Изучать ушу легко — заниматься им трудно.
Заниматься ушу легко — сохранять его трудно.
Сохранять ушу легко — постичь его трудно.
Структура ушу: школы и стили
Школа и стиль являются тем стержнем, вокруг которого веками строилась вся система китайского ушу. Сегодня это — ключевые структуры и для боевых искусств других стран Восточной Азии, куда «школьно-стилевая» система пришла из Китая. Вместе с тем «школа» и «стиль» — явления исторические, возникновение которых характеризует определенный этап в развитии и осмыслении ушу.
Важнейшим каналом передачи внутренней традиции ушу была и остается школа. Самые ранние из них формировались в XIV–XVI вв. вокруг армейских инструкторов в профессиональных войсках и имели исключительно «технический» характер, т. е. в них преподавались лишь приемы и методы ведения поединков. Позже появились, в основном в деревнях, школы, которые осознавали себя носителями «истинной традиции», т. е. были духовными институтами. Параллельно существовали школы ушу для аристократии, танцевально-ритуальные, мистико-оккультные и т. д., причем нередко провести разграничительную линию между ними было чрезвычайно сложно.
Стиль же в Китае служит объединительным названием для целого ряда школ.
Школа обычно называется «мэнь» («врата») или «цзя» («семья»). Школы, выросшие из тайных религиозных сект, могут также именоваться «цзяо» («учение») или «дао» («путь»). Стиль именуется «пай», «люпай» («направление», «группа»), «цюань» («кулак») либо «чжан» («ладонь»), или «цюаньпай» («направление кулачного искусства»). Существует также понятие «ши» («форма»). Первый смысл этого термина — «прием», или «способ». С XVII в. термин «ши» начинает употребляться как обобщающее название для определенной формы того или иного стилевого направления, преподаваемого в конкретной школе. Сегодня этот термин используется для тайцзицюань, в частности, Янши тайцзицюань — «форма тайцзицюань [семьи] Ян», и т. п.
Существуют как формальные, так и чисто психологические отличия стиля от школы, наблюдаемые и по сей день. Хотя следует заметить, что в обиходе эти понятия могут смешиваться, а названия школы и стиля — совпадать, например: хуцюань — «школа Тигра» и «стиль Тигра», Чэньши тайцзицюнь — «форма (либо школа, стиль) тайцзицюань [семьи] Чэнь».
Стиль (цюань, цюаньпай, люпай) является понятием более широким, нежели школа. Стиль сам реализуется через сеть школ, нередко связанных исключительно мифологическим предком.
Стиль единится вокруг определенной мифологемы происхождения, например, ведет свой исток от какой-то полулегендарной личности и общего корпуса мифов и преданий, связанных с этой личностью. Так, тайцзицюань «начинается» от даоса Чжан Саньфэна (XIII в.), а шаолиньский стиль — от буддийского патриарха Бодхидхармы (V–VI вв.), хотя в реальности эти направления возникли гораздо позже. Персона основателя стиля всегда мифологична и символична как воплощение духовной мощи, идущей от века.
Единая мифологема происхождения может быть связана также с тотемным или священным животным. Например, существуют предания о том, как из наблюдения за дерущимися богомолами родился «стиль Богомола», а «стиль Обезьяны» — из подражания движениям этого животного. Здесь учителем выступает само животное, точнее, то природное начало, которое воплощается в нем. В реальности не существует ничего общего между шаолиньской «школой Богомола» и «школой Богомола» из провинции Хэбэй. И тем не менее их последователи считают себя принадлежащими к единому стилю и возводят его к бывшему монаху Шаолиня Ван Лану, что в свою очередь является лишь легендой.
Символом единства происхождения может стать и какое-либо священное место. В частности, добрая треть всех стилей в Китае приписывают свой исток Шаолиньскому монастырю.
Точно таким же символом единства происхождения стали известные своими даосскими обителями горы Уданшань в провинции Сычуань, откуда, по легендам, берут свой исток стили тайцзицюань, синъицюань, багуачжан, нэйцзяцюань, хотя сегодня доподлинно известно, что эти стили появились в разных провинциях и в разное время.
В отличие от стиля, центром притяжения школы является конкретный наставник. В этом смысле ученику все равно, как называется стиль, которому он обучается, для него актуальна лишь личность учителя, которого он воспринимает как воплощение многовековой традиции. По сути ученик учится не ушу, но «учится учителю». Скажем, сегодня в ответ на вопрос: «Чем вы занимаетесь?» (каким стилем ушу), в традиционных школах ушу принято называть имя учителя («Я получаю наставления у учителя Дэцяня»). Зачастую вопрос формулируется более конкретно: «У кого вы учитесь?» На самом деле смысл таких вопросов заключается в выяснении того, чью духовную традицию несет в себе ученик, а не какой арсенал приемов он знает. Не случайно в биографиях известных мастеров ушу мы встречаем зачастую не название стиля, а фразу: «Он поклонился господину такому-то как своему наставнику».
