Егерь старался не бывать в таких районах. Его угнетали эти одинаковые скворечники, пристроенные друг к другу. Настолько высокие, что расстояние между ними скрадывалось, и, казалось, они стоят впритык, окна к окнам. А люди в них живут, спешащие, занятые, зашоренные, не замечающие ничего вокруг настолько, что не разглядят даже голую девку в окне напротив.
Жара все никак не спадала. Егерь уже не помнил, когда подобная аномалия терзала город. Но раскаленный диск солнца не висел на небе. Солнце закатилось куда-то вверх, потому что ни одного облака, где оно могло спрятаться, на небосклоне просто не было, отчего все заволокло рассеянным белым выгоревшем светом и накрыло непереносимой духотой. Асфальт и бетон работали, как пластины в гигантской батарее. Набрав тепло за долгие дни зноя, они отдавали его, накаляя все вокруг.
На Лекса район не произвел вообще никакого впечатления. Он бодро вышагивал рядом с Егором, непринужденно улыбался и рассуждал о деле. Ну, может быть, шел чуть быстрее, чем обычно. Жара гнала в тень подъезда.
– Карский – какой-никакой врач. Ромик сказал, что у него медицинское образование, и он даже некоторое время практиковал. Часто в остеопаты идут вообще из массажистов или фитнес-тренеров. Поэтому врачи их мракобесами считают.
Егор рассеянно кивнул. Зря он захотел пройтись между этих домов. Теперь приходилось сосредоточенно бороться с неприязнью, которая одолела его в этом районе, раздражением и подавленностью. А все это очень некстати. Он вспомнил про таблетки, которые держал в сумке. Но достать и проглотить незаметно от Лекса не получится.
Он искоса посмотрел на друга. Тот почти сиял. От негативных эмоций и депрессивных вторжений в психику его защищала влюбленность. Измененное сознание подставляло свою картинку реальности – цветущую, прекрасную и радужную. Егерь завидовал.
Его смартфон зафиксировал два пропущенных от Анастасии, председателя комиссии, чтоб их всех, на профессиональную пригодность.
«Вот зараза! Еще звонит ему» – зло подумал он. И глубоко вздохнул, стараясь сдержать гнев. Хочет оповестить, что его признали профнепригодным? Да пошла она!
Да уж. Ему изменённое любовью сознание не светит. Если только, как Дикому, вплеснут в кровь с последующим инфарктом.
Егерь горько усмехнулся, осознав, что, может быть, и не отказался от вот такой вот дозы счастья напоследок. Он постарался сосредоточиться на человеке, к которому они шли, пока ярость не перешла в паническую атаку.
– Ты ведешь к тому, что коктейль счастья Дикому вполне мог вколоть Карский?
– Главное, что он смог бы его смешать, – Лекс окинул взглядом подъездную дверь и нажал на кнопки домофона. Отозвался женский голос, тихий и робкий. Некоторое время женщина размышляла, стоит ли верить людям, представившимся следователями. Потом раздалось пиликанье.
Та же длительная процедура их ждала у двери квартиры. Сначала их разглядывали в глазок, Егерь предусмотрительно сунул в него удостоверение. Потом едва слышный голос из-за двери уточнил кто они, и только после долгой паузы им открыли.
Женщина оказалась маленькой, хрупкой, несмотря на дурманящую жару, закутанная в плед. Может быть, они ее разбудили? Серые, безликие глаза лишь один раз поднялись на вошедших мужчин.
– Нам нужно увидеть Карского Николая Уеловича, – Егор еще раз продемонстрировал удостоверение.
– Он работает, – сообщила женщина. – Вы же без записи?
– Мы из следственного отдела, – голос Егеря стал жестче. – Можем вызвать господина Карского повесткой, тогда это отнимет еще больше его рабочего и не только времени.
– Я спрошу… – согласилась женщина. – Проходите. Она пригласила их на кухню.
Квартира оказалась на удивление просторной. По всей видимости, ее спланировали из двух или, может быть, даже трех квартир. Кухня, куда они прошли, поражала размером, метров тридцать, наверное, и хоть тонула в полумраке из-за зашторенных занавесок, но сияла чистотой. Не только вымыто-вычищенной, но и стилистической. Никаких лишних предметов, все в едином цвете. Чистые пустые поверхности, блеск матовых стекол, до хруста выглаженная скатерть на большом круглом столе. Уютные мягкие диваны.
– Когда ты уже научишься быть расторопнее, – раздалось раздраженное бурчание. – Приглашай. И не умирай на ходу! Я прошу тебя, не будь сонной мухой.
Дверь в глубине квартиры хлопнула. Женщина появилась снова.
– А Николай Уелович вас примет у себя. Проходите, пожалуйста, – робкая улыбка жертвы мелькнула на ее лице. Она старалась быть расторопной.
Практически в полной темноте Лекс и Егерь прошли по коридору квартиры. Интерьер разглядеть не удалось. Слишком темно. Но простор и широта площадей по-прежнему удивляли.
По глазам рубанул яркий свет. От неожиданности гости зажмурились.
– Проходите. Присаживайтесь, – пригласил их голос, обладателя которого получилось рассмотреть не сразу. – Оксана иногда невообразимо глупа и медлительна. У нее сложное невротическое состояние и большая доза промазина, помноженная на мелипрамин, купирующие заболевание, несколько уносит ее из реальности. Доктор запахнул на себе короткий белый врачебный халат, перевязал длинный пояс под обширным животом. Лекс заметил черное пятно – татуировку на дряблой и обвислой сиське остеопата. Рисунка он не разглядел.
