Естественно, древняя традиция ушу сегодня заметно разбавляется новыми веяниями, зачастую связанными с чисто коммерческим подходом. И все же жизненная нить истинного ушу существует, хотя и не выставляется напоказ, — обычно те «тайны» ушу, к которым стремится каждый последователь, передаются в небольших закрытых школах, в основном в деревнях, доступ куда по понятным причинам затруднен.
В мире ушу параллельно действует «предание» и «писание», причем предание важнее и актуальнее как для прямых носителей ушу, так и для самой традиции ушу вообще. Чаще всего, изучая ушу, мы сталкиваемся не с описанием реальных событий, но именно с преданиями. Историческая же реальность оказывается погребённой под мифологическими наслоениями. Вместо реальных людей здесь действуют почти мифологические герои, вместо мирных деревенских учителей — «великие мастера», небольшая стычка двух человек превращается в «великое сражение, длящееся несколько дней». Все это — привычнее и милее для китайского сознания и связано с традиционной мифопоэтикой, с осознанием действительности как ряда глобальных символов. Миф присутствует и в рассказах, и в древних рукописях, и в преданиях школ ушу, и естественно, кочует из книги в книгу. А поэтому, стремясь постичь историю ушу, мы нередко уподобляемся археологам, пытающимся очистить наслоения времени, чтобы реконструировать древнюю реальность. Но не значит ли это, что кто-то намеренно пытается «замаскировать» историю ушу? Отнюдь, нет. Только миф способен полнее всего отразить то миропонимание, то отношение, которое вкладывалось самими последователями ушу в эту традицию. Значит, «миф об ушу» выступает такой же полноценной частью нашего повествования, как и сама реальная история.
Книга 1«Священное и одухотворённое»
Что мы знаем об ушу
Путь мудреца — почитать Небо и подражать древности. Древность и современность проникают друг в друга, поэтому прежние мудрецы передают образцы своего поведения последующим поколениям.
У колыбели боевых искусств Востока
Определить, что такое ушу, довольно сложно. Если на Западе ушу воспринимается либо как боевое искусство, либо как спорт или оздоровительная гимнастика, то для Китая это нечто большее. В разные периоды истории относили к ушу методы боя, способы оздоровления и врачевания, медитативная и духовная практика, народные праздничные ритуалы, цирковое представление и танцы в подражание животным, даже дыхательная гимнастика. Но самое главное, во все времена ушу воспринималось как «чудесное и утонченное», как «сокровенное искусство» (мяо и, сюань шу). Оно реализовывалось в «одухотворенном ударе» (шэнь цюань), оно даровало «истинное мастерство» (чжэнь гунфу), «благую мощь» (дэ). Несложно заметить, что все это как бы намекает нам на некий священный, «от Неба данный характер» ушу. Не случайно сегодня в традиционных школах о занятиях боевыми искусствами говорят: «упражняться в достижении мастерства» (лянь гун), в противоположность спортивным секциям, где просто «тренируются». Все это лишь подтверждает связь традиции ушу с духовными и религиозными системами.
Ушу послужило истоком и одновременно матрицей для всех боевых искусств Восточной Азии. Именно в Китае находятся корни каратэ и дзюдо, айкидо и корейского хварандо, японского сумо и вьетнамского вьетводао. Следовательно, изучая китайские боевые искусства, мы можем видеть как бы «праформу» японских, корейских, вьетнамских и даже некоторых индонезийских боевых систем. Правда, не все сегодня громко заявляют об этом. Но факт остается фактом — даже в таком «чисто японском» виде боевых искусств, как каратэ, в первое время многие названия приемов и комплексов были китайскими.
Если японские боевые искусства распространялись в мире по «официальной» линии, и росту их популярности до сих пор способствует продуманная государственная политика, то китайское ушу прорастало за пределами Китая прежде всего через общины китайцев — эмигрантов-хуацяо. Именно от них Запад узнал о китайском ушу. Поскольку зарубежные китайцы происходили, в основном, с Юга Китая, а многие были к тому же членами тайных обществ, то для обозначения боевых искусств стал применяться термин, распространенный в этой среде и являющийся синонимом ушу, — гунфу. Вследствие особенностей транскрипции его звучание несколько исказилось, и мир узнал о боевом искусстве кунфу. Сначала на Западе кунфу преподавали в основном китайцы, чуть позже к ним присоединились и европейцы. Долгое время такое преподавание носило довольно бессистемный характер, а под кунфу подразумевались не столько собственно китайские боевые искусства, сколько все те способы боя и оздоровления, которые не подпадали под достаточно четкую систему каратэ. Естественно, не обошлось без создания новых «стилей» и «школ». Большинство из них представляло собой откровенные подделки под восточную экзотику, но некоторые оказались весьма удачными изобретениями, хотя и мало соприкасающимися с китайской традицией. Например, система рукопашного боя, созданная Брюсом Ли, считается кунфу.
О китайских боевых искусствах начали говорить еще в 60-х годах ХХ в., но настоящий бум наступил приблизительно с начала 70-х годов, когда стало стремительно расти число залов для занятия кунфу — квонов (искаженное от китайского гуань). Сначала кунфу воспринималось лишь как антитеза или дополнение к каратэ — «еще лучше», как писали о нем западные журналы типа «Inside Kungfu» и «Karate». Интересно, что долгое время Запад вообще не знал, как называются китайские боевые искусства, поэтому появилось название «китайский бокс», а известный популяризатор боевых искусств Эд Паркер вообще писал о «китайском каратэ».