Примечательно, что в современных клубах ушу спортивно-физкультурного направления чаще всего спрашивают не об учителе, а о стиле или о технике, которую изучает человек.
Формируясь вокруг мифологемы происхождения, легенды о едином предке и истоке, стиль повторяет в своей структуре классическое древо рода. В противоположность этому школа, во главе которой стоит не мифологический предок, а конкретная персона учителя, копирует классическую структуру клана (фратрии). Как в старом, так и в современном Китае школы строятся именно по такому кланово-семейному принципу. Встречаются и квазиклановые объединения, например, школы ушу, выросшие из тайных обществ, где все именуют друг друга «братьями», а учитель считается «отцом».
Все это приводит к формированию квазисемейной иерархии внутри школ: место каждого их члена определяется в терминах родства, ведутся генеалогические книги, куда заносятся лишь преемники «истинной традиции».
Другим базовым отличием стиля от школы является то, что школа строится на преподавании конкретной техники и учения, тогда как стиль может предусматривать лишь чисто мифологическое их единство. Например, стиль хуцюань построен на подражании повадкам тигра, но в каждой школе это реализуется по-своему.
Стиль же весьма аморфен — в нем, в частности, не существует единых методик тренировки или комплексов формальных упражнений. Например, под общим понятием шаолиньского стиля мы можем встретить сотни абсолютно разных между собой мелких школ с различным техническим арсеналом. Точно также в провинции Фуцзянь и Гуандун на юге Китая существует несколько несхожих школ «Кулака тигра» (хуцюань), которые все считают себя членами единой традиции «стиля тигра». Фактически, мы можем вести речь лишь о мистическом, психологическом единстве внутри стиля самых разных, непохожих друг на друга школ. Таким образом, стиль в отличие от школы — это чисто психологическое отнесение себя к той или иной ветви ушу.
Итак, классическую школу ушу отличают следующие характерные черты: ориентация на конкретную личность мастера («ученики — дети мастера в духе»), наличие развитой мифологии и легендарной истории, священных трактатов и генеалогических книг, четко выстроенная иерархия с харизматическим лидером (шифу) на вершине, единство технических и теоретических постулатов, единство комплексов формальных упражнений (таолу) и методов тренировки. Лишь при наличии всех этих признаков можно говорить о реальном существовании школы, а трансформация хотя бы одного из них способна привести к рождению новой школы.
Важной характеристикой школы является также ощущение монопольного обладания истиной — «истинной традицией». Характерно, что до сих пор, когда представитель одной школы говорит о последователе другой школы, в которой изучается тот же стиль, он обязательно подчеркнет, что тот не «получил традицию», не в полной мере «принял учение». Обсуждение последователя другой школы идет не по линии «хороший боец — плохой боец, а с точки зрения обладания — не обладания истинной традицией». Именно здесь сегодня пролегает линия раскола между многими школами стиля Чэнь тайцзицюань, синъицюань, багуачжан и десятка других стилей. В качестве доказательства «обладания традицией» приводится обычно родословная ученика ушу — у кого он учился и у кого принимал учение его учитель. Тщательные изыскания истоков того или иного стиля через исследования семейных хроник, уездных анналов и других исторических документов, которые ведутся в последнее время, во многом объясняются желанием установить, «кто был первым» в линии передачи традиции и, соответственно, кто на сегодняшний момент обладает ее полнотой.
Все это обнажает крайне важную черту китайского ушу: обучение боевым искусствам в школах традиционного типа осознается до сих пор как преемствование—передача «истины», что в свою очередь характерно для религиозной традиции во всем мире.
Пути становления школ и стилей в ушу
Осознание единства стиля возникает в Китае значительно позже, чем сформировались школы ушу, ориентированные на конкретного учителя и представляющие реально-контактную группу людей (в отличие от условно-контактной группы, представляющей стиль). В частности, в хрониках XVI–XVII вв. мы встречаем упоминания лишь о школах, возглавляемых конкретными мастерами, но не о стилях, которые формируются по крайней мере через полтора-два столетия.
Следует обратить внимание на два варианта становления стилевой структуры ушу. Классическим примером первого варианта можно считать шаолиньцюань. Главное в нем — ощущение единства разных школ, которые генетически никак не связаны между собой, в лоне единого предка или источника возникновения.
