— Значит, ты мною не восхищаешься? — спросила Торопыжка.
— Ну почему, восхищаюсь. Я восхищаюсь тобой как зайцем, а какого ты пола, мне не важно. Ты прекрасный, интересный заяц…
Он не договорил. Торопыжка лягнула его в бок, он кубарем полетел с невысокой скалы и глухо шлепнулся на мягкую землю.
Что это на нее нашло?
Когда он вскарабкался наверх, Торопыжки уже не было.
Кувырок опечалился и снова принялся рвать травку. Потом залюбовался на горы, залитые кровью умирающего солнца. По небу пролетела стая — так высоко, что не разобрать было, что это за птицы. Они скользнули по пурпурным горным вершинам и скрылись за ломаной линией горизонта.
Почему я не птица, подумал Кувырок. Хорошо бы улететь отсюда, от этого Быстронога, от Торопыжки. Должны же быть на свете места, где заяц может говорить что думает и никто не накидывается на него за это. Был бы я птицей, летал бы где нравится, разговаривал с кем захочу, а станет скучно — снова взлетал бы в облака и переносился в другие места, где клевер такой же сочный и ромашка не хуже. Тем временем подкралась темнота и окутала горы. Густые тени превратились в зловещие пропасти, а знакомые скалы и деревья — в подкрадывающихся врагов. Наконец бледная луна, которая до того робко ползла по краю неба, украдкой воруя время у солнца, осмелилась засиять поярче. Солнце покинуло небосвод, и луна могла светить, не опасаясь сравнений с могучим братом.
Кувырок задремал. Это был чуткий, неглубокий сон. Откуда ни возьмись, пониже по склону появился призрачный заяц. Он бегал между скал зигзагами, как бегают равнинные русаки, еле заметный на фоне чернеющего вереска. Даже не бегал, скорее скользил по камням и траве. Кувырок пожалел, что некстати размечтался. Ведь он на самом деле вовсе и не хотел этого! Он не знал, что призрачный заяц так близко. А вдруг тот все слышал и исполнит его желания?
Призрачный заяц остановился перед крутым пригорком, приподнялся на задние лапы, словно озираясь, и исчез в глубокой тени.
Кувырок не слишком удивился увиденному. У каждого живого зайца есть призрачный заяц-покровитель. Правда, призрачных зайцев гораздо меньше, чем живых, так что у многих зайцев покровитель общий. Но это не имеет значения. Ведь призрачные зайцы — не простые звери, а сверхъестественные, они могут находиться в разных местах одновременно и, следовательно, заботиться о каждом из своих подопечных по отдельности.
Кувырок однажды уже видел во сне своего призрачного зайца, когда был трехнедельным зайчонком. Он любил об этом вспоминать. Призрачные зайцы иногда являлись живым во сне как предзнаменование — но чего, удачи или гибели, становилось понятно только задним числом, когда предсказанное событие совершалось. Могло быть и так, что явление и вовсе ничего не предвещало.
Да, толкование снов — задача не из легких, а все потому, что, к сожалению, призрачные зайцы народ ненадежный. Может быть, они являются только потому, что болтовня мертвецов им надоедает и они тоскуют по живым. И потом, они хоть и призрачные, а все же зайцы и, как все зайцы, любят пошутить. Даже если они всего лишь невесомые клочья тумана, плывущего над вереском, это еще не значит, что они насквозь серьезны и лишены чувства юмора.
Кувырок знал из рассказов старших, что призрачные зайцы — не просто духи обычных зайцев. Большинству из них не меньше двух тысяч зим. Это души священных, удостоенных бессмертия зайцев, которым некогда поклонялись люди. Они так давно странствуют по земле — да к тому же связаны и с Другим миром, — что нет на свете того, чего бы они не знали. Они бегали по льду новорожденных глетчеров под завывание древних метелей, между пальцами у них застряли смерзшиеся комья снега стародавних зим — снега, на котором они танцевали в незапамятные времена.
Знакомы призрачным покровителям и ужасы Ифурина — страшного места искушений, которое зайцы должны миновать в своем коротком, но трудном посмертном путешествии в Другой мир. Путь идет через густые заросли, где пролегает много разных следов и тропок. Там водятся опасные зайцевидные привидения, что, выглядывая из колючих кустов эрики, манят присоединиться к их веселым забавам. Мертвые зайцы не должны сходить с тропы, не должны верить искусителям — это мертвые горностаи и ласки в заячьем обличье. Они уводят заблудших в место, которое называется Всегда-Здесь — рай хищников, — и души несчастных зайцев навеки обречены служить пищей извечным врагам.
