилика смеялась, запрокидывая голову назад, по щекам текли слезы.
Лекс не мог вспомнить, что делать с паническими атаками и ужасно корил себя за придуманное развлечение.
– Дыши глубоко и медленно, – он гладил ее по ледяным рукам, покрытым испариной.
– Давай выпьем, – выдохнула она, почти справившись с дрожью в голосе.
– Обязательно, – Лекс мгновенно открыл бутылку и, словно заправский официант, налил бокал до краев.
Он протянул его Повилике. Она спешила. Быстро запрокинула стакан, залпом отхлебнула. Газированное вино ударило в нос, и она чихнула, подавилась, закашлялась. Лекс уже достал из сумки пачку бумажных платочков.
– Я теряю навыки, засмеялась она, – прижимая салфетку к носу. – А ведь могла шампанское даже из бутылки выпить. Мы как-то с Ольгой гуляли по городу от клуба к клубу, по две бутылки слопали из горла. Еще спорили, у кого первого из носа брызнет.
– Ну, тут надо больше навыков, чем для полета в космос.
Повилика выдохнула, он протянул ей вновь наполненный бокал, налил себе. Они чокнулись. Руки у девушки больше не тряслись, но во взгляде по-прежнему читался страх, и по сторонам она старалась не смотреть. Лекс и не настаивал. Да и Повилика интересовала его гораздо больше, нежели вид на город с высоты птичьего полета. Он так и просидел перед ней на коленках, гладя ее по руке, подливая просеко и отвлекая разговорами от положения кабинки.
– Следующий раз морально подготовлюсь и, вероятно, смогу рассмотреть что-то сверху, – виновато улыбнулась она, когда до земли оставалось меньше четверти круга. – Вот уж не подозревала, что у меня есть страх высоты. Мне казалось, я от него избавилась. На воздушном шаре меня тоже накрывала паника, но после этого я все высотки в округе облазила, даже по парапету на крыше гуляла. Решила, что от страхов свободна.
– Ты летала на воздушном шаре? – Лекс вернулся в свое кресло.
– Да, в Турции, – Повилика почему-то смутилась. – В Каппадокии. Тоже толком не помню ничего. Тряслась от страха, вцепившись в край корзины.
– Парапет крыши – это совсем экстрим, – Лекс поморщился. – Должно быть, инстинкт самосохранения ты здорово загнала под лавку.
– Если бы только инстинкт самосохранения, – Повилика закатила глаза. – Не буду сразу рассказывать обо всех безрассудствах и глупостях, что я вытворяла, чтобы тебя не пугать.
– Я видел, как ты летаешь вокруг пилона, и вот это вот все вниз головой, – засмеялся Лекс. – Так что смирился, что встречаюсь с девушкой, которая гораздо бесстрашнее меня.
– Да-а-а, – протянула Повилика. Их кабинка плавно подбиралась к выходу, и она совсем успокоилась. – Колесо обозрения бесстрашие ярко продемонстрировало.
– Это совсем ничего не значит, – отмахнулся Лекс. – Вполне возможно и не страх высоты вовсе, а какой-нибудь страх потерять почву под ногами. На крыше же не боишься находиться, а вот в неустойчивом сомнительном предмете…
– Тогда я не теми методами лечу свои страхи, – Повилика пожала плечами и засмеялась. – И теперь даже не знаю, что делать.
– Ну, может быть, не надо избавляться от страхов, пусть останется милой и очаровательной особенностью?
– Надо, – уверенно заявила Повилика и очень серьезно добавила: – Я не хочу бояться. Ничего.
– Отлично, – легко согласился Лекс. – Я найду метод. Обещаю.
– Я на тебя рассчитываю, – согласилась девушка.
– Прости меня, пожалуйста. С этим колесом обозрения… Я не хотел, чтобы так получилось.
– Ты-то в чем виноват? Это я оказалась трусихой? Позор! Пилонистка боится высоты! – и без лукавства уточнила: – Готов искупить вину?
– Любым способом, – мгновенно согласился Лекс. Они шли по асфальтированной дорожке к выходу из парка. Негласно решив, что аттракционов на сегодня достаточно.
– Мороженное! Три штуки!
– Хоть ведро!
Они неспешно миновали парк и пошли вдоль набережной. Повилика в деле демонстрировала свое обещание и уплетала одно мороженное за другим. Она смеялась, рассказывала смешные случаи из своей танцевальной жизни, расспрашивала Лекса о его деле, о друзьях. Искренне огорчилась, узнав о смерти Дикого.
– Ужасно терять близких людей. Их так немного в нашей жизни и пустоту потом ничем не восполнить.
– Посторонись! – завопили позади них, и треньканье велосипедного звонка заглушило вопль.
Лекс быстро обнял Повилику за плечи и отодвинул в сторону с дорожки. Сзади их нагонял велосипедист, явно не от большого ума ехавший по тротуару для пешеходов вместо проезжей части дороги. Они подходили к мосту, и поребрик стал слишком высоким, чтобы двухколесный транспорт с него спрыгнул.
