Все трудности, как оплата счетов, что давались с трудом, были из-за меня.
Все наши разговоры, наши планы, мои уроки игры на гитаре и пения — все было для меня.
Мои мечты.
Три года борьбы, потому что я хотела быть вокалистом в профессиональной рок-группе.
И мы это сделали.
Только для того, чтобы я больше не хотела этого.
Как я могла сказать маме такое? И как я смогу поговорить сейчас, чтобы она не поняла, что я несчастна? Это была моя мама, моя лучшая подруга. Она бы догадалась.
Что еще хуже, теперь у нее была замечательная жизнь. Я купила ей красивый большой дом, внедорожник, у нее не было ипотеки, и ежемесячный доход я отправляла на ее счет. У меня было много денег и отличный финансовый консультант, который с пользой их вложил, но я знала свою маму… Если я уйду из группы, она снова начнет беспокоиться о деньгах.
Я не хотела этого для нее.
Я не хотела, чтобы Брайан сказал: «Я же тебе говорил», и чтобы маме пришлось скрывать разочарование, которое она испытала из-за моей неудачи.
А теперь Мики. Я пожертвовала нашей любовью ради группы, и сейчас мы настолько запутались, что не было ни единой возможности это исправить. Я не должна ненавидеть эту жизнь после того, как предпочла группу ему.
Это было уже слишком. Я не могла ясно мыслить, я…
Дверь в гримерку открылась, и в комнату просунулась голова Гейл. Она нахмурилась, увидев меня на полу, и вошла, закрыв за собой дверь.
— Я беспокоюсь, Скайлар. Что происходит? Что тебе нужно?
— Мне нужен перерыв, — выпалила я. — Мне нужно немного побыть одной.
— Где ты хочешь скрыться? — Она вытащила телефон.
— Тихое местечко. Уединенное.
— И это все, что тебе нужно?
Я почувствовала ее беспокойство и поспешила заверить.
— Я не уйду из группы, Гейл. Мне просто нужна передышка.
Перерыв поможет. Я буду чувствовать себя лучше после того, как проведу время вдали от парней.
Но на следующее утро, когда мой телефон буквально взорвался уведомлениями и пропущенным звонком от мамы, я поняла, что, никакая передышка не поможет. Моя злость на Мики росла и росла, пока я разглядывала многочисленные фотографии, сделанные с разных ракурсов, где он целовал меня на сцене. Они были повсюду в интернете. Фанатам это нравилось.
Я уставилась на один конкретный снимок, сделанный кем-то рядом со сценой.
Это было похоже на кадр из фильма. Мики целовал меня с таким страстным желанием, что боль за него пересилила мою ярость.
Но только на мгновение.
Потому что это может и выглядело, как поцелуй чистой тоски, но я-то знаю. В этом поцелуе я ощутила лишь мелочный гнев и незрелость.
И я задалась вопросом, какой бы стала наша жизнь, если бы мы с Мики не разорвали ядовитую связь между нами.
В итоге я отправилась в летний домик в Норвегии, надеясь, что немного свободного пространства поможет мне чувствовать себя менее сумасшедшей.
Сегодняшний день
Глазго, Шотландия
Я отвела взгляд от Hydro, от тех воспоминаний. Всего через несколько недель после Норвегии я вернулась домой к маме и затеяла с ней этот дурацкий спор только для того, чтобы ее жуткий муж начал приставать ко мне.
Вместо чувства вины, которое я обычно испытывала, меня охватил гнев.
Я никогда не ожидала этого. Ни разу Брайан не подавал мне никаких признаков. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что он начал хвалить меня больше, чем прежде, но думала, что он просто придурковатый подхалим.
Это он виноват, что я чувствовала вину. Он поставил меня в невыносимое положение: либо разбить сердце матери и вызвать ее гнев, либо сохранить от нее тайну. Я сделала неправильный выбор.
Тайна все равно разлучила нас.
— Боже, как жаль, что я не рассказала тебе всю правду, запертую внутри меня, вместо того чтобы вырезать тебя, как ножом, из своей жизни, — тихо пропела я себе под нос.
Слезы жгли мне глаза.
Я поняла, что пути назад нет.
Все эти месяцы, пока я пряталась, какая-то безумная часть меня цеплялась за надежду, что я смогу вернуться и все исправить. Но я не могла. Мама ушла, и ничего не изменить.
«Единственный способ пройти через это, — подумала я, судорожно втягивая воздух, — это поверить, что моя мама умерла, зная, что я люблю ее».
И что я люблю ее больше всех. Навсегда.
Слезы медленно катились по щекам, и я позволила им это. Во мне были заперты месяцы слез. Я больше не буду бояться выпустить их.
Опустив голову навстречу ветру, я медленно побрела к своей квартире. Я знала, что на самом деле это не квартира, а, скорее, убежище. Место, где, как мне кажется, я наконец-то была готова исцелиться.
ГЛАВА 17
Как только вошла в квартиру, я поняла, что там кто-то есть.
Я замерла на пороге.
— О’Ди? — крикнула я
— Сюда, — прогрохотал его низкий голос из глубины квартиры.
Расслабившись, я закрыла за собой дверь и побрела по коридору, чтобы найти его. Его пальто и шарф лежали на диване, а сам О’Ди стоял на кухне и пил кофе.