Второй вариант предусматривает реальную генетическую связь разных школ на ранних этапах. Последователи одного наставника могли покидать лоно родной школы, переезжали с места на место. Многих чиновников, среди которых было также немало знатоков ушу, посылали на службу за сотни ли от родных мест, дабы не потакать коррупции, неформальным связям и тайным обществам. Так ученики одной школы могли открывать преподавание в разных районах Китая. Представители доселе исключительно семейной школы на новом месте были вынуждены брать в обучение членов других фамилий, и клановость школы ушу нарушалась. Она быстро трансформировалась, так как уже невозможно было вести единые «семейные книги», а техника претерпевала серьезные изменения. Учтем к тому же неодинаковые педагогические способности последователей ушу из одной и той же школы, разные степени их посвящения в учение и тайны изначальной школы. Через несколько поколений «разлет» отпочковавшихся от одного ствола школ становится все заметнее, пока, в конце концов, они окончательно не утрачивают реальную связь друг с другом.
Но все эти разъехавшиеся в разные стороны люди сохраняют ощущение принадлежности к общему центру. Для них стиль — одна огромная школа, к тому же они почитают в качестве своего основателя одного и того же реального наставника. Таков, в частности, стиль багуачжан («Ладонь Восьми триграмм»), который насчитывает несколько сот школ по всему Китаю, в настоящий момент весьма слабо связанных между собой. Причем в них изучается весьма близкая техника и теория, а мастер Дун Хайчуань всеми почитается как основатель.
Практически до середины XVIII в. школы и стили не имели самоназваний, именуясь просто «цюань» (кулак), «чанцюань» (длинный кулак). Но постепенно стали появляться «индивидуальные» названия школ, а затем и стилей. Иногда за основу брались названия известных комплексов. Так возникли стили хунцюань — «Красный кулак» и лоханьцюань — «Кулак архатов», выросшие из арсенала шаолиньских таолу.
Система школ ушу формировалась в тот период, когда в китайской культуре боевые искусства начали осознаваться как духовно полноценная система, ничем не уступающая другим китайским «искусствам». Этот процесс начался в ХIII в., однако становление школ как устойчивых институтов завершается лишь к ХVII в. На формирование школ ушу и на их структуру повлияли, с одной стороны, форма и взаимоотношения в традиционной китайской семье, с другой — организация и система обучения в религиозных сектах.
Школам предшествовали многочисленные народные общества ушу («шэ», или «цюаньшэ») X–XII вв. Они, как правило, носили массовый характер, в них состояло иногда свыше нескольких сот человек. Утверждение народного религиозного синкретизма в тот период, когда ушу стало самым массовым народным занятием, поставило точку в формировании школ как института не только обучения ушу, но и передачи духовной «истинной традиции».
Особенно бурно развивалось ушу в ХVII—ХIХ вв… В этот период школа ушу и тайное общество зачастую полностью растворялись друг в друге, а школа перерастала в огромное сообщество. Поэтому наряду с абсолютно закрытыми школами ушу, в которых обычно объединялись не более десятка человек, стали развиваться массовые «общества» (шэ), или «дворы боевых искусств» (гуань). Обычно тренировки ушу в деревнях проходили в закрытых дворах при доме учителя. Отсюда и пошло название «ушу гуань», которое обозначает либо школу ушу, либо, что характерно для нашего времени, учебное заведение или институт ушу, которых в Китае несколько тысяч лишь официально зарегистрированных. В XIX — начале XX вв. во «дворах боевых искусств» нередко состояло до сотни человек, их члены тренировались абсолютно открыто, не таясь ни местных чиновников, ни проверяющих. Хотя бывало и так, что такие «дворы» разгоняли за «еретическую практику», фактически за отправление неофициальных ритуалов, поклонение «не тем» богам и духам. Современные «дворы» также многочисленны. Например, в каждом ушу гуане, которых немало вокруг Шаолиньского монастыря и вообще в провинции Хэнань, состоит приблизительно более сотни человек, а иногда число учеников доходит до двух-трех сотен. Некоторые такие гуани функционируют как общеобразовательные школы, в них ученики получают среднее образование, основное время уделяя ушу. Гуань, равно как и традиционная школа ушу, ориентирован прежде всего на личность учителя — руководителя гуаня, но естественно, что при таком количестве учеников приходится содержать нескольких инструкторов. В гуань можно прийти обучаться за определенную плату. Обычно она невелика, но есть гуани, которые ориентированы только на обучение иностранцев: здесь цены по понятным причинам в десятки раз выше, а обучение не отличается тщательностью.
Сегодня гуани существуют параллельно с узкими школами мэнь, отражая тем самым сосуществование эзотерической и экзотерической (закрытой и открытой) традиции ушу.
Огромное духовное напряжение, возникающее в небольшом круге учеников школы-мэнь, позволяло передавать ушу как истинно сакральное знание. В больших же гуанях, которые чаще всего были частью тайных обществ, утрачивалась возможность передачи «от сердца к сердцу». Оставалась своеобразная имитация формы, которой приписывался мистический смысл, может быть, давно утерянный.