«Маленький дракон» Брюс Ли стал символом китайских боевых искусств во всем мире. Создав собственный эффективный стиль джит-кун-до («путь пресекающего кулака») на стыке китайского ушу, каратэ, европейского бокса, борьбы и даже фехтования, он далеко отошел от китайских канонов, чем пробудил массовый интерес к китайскому кунфу за пределами Китая
Ситуация заметным образом изменилась в конце 70-х годов. Именно тогда выходят первые, пускай недостаточно профессиональные, но познавательные работы по истории и духовной традиции ушу, потеснившие бульварную литературу о «смертельных касаниях» и «энергетических ударах». Так, постепенно, становилось ясно, что ушу — явление более высокого порядка, нежели просто боевая практика.
Параллельно с этим власти КНР активизировали начатую еще в 50-х годах пропаганду чисто спортивного, гимнастического направления ушу, созданного за счет упрощения традиционной практики. С одной стороны, это переводило ушу в область спорта, с другой — должно было противостоять тем международным организациям, которые проповедовали традиционные ценности ушу. Оно оказалось разделено на «традиционное» и «современное» (о причинах и критериях этого разделения мы скажем позже). В ряде стран возникло даже лобби, толкующее ушу исключительно как вид физкультуры и пропагандирующее современные гимнастические комплексы. Пик этого движения пришелся на начало 90-х годов, однако затем начался резкий спад. Большого успеха это направление не приобрело, поскольку, с одной стороны, ориентировано в основном на молодых и хорошо подготовленных спортсменов, а с другой — игнорирует духовные аспекты ушу.
Обаятельный Джэкки Чан (Чан Лун) в своих фильмах в основном использует технику, характерную для пекинской драмы и некоторых направлений южных стилей
В начале 80-х годов популярность кунфу докатилась и до СССР. Первоначально это выразилось в создании нескольких «стилей», не имеющих ни аналогов в Китае, ни непосредственного отношения к ушу. В частности, тогда родились стили чой, шоудао и ряд других. С 1986–1988 гг. началась пропаганда спортивно-физкультурного направления ушу. Большое количество поклонников завоевал чанцюань— «Длинный кулак» — молодой гимнастической стиль, созданный в 50-х годах нашего века. Во многом это объяснялось тем, что первые энтузиасты боевых искусств ушу из-за недостатка информации не очень точно представляли себе, что же такое ушу. Вскоре пришло понимание того, что «гимнастика ушу» связана скорее не с боевым искусством, а со спортивной гимнастикой и не дает ответов на многие вопросы, волнующие энтузиастов ушу. Наиболее привлекательными становятся те стили, история которых насчитывает столетия: шаолиньцюань, синъицюань, багуачжан, тайцзицюань, чоцзяо, тунбэйцюань и многие другие. Заметим, что наша страна довольно быстро перешагнула через эпоху создания подделок «под ушу» (в США она продолжается уже три десятилетия).
И чем больше мы стараемся проникнуть в сущность ушу, тем больше возникает загадок. Парадоксальным образом версии о происхождении ушу, его содержании, о стилях столь явно противоречат друг другу, что могут сбить с толку кого угодно. И естественно возникает вопрос — как мы можем узнать об истинном ушу, его истории и духовных традициях?
Можем ли мы узнать историю ушу?
Когда, возникает желание узнать историю боевых искусств, первое, что приходит на ум — это обратиться к специальной литературе.
О боевых искусствах написано много. Литература, посвящённая их истории, столь обширна, что вполне может составить целую библиотеку. Причём встречаются как фундаментальные работы, так и откровенное фантазирование, чисто коммерческие спекуляции.
Как ни странно, первые упоминания в европейской литературе о китайских боевых искусствах были связаны с Японией. В начале века большую популярность приобретает джиу-джитсу, точнее, некие «приемчики», которые европейцы считали японским искусством рукопашного боя. Статья известного китаеведа Герберта Джайлса, опубликованная в начале 10-х годов ХХ в., так и называлась — «Дом джиу-джитсу». Но посвящена она ушу в Китае. Это была первая попытка разобраться в истоках культуры боевых искусств Дальнего Востока. Примечательно, что Джайлс, прекрасный знаток китайских народных верований, ни разу не упомянул слова «ушу». Цитируя древние хроники, он так и оставил китайские боевые искусства безымянными, иногда называя их «китайской формой джиу-джитсу»[419].
С подобным же явлением мы сталкиваемся, читая работы основателя советского китаеведения академика В.М. Алексеева[7]. Посетив в начале ХХ в. Шаолиньский монастырь, он обратил внимание на фрески, изображающие сражающихся монахов. Но все это для В. М. Алексеева было лишь историей — ни слова об ушу в современном ему Китае он не написал. Думается, по той же причине, по которой Джайлс счел ушу «китайским джиу-джитсу»: ум европейца просто отказывался воспринимать то, аналогов чему не знал.
Обычно человек, интересующийся боевыми искусствами, получает информацию не из серьезных научных работ, читает популярные издания, которые в подавляющем большинстве основываются на легендах и спекуляциях. В реальности же западными и китайскими историками проделан немалый путь в осмыслении ушу как культурной традиции.
Пионерами в этой области стали Р. Хаберзетцер (Франция), Д. Дрэгер, Р. Смит, Э. Паркер (США). Именно эта литература пробудила на Западе живой интерес не только к технике ушу, но и к его истории и духовной традиции. Книги Р. Хаберзетцера были переведены даже на русский язык. Но у популярности всегда есть оборотная сторона. Труды этих авторов, основанные на легендах, содержали столько фактических ошибок, что сами оказались источником многих ошибочных мнений. Можно назвать и объективную причину такой ситуации: до начала 80-х годов КНР была закрыта — сказывались последствия «Культурной революции». Поэтому непосредственным источником сведений об ушу в то время были лишь китайцы, проживавшие на Западе, а также небольшие школы ушу на Тайване и в Гонконге. Правда, вскоре появились первые переводы китайских трактатов (в основном по тайцзицюань), были опубликованы работы Д. Вайла [461] и других. Хотя эти книги создали совсем иной стереотип восприятия ушу, они все же не смогли стать заслоном для чисто спекулятивных работ.