Мой взгляд упал на гитарный футляр, лежащий на столешнице, и сердце ускорилось.
— Это что?..
О'Ди внимательно посмотрел на меня и поставил кружку с кофе.
— Полиция нашла гитару. Они хотели передать ее лично в руки, но я убедил офицера Кэлтон, что тебе не нужно еще раз приезжать в участок.
Вихрь эмоций бурлил глубоко в моем животе, пока я подходила к футляру. Дрожащей рукой не спеша расстегнула один замок, потом другой. Дыхание перехватило, когда я открыла футляр и обнаружила свой Taylor, лежащий внутри, там, где и оставила. Ухватившись за гриф, осторожно вынула инструмент.
О'Ди увидел, что я изо всех сил пытаюсь одной здоровой рукой повернуть его для осмотра, и подошел, чтобы помочь мне. Я впитывала каждый дюйм гитары, пока О’Ди держал ее передо мной.
На гитаре не было ни царапины.
Я сосредоточилась на выгравированной вдоль изгиба корпуса надписи.
«Музыка — это порыв души, а твоя душа прекрасна, моя дорогая.
Люблю тебя всегда, мама».
Эта надпись ударила меня с силой автомобиля, сбив с ног.
Она знала.
Когда мне не хватало слов, говорила моя музыка, и она сказала маме все, что нужно было знать.
Мама была уверена, что я несчастна, и все, чего хотела, чтобы я просто сказала это вслух, чтобы она могла мне помочь.
Я поняла это.
Я чувствовала, как у меня сжимается горло от необходимости сдержать внутри массу эмоций, чтобы они не вырвались наружу перед О'Ди. Я не хотела впадать в истерику перед ним.
— Мне нужна минутка, — прошептала я и поспешила в спальню.
Мое тело содрогнулось, пока я попыталась подавить эти чувства. Я приняла решение выпустить все слезы, но позже. Не здесь, не перед ним.
«Музыка — это порыв души, а твоя душа прекрасна, моя дорогая.
Люблю тебя всегда, мама».
Нет! Нет-нет-нет!
Я обхватила себя руками, но не могла остановиться. Рыдание вырвалось из горла, но я зажала рот, удерживая его.
Мое сердце колотилось так сильно, что кровь, свистящая в ушах, оглушала. Вот почему я не услышала, как открылась дверь, и чуть не подпрыгнула от прикосновения О'Ди к моему плечу. Я резко обернулась, заметив его неуверенное, неловкое выражение.
— Я в порядке, — сказала я, хотя мой голос звучал совсем не в порядке. — Я в порядке, я в порядке.
С каждым новым утверждением мой голос становился все более и более дрожащим, и я почувствовала, что О’Ди снова приближается.
Господи, убирайся, оставь меня!
Мне хотелось кричать.
— Пожалуйста, я в пор… — Но я не была в порядке.
Мама бы меня простила. Я поняла это.
Она простила бы меня, так почему я не могу простить себя?
Рыдания сотрясали мое тело. Я больше не могла их сдерживать.
— Твою мать, Скайлар, — услышала я шепот О'Ди.
Я подняла руку, чтобы оттолкнуть его, но мужчина мягко убрал ее, и тогда моя щека прижалась к его твердой теплой груди. Сильные руки крепко обхватили меня.
Это было разрешение выплакаться.
Так я и сделала.
Я плакала, окутанная его силой, плакала, задаваясь вопросом, закончатся ли слезы теперь, когда я, наконец, их выпустила.
Для меня уже стало привычным просыпаться в постели, но на мгновение я не поняла, где нахожусь. Снаружи все еще было светло, дневной свет струился сквозь открытые шторы.
Последнее, что я помнила, это рыдания в объятиях Киллиана.
Дерьмо. Он снова стал Киллианом.
Почему он должен быть таким сложным мудаком?
— Просто выбери личину, — проворчала я себе под нос, вставая и направляясь в ванную.
Мое лицо было в красных пятнах, а глаза опухли от слез. Здоровой рукой я плеснула себе в лицо воды, не заботясь о макияже, так как он смылся вместе со слезами.
Чувствуя себя измученной от эмоциональной разрядки, я побрела обратно в гостиную и замерла при виде Киллиана, сидящего на диване и печатающего что-то на своем телефоне.
Я ожидала, что буду одна.
— Ты проснулась, — сказал он, оценивая взглядом, не случится ли у меня еще одного срыва.
— Да.
Я смущенно отвернулась. Часы на плите показывали, что я отсутствовала всего час или около того.
— Кофе? — спросила я, шаркая на кухню.
— Да, конечно.
Пока я настраивала кофемашину, Киллиан встал и пересел на табурет напротив меня. Держаться к нему спиной было грубо после его доброты, поэтому я повернулась и встретилась с ним взглядом.
— Почему ты все еще здесь?
Он пожал плечами.
— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
Я нахмурилась.
— Ты же не собираешься подвергать меня психотерапии, не так ли?
— Зависит от обстоятельств. Как думаешь, тебе это нужно?
Я вздохнула. Тяжело.
— Киллиан.
Он напрягся, услышав свое имя, и что-то, чего я не поняла, мелькнуло в его взгляде, прежде чем он прогнал это.
— Я… Я разбираюсь со всем по-своему… Я справлюсь. Вообще-то, думаю, что моя музыка делает это лучше меня.