В 90-х годах ХХ в. именно гуани являются основной ячейкой массового обучения ушу и занимают промежуточное положение между школами мэнь, в которые практически невозможно попасть большинству желающих, и современными спортивно-оздоровительными клубами и учебными группами, которые у многих вызывают неприятие.
Существуют и «материальные» отличия школ мэнь от гуань: школы мэнь имеют свои генеалогические хроники, сакральные тексты, их ученики углубленно занимаются медитацией, применяют сложные методики «внутренней тренировки». В массовых объединениях эти направления либо отсутствуют, либо существуют в редуцированном виде.
Современные спортивные школы, институты физкультуры и другие учебные заведения, хотя и резко противоположны традиционным школам в формах обучения, тем не менее являются частью современного мира ушу. Их возникновению предшествовала официализация некоторых прежде закрытых школ ушу, которая активно шла в 10-е — 20-е годы ХХ века. Первыми таким организациями стали Физкультурная Ассоциация Цзинъу (утонченных боевых искусств) в Шанхае (1909 г.) и Китайское Общество бойцов в Тяньцзине (1911 г.). В 1928 г. была создана Центральная академия гошу (национального искусства) в Нанкине (1928), всего же в то время в Китае существовало свыше сотни подобных учебных и методических заведений. В 20-е — 40-е годы по форме внутренних взаимоотношений и по методам преподавания они повторяли традиционные школы ушу, по сути ничем не отличаясь от гуаней. К тому же для преподавания в них приглашались учителя из небольших деревенских школ, что воссоздавало климат традиционной школы ушу.
В конце 50-х годов ХХ в. в КНР начали создаваться учебные заведения с преподаванием ушу, среди них Исследовательский институт китайского ушу (Чжунго ушу яньцзюсо, 1986 г.), Общество изучения китайского ушу (Чжунго ушу сюэхуэй, 1987 г.). Поскольку они находятся под патронажем Госкомспорта, невольно и ушу в них воспринимается как вид спорта, физкультура. Следует отметить, что на Тайване, в Сингапуре, в среде многочисленной китайской диаспоры в Малайзии преподавание ушу по-прежнему ведется через систему «дворов» — гуань.
«Войти во врата»
Как человек попадает в школу ушу? Чаще всего по семейной линии. Например, в провинции Хэнань среди учеников семнадцати традиционных школ, обследованных автором (в основном школы стиля шаолиньцюань), более 60 % составляют люди, связанные между собой родственными узами, правда, нередко достаточно далекими. Иногда школу ушу составляет только семья самого наставника (четыре случая из семнадцати), при этом практически во всех школах существует принцип «не передавать вовне» (бу вай чуань), т. е. не посвящать в секреты стиля чужаков. Этот принцип соблюдается далеко не всегда, в школах существуют и «пришлые» ученики, но в любом случае они обязательно были лично представлены мастеру близкими ему людьми. До сих пор в школы ушу попадают исключительно по рекомендации.
Устная традиция, наоборот, обыгрывает тему «общедоступности» ушу для тех, кто искренен, сметлив, точен в выражении своих мыслей. Вот одна из таких историй, относящаяся к ХV в. Однажды на улице Лояна шаолиньский наставник Хайу повстречал мальчишку-оборванца и дал ему несколько медяков. И вдруг нищий ответил ему стихами:
Лишь отчаяние погнало жалкого Цзю медяки просить.
Но нищий этот готов за милость отблагодарить!
Наставник Хайу пристально посмотрел на мальчишку и ответил: «Тот, кто с молодости выражается стихами — не нищий. Если просящий милостыню преисполнен решимости — он уже не нищенствует. Придет день — и ты пожелаешь стать благородным мужем и героем». Старый монах и мальчишка вместе возвратились в монастырь. Хайу не ошибся — нищему оборванцу было суждено в 28 лет стать одним из самых молодых настоятелей Шаолиньского монастыря и получить прозвище «Будда—воин» [136].
Поскольку школа ушу строится по матрице клана, то внутри нее могут возникать отдельные подразделения — «семьи» со своими учителями.
Многие школы ушу матрицировали традиционные тайные общества и синкретические религиозные секты. Именно из сектантской традиции в школы ушу приходил сложный ритуал вступления, или инициации (посвящения). Единого ритуала инициации никогда не существовало — все зависело от религиозной традиции секты. Но в любом случае этот ритуал символизировал переход обычного человека в иной статус — статус посвященного в тайны. Поскольку школы ушу, связанные с сектантской традицией, часто именовались «мэнь» («врата») или «дао» («путь»), то прием в такую школу именовался «войти во врата» (жу мэнь), или «встать на путь» (жу дао). Подразумевается, что за мистическим порогом (за «вратами») ученик должен «выбросить себя старого и породить нового». Наставники ушу требовали «выбросить старую одежду, выбросить старые привычки, выбросить старое Я» (формула из стиля люхэцюань). В некоторых школах при ритуале вступления символически сжигалась одежда ученика, а также табличка или клочок бумаги с именем неофита. Пепел растворяли в воде, и такой напиток назывался «чай небожителей». Затем ученик выпивал этот чай, как бы поглощая сам себя. Человек символически умирал, уничтожал себя, чтобы возродиться вновь, но уже в истинном виде — в качестве адепта ушу. Иногда новичок сначала отвечал на ритуальные вопросы, произносил магические заклинания.