Необходимость в обобщающей книге по истории боевых искусств Дальнего Востока возникла давно. Первую такую попытку предприняли Д. Дрэгер и Р. Смит, издав в 1969 г. книгу «Азиатские боевые искусства». Чуть позже в в более подробном варианте она была переиздана как трехтомник «Боевые искусства и пути Японии» (1973 г.). В нашей стране подобные издания носили скорее курьезный характер.
Что касается книг по китайским боевым искусствам, то они по преимуществу либо переписывались с западных изданий не самого лучшего качества, либо представляли собой попытки «придумать» ушу самостоятельно. Не касаясь технических сторон боевых искусств, описываемых в этих книгах (большинство из них — просто учебники по рукопашному бою, скрытому под названиями «ушу» и «кунфу»), лишь заметим, что их авторы, кажется, стремились максимальным образом отдалится от исторических реалий ушу. [16, 22, 42, 91].
Новый этап в изучении боевых искусств начался тогда, когда к этой теме обратились профессиональные востоковеды. И если первоначально с проблематикой ушу некоторые из них были знакомы поверхностно, то это компенсировалось отличным знанием культуры страны.
По-настоящему серьезных трудов по истории и практике боевых искусств до сихпор издано немного, что объясняется в основном недостаточной изученностью китайских источников. Японским боевым искусствам «повезло» больше. В частности, английский японовед С. Тернбол на основе кропотливых исследований древних хроник воссоздал реальный образ жизни и боевой практики ниндзя, показав, что, в основном, они представляли собой не «тайных убийц», а специальные подразделения лазутчиков, использовавшихся при осаде и штурме крепостей. В нашей стране изданы оригинальные исследования японистов А.В. Спеваковского и Л.Д. Гришелевой по истории, методам воинской подготовки и культуре самурайства [19, 80].
Показательно, что, написанные живым языком, эти работы не получили массового распространения среди поклонников боевых искусств. Вероятно, из-за того, что развенчивают многие расхожие мифы о «благородных самураях» и «смертоносных ниндзя». Стоит заметить, что миф имеет и коммерческую ценность, повышая спрос на каратэ, ушу или айкидо.
Специализированное изучение ушу в нашей стране началось довольно поздно, лишь в начале 80-х годов. На протяжении сравнительно долгого времени такие исследования носили эпизодический характер, хотя постепенно были выработаны ясно очерченные, в основном, культурологические подходы к ушу. В разной степени вклад в разработку этой проблемы внесли Н.В. Абаев, А.А. Долин, В.В. Малявин, А.Г. Юркевич, Е.А. Торчинов, труды которых позволили привлечь именно научный интерес к теории ушу и цигун.
Первые исследования такого рода принадлежат Н.В. Абаеву. Они в свое время имели новаторский характер и, безусловно, открыли новую тему в отечественной науке [1,3,4]. Однако многие работы изобиловали общими рассуждениями, на ушу переносились философские стереотипы каратэ, приводилась весьма спорная и неаргументированная классификация стилей и школ. Ряд трудов основывался на неподтверженных сведениях, факты подменялись апокрифами, легендами и даже слухами.
Так, в работах Н.В. Абаева, А.А. Долина, Г.В. Попова использованы лишь западные публикации, не имеющие научного характера, при этом китайские источники остались в стороне. Версии развития ушу брались целиком из работ Р. Хаберзетцера. [22,23]. История ушу излагалась, с одной стороны, крайне отрывочно, без упоминания ряда действительно ключевых фигур китайских боевых искусств, с другой — изложение изобиловало большим количеством фактических ошибок.
И всё же живой язык таких работ, искренняя попытка авторов разобраться в истории ушу, привлекла немалое внимание публики, и эти книги стали настоящими бестселлерами.
Постепенно в литературе возник и другой «полюс» подхода к этой проблеме — появились сложные концептуальные работы, в большинстве своем основанные на изучении китайских первоисточников.
Наиболее интересными оказались исследования тех авторов, которые использовали для разработки темы китайскую современную литературу, а также источники (в основном — ХХ вв.). В них отмечалась тесная связь ушу с этноспецификой китайского общества и особым типом китайского сознания. Эти темы были подняты в работах В.В. Малявина и А.Г. Юркевича. В частности, А.Г. Юркевич, одним из первых в отечественной литературе, дал анализ форм и методов воздействия цигун, указал этапы его формирования, раскрыл связь цигун с оккультными даосскими течениями [97]. С изучением методов психопрактики, характерных для ушу, тесно смыкаются работы известного китаеведа Е.А. Торчинова, посвященные средневековому даосизму [86,87,92].
Стоит отметить известного востоковеда В.В. Малявина, в которых осмысляется суть традиции внутренних стилей ушу [45,46]. По существу, именно его публикации положили начало серьезному изучению истоков «внутреннего направления» ушу, под которым обычно подразумеваются тайцзицюань, синъицюань, багуачжан. Но при всех несомненных достоинствах мировоззренческие установки этих работ заслоняются общими построениями, уводя реальные идеалы ушу в область философско-метафизических формул. Между тем философская теория всегда была вторичной по отношению к миропереживанию, присущему народной культуре, и именно народная культура по-настоящему породила ушу как социально-культурное явление.
Как видим, несмотря на обилие трудов по боевым искусствам, их историческое изучение только начинается, формируются подходы и концепции. «Наука определяется не количеством фактов, но методом», — наставлял своих учеников академик В.М. Алексеев, рассказывая о методах изучения Китая. Сегодня мы даже не всегда располагаем достаточным количеством фактов, чтобы связать воедино всю разнообразную картину боевых искусств Восточной Азии, а поэтому настоящее изучение этого явления, далекое от спекуляций и выдумок, только начинается.