Комната являла собой кабинет. Письменный стол под дуб с резными краями, целая стена книжных стеллажей, заполненных медицинской литературой, светящийся стенд для просмотра снимков, пара кресел и диван.
Из этой комнаты вела еще одна дверь. По всей видимости, в массажный кабинет. Все-таки квартиру перепланировали из нескольких.
– Вы следователи? Чем могу быть полезен? – Карский держался уверенно спокойно, демонстрировал активное желание помогать. – Я берусь за любые нарушения двигательного аппарата, но специализируюсь на спине, позвоночнике.
Здесь он явно переигрывал, если бы Егерю или Лексу требовалась помощь остеопата, вряд ли бы они пришли на прием вдвоем.
– Мы по делу. По уголовному, – сухо уточнил Егор, продемонстрировал корочку. Мастер массажа и вправления костного аппарата едва на нее взглянул и продемонстрировал еще большую заинтересованность.
Егор по очереди, пристально всматриваясь в реакцию врача, выложил на стол фотографии убитых женщин. Фаины, Алины и Натальи. Затем мужчин.
Лекс тоже не сводил взгляда с Карского. Тот слегка дернулся, мотнул головой. Отрицание. Испуг. Реакцию вполне можно списать на ужас, испытанный им при взгляде на мертвых людей.
– Они же мертвы? Все? Боже! – он всплеснул руками. Какой кошмар! Совсем молодые! И таким странным способом.
Карский лепетал быстро-быстро, не то действительно был впечатлен, не то старался скрыть активный мыслительный процесс.
На лбу у него выступили капельки пота, хотя в кабинете остервенело работал кондиционер в отличие от всей остальной квартиры, и по коже то и дело пробегали зябкие мурашки. Доктор нетрадиционной медицины перебирал фотографии. Несколько раз просмотрел каждую.
– Все девушки являются вашими пациентками, – обронил Егерь.
– Я даже растерялся, – Карский мелко замотал головой, – Не рассмотрел лиц, такие странные позы и смерть… С детства боюсь трупов…
– Вы работали в морге, – спокойно напомнил Лекс.
– Старался справиться со страхом, – не растерялся остеопат. – Не получилось.
– А вы рассмотрите лица, – посоветовал Егерь. – Внимательно. Не торопясь.
– У меня достаточно большой поток пациентов, и в основном я вижу их со спины, – доктор еще раз посмотрел фотографии. Но Лекс сразу заметил, взгляд его едва скользнул по карточкам. Доктор уже все разглядел и знал, кого видит на фото.
– Да. Вот эту девочку я помню, Наталья, фамилию надо уточнить. Она дочь врачей. На нее есть полная история болезни и все координаты, здесь я точно смогу вам помочь.
Вот эту девушку тоже припоминаю, но не уверен. Могу поручить Сане перебрать картотеку, если она действительно была моей пациенткой, то помощница ее найдет.
– Была? Вы хотите сказать, что у вас она давно не была? – уточнил Егерь выжидающе. – Девушку убили более полугода назад.
– Я хочу сказать, что вижу, что она мертва и теперь уже точно «была». Не только моей пациенткой, но и вообще на этом свете, – не поддался на провокацию Уелович. – А вот это Фаина. Ко мне она приходила очень, очень давно. Кажется, она вообще уехала из города. Я запомнил, поскольку очень интересный случай. Ей явно была остро необходима моя помощь, но она ею так и не воспользовалась.
– То есть?
– Она верила в таблетки и физическую активность. Точнее, физическое убийство организма. Ей жизненно был необходим массаж, вправление позвоночника, но она неконтролируемыми дозами, коробками пила противовоспалительные, миорелаксанты и обезболивающие. И самое ужасное – нагружала и нагружала себя все большими физическими экзерсисами. Балеринам подобное свойственно. Понимаете, они очень хорошо переносят боль. Привыкают с детства. Поэтому заставить их лежать в постели или на вытяжке, хорошо зафиксированной, и терпеливо давать полное расслабление организму сложно. Поэтому в фазу инвалидности они переходят сразу из фазы активности без периода лечения.
– А Фаина усугубила свое состояние, перейдя из балерин в стриптизерши. Так сказать, сменила пуанты на каблуки. Вместо заслуженной пенсии, которую балерины получают достаточно рано. Вместо покоя. Вам это не нравилось?
– Не мое дело оценивать действия пациента с точки зрения нравственности – Карский поджал губы. – Но танцевать на каблуках? Ходить. Ходить! Губительно для позвоночника. А уж танцевать! Это убийство для ног и позвоночника.
Карский разволновался. Покраснел. У него изменилась речь. Каждая согласная давалась с каким-то запинанием.
Он поправил штаны. Лекс сдержал поплывшие вверх брови. Не может быть! Говоря о танцовщицах на каблуках, он несколько раз поправил ширинку на штанах. У него встал! Вот тебе и номер.
Лекс посмотрел на Егеря, не смог определить заметил тот или нет. Рубаха на груди Карского распахнулась и продемонстрировала неопрятную висящую грудь с редкими толстыми седыми волосками и татуировкой. Какое-то бесформенное пятно, наподобие кляксы или паука.