Все эти действия обычны для религиозных сектантских ритуалов, нередко составлявших костяк священнодействий в школах ушу. Часть этих ритуалов, правда, в сильно редуцированном виде, сохраняется до сих пор. Вот как выглядит ритуал посвящения в школе шаолиньцюань в уезде Дэнфэн провинции Хэнань, которая находится под патронажем одного из монахов Шаолиньсы и фактически представляет собой буддийскую секту.
В течение нескольких дней, предшествующих посвящению, один из старших учеников наставника-монаха объясняет вступающему суть ритуала посвящения, учит сакральным формулам и действиям, которые необходимо совершать во время инициации. При этом настойчиво проводится мысль о том, что ушу — это духовное, священное учение, единственным истинным носителем которого и является наставник данной школы.
Посвящение может происходить либо в местном буддийском храме, либо в одной из комнат дома наставника, оборудованной под молельный зал с большим алтарем. На алтаре стоят изображение Будды, курильница со свечками, лежат фрукты («дары Будде»), вокруг висят и стоят таблички с именами наставников шаолиньского ушу, которые руководили школой до того, как нынешний наставник возглавил ее. Поскольку, по китайским поверьям, в такие таблички переселяется часть души человека, то поклон алтарю означает одновременно поклон всем предыдущим поколениям мастеров.
Посвящающий учитель сидит в полном монашеском облачении справа от алтаря, читая священные формулы. Помощник (старший ученик) становится слева от алтаря, чтобы ассистировать во время ритуала посвящения. Учитель задает ряд вопросов: желает ли посвящаемый действительно принять на себя истинную шаолиньскую традицию; готов ли он хранить тайну и передавать знания лишь наиболее преданным и проверенным последователям; готов ли помогать своим братьям по школе и т. д. — всего около десятка вопросов. На все вопросы следует дать утвердительный ответ, после чего посвящаемый зачитывает клятву в верности учителю, учению и школе. По сути, такая клятва повторяет буддийскую клятву веры в «три драгоценности буддизма»: Будду, Учение (дхарму) и общину (сангху).
После произнесения клятвы посвящаемый опускается на колени перед алтарем и делает три поклона, при этом проползая немного вперед. Особое перебирание пальцами по полу во время поклона — один из тайных знаков, по которому представители школы могут узнать друг друга. Затем посвящаемый совершает поклоны перед учителем. Тот отвечает ему наклоном головы, сложив руки перед грудью, затем кладет на голову неофита ладонь и читает посвятительную формулу, ассистент в это время читает другую молитву вполголоса. Посвящаемый встает и берет у старшего ученика два конверта — один побольше, второй поменьше, которые свернуты им собственноручно из красной освященной бумаги и переданы ассистенту перед началом ритуала. В конвертах лежат пожертвования школе. Величина пожертвований особо не оговаривается и зависит от состоятельности посвящаемого, она может колебаться от нескольких юаней до пары сотен юаней (около 23 долларов).
Большой конверт передается с поклоном учителю, малый — ассистирующему ученику. Сам учитель может вручить посвящаемому небольшой подарок как символ передачи истины — обычно это буддийские четки. В конце ритуала учитель дает ученику новое, буддийское имя (фахао). Под этим именем он будет занесен в генеалогические книги и станет известен братьям по школе. Вручение ритуального имени символизирует момент нового рождения человека в «истинном» виде. Учитель еще несколько раз произносит ряд молитвенных формул, благодаря Будду и всех предшествующих учителей за то, что приняли нового последователя, и объявляет неофита посвященным учеником, сообщая ему, к какому поколению он причислен. На этом ритуал посвящения считается завершенным.
В течение последующих нескольких дней посвященному вновь передают «тайные знания» — ритуальные знаки, формы приветствия, священные формулы, некоторые правила поведения, по которым ученики школы узнают друг друга. Чуть позже происходит обучение «тайной» технике медитации и визуализации мастеров прошлого с целью получения от них наставлений.