– Благодарю-ю-ю! – донеслось им от просвистевшего мимо велогонщика.
– Вот засранец! – засмеялась Повилика. И поправила, чтобы Лекс не понял неоднозначно. – Засранец на двух колесах! На дороге места мало?
Лекс добродушно улыбнулся. Он закусил губу, но смех все равно прорвался при одном только взгляде на Повилику. Третье мороженное, подтаявшее, пока дожидалось своей очереди, практически целиком размазалось по платью ниже талии, большим жирным пятном. Оставшаяся масса стекала с рук.
– Пачку носовых платочков я извел на колесе обозрения, – честно признался Лекс, безуспешно сдерживая смех. – А ты почему его к… э… животу прижимала?
Повилика хохотала. Пятно расположилось в странной области и навевало весьма неоднозначные мысли.
– Я его ловила. Оно падало, и я его поймала, – она потрясла руками, стряхивая остатки сладкой жижи. Впрочем, ситуацию это не улучшило.
– Я бы с удовольствием купил тебе еще мороженное и даже не одно, – Лекс уже не сдерживался. Уж слишком смешно и беспомощно она выглядела.
– Очень смешно!
– Честно! Очень.
– Расстегни, – она подставила Лексу бедро, на котором болталась крошечная сумочка на цепочке, – там есть влажные салфетки.
Лекс осторожно расстегнул миниатюрный конвертик. Кроме телефона, ключей и пачки салфеток там ничего не было, собственно больше ничего бы и не влезло. Оторвав клапан с хрустящей упаковки, он захохотал в голос, даже не пытаясь себя сдержать.
– Почему ты говоришь о них во множественном числе? – он помахал перед девушкой ароматным кусочком ткани. – Это не салфеткИ, это салфеткА, она одна.
Повилика закатила глаза, смеясь.
– Вот же… – она протерла руки, что никак не спасло ситуацию.
– Если бы ты испачкала физиономию, я бы с удовольствием помог тебе облизаться, ну там, где ты сама не достанешь – Лекс с трудом выговаривал слова, никак не мог остановить смех. – Но руки и платье облизывать отказываюсь, мне кажется, наши отношения еще не дошли до такой степени близости.
– Если бы я измазала морду, я бы сама облизалась и достала бы везде, – хохотала Повилика.
– Не сомневаюсь, мороженым ты не поделишься, это я уже понял.
– Мне в клуб через час, представляю, что про меня подумает охрана и администратор, если вообще пустят в таком виде. Придётся пробираться через черный ход.
– Я живу недалеко, вон в том доме, – Лекс указал на свою высотку. – Умоешься, застираем платье, посушим феном, не знаю, могу одолжить тебе свою рубашку, как раз сойдет за платье.
Повилика лукаво склонила голову на бок и прищурилась.
– Что? – Лекс выпучил возмущенные глаза. – Я спасаю твою репутацию! У тебя пятно неизвестной этиологии в очень интимном месте! Про тебя тяжело подумать что-то хорошее!
– Это мороженое!
– Ну, будешь рассказывать об этом таксисту, если тебя туда пустят, охране клуба, администратору… а я обещаю не приставать, гарантирую безопасность, ручаюсь за сговорчивость консьержки, точно пропустит. Я договорюсь! – он подмигнул. Поделюсь теплой водой и стиральным порошком.
– Хорошо! – остановила она его. – Пойдем.
Повилика стремительно пошла в направлении дома, который показывал Лекс.
– Эх, зря пообещал не приставать, – с деланным сожалением пробубнил он громко, что бы она расслышала.
– Уже обещал, – напомнила Повилика, не оборачиваясь. А про себя подумала: «Это я обещаю тебе безопасность и пока не буду приставать».
Улыбка не сходила с ее губ. До чего же он ей нравился.
Он сдержал обещание, консьержка едва на них взглянула.
– Если я до чего-нибудь дотронусь, то приклеюсь, – проворчала Повилика в лифте. Мороженое на ее руках и платье подсыхали.
Порог квартиры она переступала вкрадчиво и осторожно, словно кошка. Лекс не мог оторвать он нее взгляда. Из-под опущенных ресниц она рассматривала его жилище. Лекс не раз слышал миф о том, что жилье может раскрыть тайные тайны и секретные секреты своего хозяина. Поведать такое, что самые близкие люди не знают. Повилика наверняка тоже об этом слышала и сейчас пытается прочесть его характер по мебели и цвету обоев.
Может быть, это и не соответствовало действительности, но ему нравилось думать, что она им интересуется.
Как же хороша! Он не уставал ей восхищаться. Непосредственная, открытая и в то же время таинственная. Казалось, она вся здесь на ладони: с мыслями, легко читаемыми по лицу, с нехитрыми желаниями, но одновременно она опускала ресницы, загадочно улыбалась и тщательно хранила какой-то секрет. Он весь вечер любовался ей и никак не мог налюбоваться. Он испытывал эстетическое удовольствие, просто глядя на нее. Наверное, ценители искусства, которые часами любуются статуями или картинами, испытывают похожее наслаждение.