Следы в древних трудах
Почему-то принято считать, что достоверных сведений о ре альной истории китайского ушу почти не сохранилось. Именно эта мысль и порождает немало смелых спекуляций в литературе. Однако исторических свидельств о традиционной боевой практике в Китае осталось немало. Во-первых, устное предание, в частности многочисленные рассказы о реальных мастерах и полумифических персонажах, о необычайных подвигах бойцов. Сюда же относится и большинство версий о происхождении тех или иных стилей. Следует учитывать, что в сугубо историческом плане устная традиция — источник крайне ненадежный, чаще всего факты и даты, упоминающиеся в таких историях, не находят подтверждения. По своей сути устная традиция мифологична, а не исторична. И именно с этой стороны она особенно интересна, так как отражает не факт, а отношение к нему, показывает внутреннее осмысление традиции боевых искусств ее носителями. Скажем, если создание шаолиньского ушу приписывается полулегендарному основателю учения чань-буддизма Бодхидхарме, то на ушу переходит и святость этой личности. Если японские самураи связывали происхождение воинского мастерства с солнечной богиней Аматерасу или полулегендарным основателем японской нации Ямато-но такэру, то за этим стоят представления об исключительно божественном истоке воинской практики вообще. Таким образом, устные предания школ боевых искусств не столько рассказывают нам о реальных событиях, сколько позволяют выделить комплекс верований и отношений, связанных с тем или иным направлением.
Что касается исторических фактов, то тут нам на помощь приходит литературное наследие ушу. Оно поистине огромно и отличается многообразием жанров и стилей. Это и рассказы о мастерах боевых искусств, короткие речитативы, пришедшие из устной традиции; мистико-философские произведения, наставления для воинов и аристократии в упражнениях с оружием.
Значительный материал, посвященный воинской тренировке в армии и придворным боевым культам, мы встречаем в официальных династийных историях. Именно из них, в частности, можно узнать, что практически до XVII в. именно имперская служилая знать была носителем наиболее разработанных систем боевого искусства, и лишь затем центр боевых тренировок и ритуалов переместился в народные местные школы, связанные чаще всего с деятельностью тайных религиозных сект.
В другую группу входят источники, которые непосредственно соприкасаются со становлением теории ушу на «высших этажах» китайского общества, среди армейских стратегов, собирателей народных школ ушу из среды аристократии и т. д.
Большинство ранних трудов по боевым искусствам до нас не дошло, мы встречаем лишь упоминания о них в более поздних хрониках. Самым ранним специальным трудом по кулачному искусству был «Шоу бо» (дословно «Бой руками» — название одного из древних видов борьбы), входивший составной частью в «Историю династии Хань» («Хань шу», I в.), в раздел «Хроники искусства и литературы» («И вэнь чжи»). Предположительно, в целостном виде он оказался утрачен уже к VII в.
А один из самых первых трудов, обобщающих опыт развития ушу, составлен Тан Шуньчжи в середине XIV в. Это «Военные главы» («У пянь»), целиком утраченные. Упоминания о книге сохранились в «Истории династии Мин» («Мин ши», XVII в.), в разделе «Хроники искусства и литературы» («Ивэньчжи»).
XVII в. наступила пора создания настоящих учебников по боевым искусствам. Родоначальником традиции принято считать знаменитого воина и стратега Ци Цзигуана, который в 1560 г. завершил «Новую книгу о достижениях в воинском деле» («Цзи люй синь шу»), а в 1568 г. выпустил «Записи о практической тренировке воинов» («Лянь бин шу цзи»). Обе книги быстро превратились в настольные пособия многих мастеров ушу, активно использовались японскими самураями и стали настоящей «библией» боевых искусств. В своих трудах Ци Цзигуан собрал, как он сам писал, «лучшие из лучших боевые методы», причем за основу он взял не только способы тренировки воинов в армии, но и методы некоторых чисто народных школ. Фактически эти книги — единственный источник, из которого мы можем почерпнуть сведения о кулачном искусстве той эпохи. В 1621 г. вышел трактат известного стратега и мастера боевых искусств Чэнь Цзунъюэ, составленный из четырех небольших книг: «Истинное описание шаолиньских методов боя с шестом» («Шаолинь гунфа чаньцзун»), «Истинные методы стрельбы из арбалета» («Цзюэ чжан синьфа»), «Избранные методы боя с копьем» («Чань цян фасюань») и «Избранные методы боя с мечом» («Даньдао фасюань»).
К тому же периоду относятся книги У Шу — «Шоуби лу» («Записи об искусстве боя», дословно «Записки о [работе] руками») Хе Лянчена, Чжан Кунчжао — «Цюаньцзин цюаньфа бэйяо» («Требования к подготовке в кулачном искусстве и методам боя»).
Самым популярным трактатом по боевым искусствам стал труд Мао Юаньи «У бэй чжи» («Энциклопедия боевой подготовки»), который вышел в 1621 г., а уже в 1664 г. его копия появилась в Японии. В конце ХVII — начале ХVIII в., когда в Китае воцарится маньчжурская династия Цин, этот трактат попадет в список запрещенных книг. Книга в основном посвящена искусству боя с мечом, копьем-трезубцем, «волчьей метлой» (палка с рядом больших металлических «листьев»), использованию лука. Небольшая глава отведена кулачному искусству. Трактат не имел самостоятельного значения, по сути он представлял собой компендиум, собранный из более древних и авторитетных работ, в частности, военачальников Чэн Цзунъюэ (ХV–XVII вв.) — об искусстве боя с шестом и Ци Цзигуана (ХVI в.) — о кулачном искусстве.
Описание работы с оружием являлось основным содержанием особых воинских трактатов ХIV-ХVII вв. Они составлялись аристократами и военачальниками и включали в себя многочисленные иллюстрации. Методы боя с длинным мечом из «Новой книги о достижениях в воинском деле» Ци Цзигуана», 1560 г.