«Тайные» ритуалы, знание которых получает ученик при инициации, могут лишь в тонкостях отличаться от общепринятых, например, буддийских, тем не менее они составляют один из символических секретов школы, ибо как бы отделяют ее от остального мира. В ряде школ провинции Сычуань и в районе Шанхая смысл таких ритуалов заключается в том, что неофит объявляется «ребенком», или «младенцем» — человеком, который стоит лишь на пороге своей настоящей жизни. Только после этого учитель и «рождает» ученика. Смысл такого действа хорошо виден в известной поговорке, распространенной в школах ушу и даже вошедшей во многие уставы школ: «Мать и отец дали мне кости и плоть, учитель дал мне дух». Таким образом идея «второго рождения», рождения истинного, духовного, начала жизни «человека целостных свойств», заложенная глубоко в недрах эзотерической китайской традиции, получает свое воплощение в ушу.
Матрица семейно-клановых отношений
Связь внутри школы была реальным воплощением семейных связей. Отношение к школе как к семье чрезвычайно органично китайской культуре. Уже во второй половине I тысячелетия до н. э. даже философские школы именовались «цзя» — «семья». Ранние школы вообще полностью базировались на семье, отец или чаще дед учили младшего по возрасту. Долгое время семейные школы ушу для пришлых вообще не открывались, например, школа клана Чэнь тайцзицюань не допускала к себе посторонних более ста лет.
Учитель в школах ушу был и «отцом» своих учеников, причем статус его был значительно выше, чем у отца по крови — учитель являлся отцом по духу. Он как бы создавал новую духовную личность, возрождая в ней самого себя. Поэтому и ученик должен относиться к мастеру с чувством сыновней почтительности, как к родному отцу.
Классический образ мастера-наставника: учитель, передающий традицию и мудрость лишь одним своим образом. Мастер из провинции Хэнань и в 80 лет продолжает ежедневно тренироваться с парными тяжелыми мечами — «меч морской волны»
Поскольку наставник школы выступал в роли духовного отца, то и его ученики именовались «детьми в духе» или «братьями по учителю».
Основатель школы в традиции именовался «тайцзу» — «великий предок», так же, как называли императоров — основателей династии. Сегодня это название встречается достаточно редко. Портрет основателя всегда висит перед алтарем школы, а перед табличкой с его именем возжигаются благовония. Напомним, что основателем школы могло считаться и легендарное лицо. Например, «родоначальник» многих стилей ушу Гуань Юй был обожествлен китайской традицией и назывался «господь Гуань» — Гуань-ди. Наставник ныне существующего учителя школы зовется шицзун («наставник — первооснователь», или «дед — наставник»). В школе почитаются не только те, кто непосредственно преподает ушу, но и те, кто связан с семьей мастера, например, его жена именуется шинян или шиму («матушка—наставница»), младшая дочь — шимэй («младшая сестра по учителю»), старшая дочь учителя — шицзе («старшая сестра по учителю»). В женских школах ушу (существовали и такие) сами женщины-последователи называли себя шимэй и шицзе, — так устанавливалась символическая «кровная» связь между членами одной школы.
Старший сын мастера или старший ученик шисюн (между сыном и учеником не делается различий) выполняет чаще всего обязанности старшего инструктора школы. Он обучает технике приемов, следит за выполнением новичками основных дисциплинарных норм и ритуалов. Существует также шидае — первый помощник учителя, фактически равный ему по положению, и помощнику выказывают такое же уважение и почитание, как самому шифу. Ближайшие ученики приглашаются жить в доме учителя, но не в самих покоях мастера, а в других помещениях. Обычно в доме мастера в современных провинциях Хэнань и Хэбэй живут один-два ученика, хотя многое зависит и от величины его дома. Большинство же просто приходят к нему, так как все живут в одной деревне. Все работы по дому обычно выполняют ученики.
Колоссальную роль в ушу играют хроники, или «семейные списки» — цзяпу, которые выстраивают генеалогическое древо рода. Школы ушу переняли у семьи и эту характерную черту. Хроники хранятся как святая святых, передаются из рук в руки от учителя к прямому преемнику школы. Благодаря цзяну человек, произрастая из семейного древа, осознает свою принадлежность к «корню мастеров». В книгу заносятся имена лишь преемников «истинной традиции», два-три человека из одного поколения. Кстати, именно семейные хроники сегодня позволяют воссоздать реальную историю многих стилей ушу. В частности, «Семейные хроники клана Чэнь» (XVII–XIX вв.), хранящиеся до настоящего момента у старейшин этого клана, позволили проследить исток тайцзицюань.
Такие списки долгое время не было принято публиковать, что объяснялось глубоко личностным характером отношений в традиционном ушу, хотя сегодня их можно встретить в некоторых описаниях классических школ. Правда, по неписаному этическому закону на такую публикацию имеет право лишь прямой последователь школы.
«Тот, кто ступает в след»
До сих пор традиционные наставники начинают называть «учеником» лишь того человека, который пробыл в школе не менее трех лет. До этого срока его просто нечему обучать, так как ни его разум, ни его психика не готовы к восприятию внутреннего мира ушу.
Традиция ушу четко различает две категории взаимоотношений между учителем и учеником. В одном случае речь идет о «лаоши» (учитель) и «сюэшэн» (ученик, студент). В другом — о «шифу» (наставник) и «туди» (последователь). Первая линия отношений подчеркивает как бы их формальность, так, например, могут именоваться преподаватель в государственном училище ушу и его ученики. Между шифу и туди отношения значительно более тонкие и во многом духовные. Туди понимается как возможный последователь учителя, перенимающий от него «истинную традицию». В реальной жизни эти два типа взаимоотношений могут пересекаться. Например, в Институте Шаолиньского ушу уезда Дэнфэн обучается несколько сот человек, которые именуют своих преподавателей по ушу «лаоши». Однако если такой «лаоши» считает необходимым передать кому-нибудь из своих студентов не только технику, но и традицию ушу, то в этом случае они называются «шифу» и «туди» соответственно. Здесь их отношения уже базируются не на формальном показе и заучивании приемов или методик, но на абсолютном взаимодоверии и постоянном общении.
Веря учителю-шифу, ученик относится с искренним доверием к стилю, который изучает, к его истинности и непреходящей ценности заключенной в нем мудрости. Вместе с этим и учитель доверяет ученику, так как передает ему часть своей души, а поэтому речь идет об особой интимной форме содоверительности.
Доверие ученика учителю реализуется в стремлении повторить духовный облик наставника внутри себя. При этом подражать следует всему: тому, как мастер выполняет комплексы, как общается с людьми, как двигается. Таким образом, обучение происходит без объяснений — как прямая передача облика и внутреннего образа.
До сих пор в школах ушу сохраняются неписаные правила поведения ученика по отношению к учителю, по которым можно судить и о характере, и о преданности ученика. Смотрят и на то, как ученик подает учителю пиалу с чаем, как общается с братьями по школе, как сидит, как реагирует на замечания. Например, он не должен обижаться, ибо обидчивого человека ничему нельзя обучить. Ученик не обязан работать по хозяйству и помогать учителю — это абсолютно добровольное дело, которое в ушу принимает характер бескорыстного дара своему наставнику. Сегодня в деревенских школах ушу принято преподносить учителю небольшие подарки — фрукты, банки с вареньем, сладости, что также является частью сложного ритуала «дарения». При этом важно, чтобы каждый подарок имел свое функциональное значение, например, мог быть съеден или использован в хозяйстве, «сувениры» здесь неприемлемы. Такая «приземленность» дара в реальности говорит об искренней заботе ученика об учителе.
Общение в культуре ушу — вещь весьма хрупкая. Учителю, например, не принято задавать вопросы, выходящие за рамки неписаного канона. Не стоит, например, спрашивать, у кого он обучался, что знает, какими стилями владеет и что вообще думает о вещах, не относящихся к ушу. Весьма некорректным покажется просьба показать «очередной прием». Все, что следует сообщить, наставник скажет сам, будет обучать каждого лишь тому, чему тот может научиться. Выход за эти условные границы есть прежде всего выход за рамки культуры ушу, и общение на этом обычно обрывается.
Даже в среде самых старательных учеников выделяется особая группа наиболее доверенных последователей. В школе их обычно два-три, иногда лишь один. В ушу таких людей называют «учениками внутренних покоев» (шинэй туди), или «учениками, вхожими в покои» (жуши туди). Все же остальные, пусть весьма способные и преданные, именуются «учениками внешних покоев» (шивай туди).
Именно «ученики внутренних покоев» сегодня живут в доме учителя, а в традиционном Китае они странствовали вместе с наставником, сопровождали его повсюду, куда бы он ни пошел.
Зачастую никто из учеников «внутренних покоев» до последнего момента не знал, кто станет преемником школы. Всех их обучали индивидуально, и никто не ведал, что объясняют другому. Могло быть и так, что каждому объясняли свое направление стиля. Так, например, поступал со своими учениками мастер по багуачжан Дун Хайчуань. По преданию, следуя теории восьми триграмм, он обучил восьмерых лучших учеников своей школе с небольшими вариациями, в результате чего возникли восемь различных школ багуачжан, каждая со своим патриархом.
Преемника называет сам учитель перед смертью, лишь он один чувствует, кто сумеет в полной мере понести его учение дальше. Благодаря этому между старшими учениками не должно быть разногласий, один становится лидером школы, другие либо остаются его ближайшими помощниками, либо сами набирают учеников.
Так сохраняется дух и форма школы, вечно возрождаясь в новом поколении учеников. По сути, это даже не возрождение, а вечное возвращение одного и того же Мастера в каждом новом ученике.