Существует еще одна категория источников, которую обычно исследователи боевых искусств оставляют без внимания. Это различного рода местные хроники («сяньчжи»), записи о наиболее интересных событиях и выдающихся людях того или иного уезда. Поскольку такие источники имеют лишь косвенное отношение к традиции ушу, их в этом смысле можно считать «независимыми», — в них обычно отсутствуют преувеличения, характерные для трудов, посвященных исключительно ушу. Например, реальную историю Шаолиньского монастыря оказалось возможным восстановить не столько по монастырским архивам, которые значительно преувеличивают древность местного стиля и подвиги монахов, сколько по «Хроникам уезда Дэнфэн» (окончательный вариант — XVI в.), историю Южного Шаолиньсы — по «Хроникам области Цюаньчжоу» (XVIII в.), подлинную историю стиля юнчунь, известного в искаженной транскрипции (винчунь) — по «Хроникам провинции Фуцзянь» и т. д.
Существуют также «хроники ушу», посвященные боевым искусствам конкретной местности. Среди них самые знаменитые — «Хроники монахов-бойцов Шаолиньского монастыря», известны сегодня лишь в рукописном виде, хотя частично они опубликованы. Их начали составлять по указу настоятеля Фуюя в XIV в., а записи в них продолжаются и по сей день. Если «шаолиньские хроники» по сути представляют собой «семейную книгу» отдельной школы, то, например, «Хроники ушу Цаньчжоу» посвящены всем стилям и мастерам из этой знаменитой своими боевыми искусствами местности [286].
Параллельно с созданием официальных и широко издаваемых трудов, принадлежащих военачальникам и армейским инструкторам, в ушу начинает развиваться и аналогичная народная традиция. Ее представляют трактаты, созданные, в основном, на местах и являющиеся «внутренними книгами» школ ушу. Многие из них первоначально переходили из уст в уста (поговорки и речитативы) и лишь позже были записаны. Часть из них была уже опубликована, например, «Тайцзицюань лунь» («Речения о тайцзицюань»), «Синъицюань лунь» («Речения о синъицюань»), однако подавляющее большинство таких трудов хранится как святая святых в деревенских школах ушу.
Ряд источников, упоминаемых автором, использованных здесь, существует лишь в рукописном виде — в частности, большинство материалов и хроник взяты из архивов Шаолиньсы в уезде Дэнфэн: «Общераспространенные речения о мече Кунъу» («Кунъу цзянь пугэ»), «Речения о кулаке Белого журавля» («Байхэцюань гэ», уезд Путянь, пров. Фуцзянь), «Речения о девяти началах» («Цзю гэ», из канона синъицюань, провинция Шаньси) и т. д. Многие трактаты не имеют названия и именуются их хранителями просто «канонами кулачного искусства» («цюань цзин»).
К этой группе источников принадлежат речитативы, или песни («гэ», «цзюэ»), которые в народе заменяли трактаты по ушу. К важнейшим из них относятся: «Речения о кулачном искусстве даосов с гор Эмэй» («Эмэй даожэнь цюань гэ») — они приводятся в «Канчуань сяньшэн вэньцзи» («Собрание сочинений господина Кан Чуаня»), цзюань 3, начало ХIХ в.), «Обобщающие речения кулачного канона» («Цюань цзин цзун гэ»), «Речение о тринадцати позициях» («Шисань ши гэ») Ван Цзунъюэ (1795 —?), «Речения о Кулаке Великого предела клана Ян» («Ян—ши тайцзицюань гэ») Ян Цзяньхоу, «Речения о бое с копьем наставника Яна» («Ян цзяоши цяогэ»), «Речения о бое с копьем» («Цюань гэ», ХIХ в.) и т. д. Частично данные материалы были опубликованы в сборниках, но в основном существуют в рукописных вариантах. Они представляют собой главным образом высказывания народных мастеров, зафиксированные в письменном виде в ХVII-ХIХ вв., изобилуют архаическими оборотами, незакавыченными цитатами из «И цзина», «Дао дэ цзина», работами философов-неоконфуцианцев — XI–XII вв. Чжоу Дунъи и Чжу Си, что позволяет сделать вывод о достаточной образованности их авторов (точнее «записывателей»).
Наиболее характерную группу источников представляют труды известных мастеров ушу ХIХ — начала ХХ вв: Хуан Боняня (нэйцзяцюань), Хуан Байцзя (багуачжан), Сунь Лутана (тайцзицюань, синъицюань, багуачжан), Го Юньшэня (синъицюань), Ли Лонэна (синъицюань) и других. Они дают представление об осмыслении ушу самими носителями этой традиции и позволяют проанализировать понятийный аппарат, свойственный этому пласту культуры.
Наконец, весьма интересные сведения можно почерпнуть из особых «генеалогических хроник», или «семейных книг» («цзя пу»), которые имели многие китайские семьи. Поскольку школа ушу считалась «семьей», то традиция составления таких книг перекочевала и в боевые искусства. В них обычно описываются несколько поколений учителей и учеников, линия передачи знаний боевых искусств. Большинство семейных хроник считаются закрытыми и редко обнародуются. Однако изучение «Хроник клана Чэнь» позволило исследователям восстановить истинную историю тайцзицюань, а изучение «Хроник клана Юэ» — развитие ушу в провинции Хэбэй и т. д.
Китайские историки об ушу
Первые китайские книги, касающиеся теории и практики ушу, начали публиковаться в конце 10-х — начале 20-х годов. В основном они касались технического аспекта ушу. Это работы Ван Цзыпина о кулачном искусстве [115], Чэнь Яньлиня о тайцзицюань, в том числе о технике упражнений с оружием [359]; Фань Вэйвэя об оздоровительных методиках [261]; Ян Чэнфу о тайцзицюань [394].
Одной из крупнейших организаций, выпускающих такие книги, стала Ассоциация утонченных боевых искусств («Цзинъу тиюй хуэй»), действовавшая в Шанхае с 1909 г. при прямой поддержке властей. Но в связи с тем, что многие книги выходили в свет без указания имени автора, даты и места выпуска, подписи под иллюстрациями не соответствовали самим иллюстрациям и т. д., их точные выходные данные установить очень сложно.
Тогда же начался выпуск книг непосредственно по истории ушу (до этого в основном издавались лишь воинские трактаты и сборники преданий о мастерах). Первые несколько книг сочетали как фольклорные мотивы, так и описание истории ушу. Вероятно, прежде других работ вышел сборник преданий о мастерах ушу, принадлежащий кисти Бу Сяошена — «Кулачное искусство». Он был написан в 1912 г., а издан чуть позже [101].
С конца 20-х годов начали предприниматься первые попытки серьезного осмысления общей теории и истории ушу. Большинство таких книг конца 20-х — 30-х годов выходило на волне борьбы с «метафизикой» в ушу. Осуждалась практически вся старая теория, теперь оказавшаяся «лишь смутными и пустыми рассуждениями» [313]. В частности, предлагалось отказаться от старых понятий типа «восемь триграмм», «пять первостихий», «пневма—ци», однако ничего конкретного в противовес этому предложено не было. Тем не менее сама кампания стимулировала рост числа работ по истории и теории ушу.
Одной из первых книг, которую можно с некоторым основанием назвать «книгой по истории ушу», стал труд известного учителя ушу У Тунаня «Общая теория национального искусства» [245]. Книга состояла из трех разделов: «техника», «теория» и «история» и описывала всего несколько стилей — шаолиньцюань, тайцзицюань, багуачжан, синъицюань, тунбицюань, а также историю развития разных типов оружия. Фактически она представляла собой запись наиболее известных народных версий истории этих стилей и отражала мифологический подход к ушу. В частности, в качестве основателя шаолиньцюань рассматривается чань-буддийский патриарх Бодхидхарма; а основателями тайцзицюань — сразу несколько полулегендарных даосских магов и т. д. Обращает на себя внимание неравномерность в проработке различных разделов книги. Ряд разделов, например, «История шаолиньцюань», вообще мало соответствует действительному положению вещей и ограничивается пересказом общераспространенных преданий, в то время как история тайцзицюань описывается достаточно полно (У Тунань являлся специалистом именно по тайцзицюань).
По своей структуре книга У Тунаня повторяла некоторые работы, выпущенные в начале 30-х годов и претендовавшие на описание всего процесса развития ушу. Первой из таких книг была работа Ли Инцзе «История национального искусства» [152]. Однако собственно история ушу сведена в ней к истории отдельных стилей (тайцзицюань, синъицюань, таньтуй, чацюань) и оружия. Такой же описательностью страдала и книга Чжу Миньи «Исследование истоков национального искусства» [323]. Правда, здесь уже наметился более прогрессивный подход: история ушу описывалась по периодам правления династий, причем за основу изложения был взят материал династийных историй.
Впервые реальная попытка целостного осмысления ушу была предпринята в работе Тан Хао «Собрание материалов и иллюстраций по китайским боевым искусствам» [237], причем выходу этой работы в свет предшествовало несколько публикаций в журнале «Шовэнь юэкань». Тан Хао, яркий и талантливый исследователь, автор фундаментальных трудов, внес самый значительный вклад в изучение истории ушу. Работа вызвала немалый отклик в кругу историков и знатоков ушу, ибо впервые не было просто перечисления стилей, а развитие ушу связывалось с традиционными ритуалами и народными празднествами. Тан Хао затрагивал в том числе и такие ритуальные древнейшие типы борьбы, как шоубо и цзюэли. Книга выполняла функцию своеобразной энциклопедии, так как давала описание важнейших исторических трудов и трактатов по ушу. Тан Хао уже отходил от чисто мифологических версий возникновения ушу, сопоставлял династийные хроники, монастырские описания. В частности, он пришел к выводу, что Шаолиньский монастырь в реальности не был связан с личностью Бодхидхармы.
Эта работа Тан Хао, признанная самым полным сборником документов и материалов по ушу, фактически стала последней крупной работой по истории ушу до образования КНР. После 1949 г. в осмыслении теоретического и исторического наследия ушу был сделан заметный шаг назад, а исследования истории ушу оказались заморожены до середины 80-х годов.
В конце 20-х — 30-х годов пробудился заметный интерес к изучению истоков стилевого направления тайцзицюань. С одной стороны, представители семейства Чэнь, где и зародился самый первый стиль тайцзицюань, настаивали на появлении своей школы в XIV в., ведя отсчет от родоначальника семьи Чэнь Бу [351,355]. В своих утверждениях они в основном опирались на устное предание, на семейные легенды, подчеркивающие особую древность их стиля. С другой стороны, крупные историки и знатоки ушу, такие, как Тан Хао, Сюй Чжидун, Гу Люйсин, приступили к исследованию старых трактатов, изучению семейных хроник, доказывая, что тайцзицюань никак не мог возникнуть раньше конца XVII в. [237,227,123].
В эту группу исследователей входили либо профессиональные историки, либо каноноведы — специалисты по конфуцианской классике, причем они сами активно занимались ушу, были прекрасно знакомы с его внутренней традицией. Тем не менее и внутри группы возникли дискуссии, нередко из-за приоритета в открытии тех или иных фактов и старых текстов по ушу. Сюй Чжидун, в частности, указывал, что Тан Хао напрасно доверяет столь ненадежному источнику, как устные речитативы школ тайцзицюань, в частности школы клана Ян, поскольку со времени своего возникновения они могли заметно измениться. Оспорил он и версии об истоках ряда стилей, развиваемые Тан Хао.