Во время тренировки
У каждой школы существует своя традиция тренировок, свои ритуалы, хотя во многом они совпадают. Нередко различия объясняются религиозной традицией. Например, ряд пробуддийских школ шаолиньцюань в провинции Хэнань совершают перед тренировкой молитву Будде у небольшой кумирни. В школах ушу стиля чацюань в провинции Юньнань, связанных с мусульманской общиной, принято совершать ритуальное омовение ног. В ряде классических школ самой тренировке предшествует особое приветствие, которое обычно представляет собой девятикратное коленопреклонение (цзюкоу), со временем сокращенное до глубокого поклона.
В традиционном Китае, как и сегодня в деревнях, занятия ушу проходили обычно во дворе перед домом учителя. Он обнесен оградой, что скрывает тренировки от глаз случайных прохожих. Оформление тренировочного двора разнится в зависимости от местных традиций. Обычно у стены дома стоит лишь стойка с оружием. Но в ряде школ дворы украшаются весьма разнообразно. Например, в школах синъицюань провинции Шаньси по стенам развешиваются изображения духов и богов, вооруженных мечами и топорами, каллиграфические надписи, вроде «Сочетай военное и гражданское», «Одухотворенное ци и священный удар», «Сконцентрировав дух, достигай совершенства». В школах ушу провинции Хэбэй надписи обычно указывают на особенности техники школы: «Руки летают как два веера, ноги бьют как молния, вращайся подобно змее, прыгай как тигр» (в шаолиньцюань), «Замахнись рукой, но ударь ногой. Покажи вверх, но ударь вниз» (в синъицюань).
Существует и тренировка вне двора учителя, что присуще небольшим деревням северной и центральной части Китая. Деревенский учитель в определенное время выходит на небольшую неогороженную площадку и начинает выполнять упражнения. Несколько человек пристраиваются за ним и без всякой команды, без малейших объяснений начинают повторять за ним движения. Здесь нет ни приветствий, ни поклонов, ни долгой литургики — жизнь плавно перетекает в священнодействие ушу. Тренирующимся может оказаться любой житель деревни — ушу открыто для всех, к тому же в китайской деревне живут обычно близкие родственники или две-три семьи.
Главный тренировочный двор Шаолиньсы, окруженный галереей, в которой находятся деревянные статуи монахов. Традиционный тип небольшой тренировочной площадки, характерной для «дворов боевых искусств»
В больших «дворах» (гуань) руководитель школы не всегда проводит тренировку сам. Считается, что технические аспекты «искусства» могут показать и старшие ученики — «старшие братья» (дагэ). Роль мастера — нести ушу именно как Учение, а не как технику.
Показательно также, что в ушу не существует степеней мастерства, подобных «поясам», «данам», «кю» в каратэ. Есть лишь мастер и ученик. Нельзя стать мастером на треть или на половину, при этом любой учитель остается лишь вечным учеником. Никаких формальных подтверждений истинности мастерства быть не может, ибо достижение гунфу в конечном счете есть обретение мистического опыта школы.
И тем не менее определенный документ все же иногда выдается. Обычно он представляет собой лист бумаги с каллиграфической надписью, выполненной тушью. В монашеских школах существует особое удостоверение красного цвета. В нем указывается имя ученика и говорится, что он действительно является учеником конкретного мастера. Документ не свидетельствует ни о «степени мастерства», ни о том, что предъявитель сего прошел курс обучения по какому-то стилю — все это показалось бы нелепым любому последователю традиционного ушу. Он свидетельствует о большем — о преемствовании «истинной традиции». В документ обязательно вписывается имя учителя, тем самым он берет на себя моральную ответственность за поступки ученика. Дурной поступок перечеркивает весь смысл обучения. Широко распространены рассказы о том, как мастер прекращал преподавание, узнав, что его ученик убил кого-то на турнире или начал демонстрировать приемы за пределами школы.
Многие традиционные «дворы боевых искусств» сегодня переросли в небольшие частные или государственные учебные заведения, по-прежнему именуемые «ушу гуань». Они представляют собой причудливое сочетание традиционного уклада жизни школы и современных нововведений. С одной стороны, например, может существовать расписание занятий (таково требование государственных властей), с другой стороны, в действительности ученики тренируются с утра до вечера, каждый выполняя свою собственную программу. Шире всего такая структура сегодня распространена в провинциях Хэнань, Сычуань, вокруг Пекина и Шанхая. Здесь в расписание занятий «ушу гуань» введены предметы, не связанные собственно с ушу, например, китайский и иностранный язык, история Китая, основы математики. В этом нет ничего удивительного, поскольку подобные организации уже выполняют роль средних школ, а нередко и специализированных учебных заведений. В таких гуанях существует всегда немногочисленный костяк старших учеников-туди, которые и выполняют роль инструкторов.