И все же такие дискуссии сыграли безусловную положительную роль, показав несовпадение устного предания и реальной истории ушу. Вместе с тем само предание — мифы, легенды, исторические анекдоты — стало пониматься как неотъемлемая часть мира ушу, передающая некую внутреннюю духовную традицию, выражающую ее целостность.
Эти дискуссии показали, что в реальности практически все основные стили ушу сформировались в XVII–XVIII вв. Именно в тот период сложились такие знаменитые стили, как тайцзицюань, синъицюань, багуачжан, обрел свой окончательный вид шаолиньцюань. Другие же школы — чоцзяо, бацзицюань и прочие, — будучи долгое время достоянием тайных обществ, оформились еще позже — в XIX–XX вв.
Только после «культурной революции», в конце 70-х — начале 80-х годов, стали выпускаться новые книги, посвященные истории ушу. Первое время они отличались тщательной проработкой исторических деталей наряду с весьма поверхностным культурно-историческим и социальным анализом, попытками «углубить» историю ушу, например, провести единую линию от первобытных способов охоты к современным боевым искусствам. Причем все философские и мистические аспекты практики ушу старательно обходились. В этом смысле самым показательным примером является солидная монография Си Юньтая «История китайского ушу» [Си Юньтань, 1985 г. ], которая отразила почти весь спектр современных китайских подходов к развитию боевых искусств. Фактически она определила официальный «норматив» таких подходов, а в предисловии была названа «первой книгой по истории ушу в нашей стране».
Следует учитывать время создания этого труда. Именно тогда разрабатывался важнейший тезис государственной политики о том, что современное спортивное ушу является непосредственным наследником древних традиций. Важно было показать поступательное развитие ушу от примитивных форм боя до современного спорта как логического завершения и высшей стадии эволюции боевого искусства. Примечательно, что для книг и У Тунаня, и Си Юньтая, сколь бы различны по строю изложения они ни были, характерна общая черта: история развития ушу в большей мере понимается как история развития различных типов оружия, а не кулачного боя. Лишь в книге У Тунаня мы можем встретить описание связи духовно-философских систем с культурой ушу, в то время как у Си Юньтая эта тема вовсе отсутствует.
Несмотря на большое количество книг по истории ушу, выпускаемых в Китае, из работы в работу кочуют одни и те же факты и цитаты. Хотя в середине 90-х годов стали просматриваться попытки критического анализа структуры ушу, его культурных и философских аспектов. Так, бывший шаолиньский воспитанник Ли Чэн предложил свою концепцию стилевой структуры китайских боевых искусств и воссоздал историю крупнейших организаций ушу в Китае (Ли Чэн, 1991 г.).
Значительно дальше пошел один из самых публикуемых авторов работ по ушу в Китае, названный «императором книг», шаолиньский наставник Дэцянь, опубликовавший более сотни трудов. Ему принадлежит заслуга первого достоверного и полноценного изложения учения и истории шаолиньской школы ушу, критического разбора многих мифов и преданий.
Вообще следует различать официальную историографию ушу, лежащую в русле официальной пропаганды и в этом смысле — весьма однообразную, и труды сравнительно независимых специалистов, чьи работы отличаются большей оригинальностью и широтой.
Официальными историками была предложена концепция ушу, которая по сути сводит его исключительно к физической культуре и спорту. Вот одно из характерных определений: «Ушу — это вид спорта, основанный на использовании наступательной и оборонительной техники ударов руками, ногами, захватах, бросках, колющих и рубящих движениях, используемых в комплексах—таолу и поединках, проводимых голыми руками и с оружием… Ушу в Китае носит широкий массовый характер и является традиционным видом физического воспитания с характерными национальными особенностями» [329].
Официальную доктрину подкрепляют многочисленные словари по ушу, которые выпускались едва ли не всеми региональными издательствами и которые практически дублировали друг друга. Следовательно, повторялись и многие ошибки, которыми изобиловали эти словари. А составлялись они зачастую без досконального изучения истории и понятийного аппарата того или иного стиля, без консультаций с его носителями, поэтому вызывают много нареканий со стороны как профессиональных историков, так и носителей традиции.
Кардинальное значение для обобщения материалов по боевым искусствам Китая имел «Большой словарь китайского ушу» [336]. Он свел воедино исследования научных групп, изучавших ушу с 1979 г. на местах и собравших более тысячи «тайных» трактатов. Главным редактором выступил известный народный мастер Ма Сянда, в редколлегию вошел единственный профессиональный историк в мире ушу, профессор университета Ланьчжоу Ма Минда, а также известные специалисты Кан Гэу, Си Юньтай и Ли Дэюань. Работа выполнялась на базе Ланьчжоуского университета.
К сожалению, статьи словаря оказались неравноценными, что характерно и для других работ такого рода. В том случае, если составители хорошо знали внутреннюю традицию стиля или школы, словарные статьи представляли их фундаментальное осмысление (глоссы «тунбэйцюань», «тайцзицюань», «наньцюань» и т. д.). Если же по каким-либо причинам внутренняя традиция оказывалась недоступной, то статьи отличались поверхностностью, либо грешили большим количеством неточностей (например, глоссы «шаолиньцюань», «Шаолиньский монастырь»). Большим достоинством словаря следует считать специальный, весьма обширный раздел, посвященный понятийному аппарату ушу, чего мы не встречаем ни в одном другом издании.
Однако словарная форма не позволяет продемонстрировать не только взаимосвязь ушу с общей культурной традицией, но и связь разных частей и аспектов ушу между собой. В частности оказалось трудно показать многозначность самого понятия «ушу»: например, ушу как танцевальная традиция, как народный ритуал, как метод социализации и т. д. Поэтому статьи этого словаря были неоднократно повторены и развернуты во многих книгах с использованием дополнительного материала. Так появилась фундаментальная энциклопедическая работа Кан Гэу — одного из ведущих специалистов по ушу в Китае, генерального секретаря Общества по изучению культуры китайского ушу. [149].
Преодоление формального подхода к ушу началось в 90-е годы. Свидетельство тому — коллективный труд «Общая теория культуры китайского ушу» под редакцией Чжан Куанъу [306]. Уже своей структурой он отличается от предшествующих изданий. Достаточно обратить внимание лишь на названия разделов: «Ушу и философия», «Ушу и музыка», «Ушу и театр», «Ушу и народные ритуалы» и т. д. В настоящее время это единственный действительно научный труд об ушу как части китайской культуры. Намеренно отходя от описания ушу по эпохам или династиям, составители показывают его интеграцию во все сферы социальной, культурной и духовной жизни Китая. Примечательно также то, что все разделы писали профессиональные историки, искусствоведы, театроведы и т. д. В книге представлен значительный новый материал, составители отходят от стереотипа осмысления ушу с позиций официальных хроник, привлекают большое количество народных трактатов.
«Общая теория культуры китайского ушу» фактически проложила новый, культуроведческий подход к ушу. В продолжение этой темы был выпущен ряд книг, посвященных, в частности, истокам формирования особого «воинского» сознания в Китае, методам традиционного воинского воспитания, соотношению воинского сословия («ся» — «рыцарей») с другими слоями населения [288].
Итак, китайскими историками проделан немалый путь в изучении традиции боевых искусств. Их труды нередко носят специальный характер, поэтому, к сожалению, далеко не всегда доходят до основной массы последователей ушу, а большей популярностью пользуются простенькие иллюстрированные брошюры или книжки в виде «ответов на вопросы». Тем не менее к 90-м годам ХХ в. создан неплохой фундамент для осмысления традиции китайских боевых искусств.
Как называют боевые искусства в Китае?
Привычный нам термин «ушу» на Западе у многих людей ассоциируется только с современным спортивным направлением, созданным в КНР в 50-е годы. Традиционные боевые искусства Китая там обозначают словом «кунфу». Его синонимом считается термин «гошу» (букв. «государственное искусство» или «национальное искусство»), возникший в ХХ в. Хотя в реальности никаких различий между понятиями «гошу», «ушу», «кунфу» не существует, все же стереотип укоренился и многие организации, проповедующие чисто традиционные виды китайских боевых искусств на Западе, действуют по принципу: «Мы преподаем кунфу (или гошу), но выступаем против вредного спорта ушу».
Первоначально «ушу» и «гунфу» означали совсем разные понятия. Дело в том, что на протяжении многих сотен лет для китайских боевых искусств использовали разные названия. Знаменитое сегодня слово «ушу» стало употребляться лишь в III в., но уже в те времена означало для китайцев не просто способы боя. Иероглиф «шу» («искусство») в древности имел священный оттенок. Так, например, назывались ритуальные действия императора, когда он общался с духами и поклонялся Небу, а также тайные приемы древних магов—даосов, выплавлявших чудесную пилюлю, дарующую долголетие и даже бессмертие. Поэтому с самого начала слово «ушу» понималось как священное — «небесное» боевое искусство.
Кунфу в китайском нормативном произношении произносится как «гунфу» и означает «высшее мастерство», «чудесное умение», «упорную работу», «мастерский труд». Это слово к боевым искусствам стало применяться, видимо, не ранее середины 2-го тысячелетия н. э.
Другой широкоупотребительный термин — «цюань» («кулак»). Чаще всего под ним подразумевается именно кулачное искусство, бой без оружия, хотя существуют и исключения. Так, в частности, под названием «шаолиньцюань» фигурируют не только методы кулачного боя, но и бой с оружием шаолиньской школы. А «цюань» превратилось в обиходное название для сотен безымянных стилей ушу, особенно начиная с XV в., когда наблюдался наиболее бурный рост школ. С XVII–XVIII в. хроники пестреют сообщениями о том, что тот или иной мастер «создал кулачное искусство» — «цзао цюань». [360]
Если термин «цюань» представлял собой фактически универсальное понятие для боя без оружия практически на всем протяжении истории Китая, то в разные эпохи встречались как бы «уточнения» этого термина. В XVII–XVIII вв. начал активно использоваться термин «цюаньшоу» — дословно «кулак—рука». Слово цюань также обозначало конкретную школу ушу, позже появился термин «цюаньпай» или просто «пай» («направление»), который используется до сих пор параллельно с первым.
В нашей литературе мы можем встретить немало обозначений комплекса ушу. Например, «воинские искусства» [22,23], «военно—прикладные искусства» [3,4]. Существует ли разница между «воинскими» и «боевыми» искусствами? Дело здесь, конечно, не столько в словесной казуистике, сколько в абсолютно различном содержании воинских и боевых искусств. По-китайски для воинских искусств существует особое обозначение — «цзюньши сюньлянь» («воинская тренировка»). Есть также древний термин «бинфа» («воинское искусство», букв. «воинские методы»), в английском переводе — «art of war». Это понятие подразумевало прежде всего способы ведения крупномасштабных сражений, управления войсками, фортификацию, тренировку и закалку воинов. А вот народные методики самосовершенствования, боевые искусства как особый вид высокоэстетизированного искусства, способы психопрактики — одним словом, все, что в конечном счете сформировало культуру ушу, осталось далеко за рамками «воинских искусств», сколь изощренными они бы ни были.
Серьезные возражения вызывает и термин «военно-прикладные искусства». Во-первых, многие стили ушу могли никогда и не являться «военными», а выполняли скорее ритуальную роль. Во-вторых, они могли быть вообще не «приложимы» к какой-либо конкретной утилитарной цели. Здесь достаточно вспомнить тайцзицюань, который мыслился прежде всего системой духовного воспитания личности, а вовсе не подготовки «воинов».