Призрачные зайцы знают, что живые живут недолго. Они помнят эти горы с тех времен, когда люди впервые вышли из глубин земных, из пещер, на дневной свет и стали охотиться на зайцев ради их мяса и шкурок.
Но для кроликов люди еще опаснее. Ведь кролики не так проворны, как зайцы, и их легче выгнать из нор. Среди зайцев бытует поверье, что кролики появились на свет в результате неудачной человеческой попытки создать подобие зайца. Ведь у кроликов нет даже меха на подошвах! Когда люди вознамерились самостоятельно повторить чудо природы — зайца с сильным гибким телом и могучими задними ногами, — их постигла жалкая неудача. Пусть уж кролики живут на свете, раз родились, говорят зайцы, но пусть знают свое место.
Когда призрачный заяц, посетивший сон Кувырка, исчез, сам Кувырок внезапно проснулся и увидел, что вокруг темно. Он пробрался к себе в норку и стал думать, что значит его сон и значит ли он что-нибудь вообще.
Глава третья
Был вечер. Зайцы собрались на холме. Легкий дымок курился над далекой человеческой хижиной, истончающейся спиралью поднимался кверху, к розоватым перистым облачкам, словно коготь, пытающийся оцарапать небо. Снег вокруг каменных груд стал из серебряного нежно-розовым, таким теплым на вид. Внизу сияло, как опрокинутая луна, безмятежное озеро. Говорливый ручей спешил вниз, обтачивая на бегу поверхность самородных гранатов, попадающихся на его узком ложе.
Это лучшее время суток, наименее опасное. При слабом освещении орлы не летают, а бояться диких кошек и лис еще рано — они предпочитают полную темноту. В это время зайцы слушают сказителей. Все вокруг кажется ненастоящим, примерещившимся отдыхающим глазам. Это время покоя и мира, когда сон и действительность проникают друг в друга и кажется, что, если долго смотреть на ветку или цветок, они истают, растворятся в дымке, исчезнут.
— Когда мир был моложе на много зим, — начал сказитель, — жил на земле могучий заяц, великий Громоног. Тело его было мощным и гибким, уши высились, как строевые сосны, задние ноги били оземь, как два бурных потока. И появилось в те же времена еще одно создание. Звали его Ветер.
В те дни Ветер имел облик — хотя мы сейчас и не знаем, каков он был на вид, — и считался он быстрейшим созданием на всей земле. Увидев великого Громонога, Ветер послал ему вызов. Он прокричал своим завывающим голосом, который мы все так хорошо знаем, что вызывает зайца на состязание в беге и что победит его наверняка.
А Громоног в те дни собирался создать зайцев по своему подобию и населить ими землю. Но Ветер не давал ему покоя, выл и стонал во всех ложбинах и ущельях, называл его трусом (Кувырок и остальные при этих словах вздрогнули) и бессильным неудачником. И наконец Громоног согласился состязаться в беге с Ветром.
Ветер заявил, что они будут бежать по большому кругу вокруг земли, начиная с островка, который большинство из нас, зайцев, хорошо знает. Громоног согласился, но с условием, что не будет ни старта, ни финиша: пусть соревнующиеся бегут до полного изнеможения. Тогда это будет состязание не только в скорости, но и в выносливости.
Ветер согласился и немедленно побежал. Он обежал землю три раза, а Громоног за это время только-только успел пересечь остров. Ветер мчался так быстро, что кожа слетела у него со спины, но, когда он пробегал мимо Громонога, великий заяц прокричал ему: «А быстрее не можешь? Я как раз разогрелся, но дело, кажется, не стоит усилий. Если я помчусь во всю прыть, уж очень жалок ты будешь».
Ветер гневно вскрикнул при этих словах и помчался еще быстрее. Он так бежал, что леса стелились по земле, в морях вздымались волны высотой с гору, в пустынях бушевали песчаные бури. А плоть Ветра от этой безмерной скорости стала отваливаться большими кусками, которые пожирали бегущие за ним вслед псы и кошки.
— Слабовато, слабовато! — сказал Громоног Ветру, когда тот проносился мимо него в седьмой раз. — Дело-то куда проще, чем я думал. Если это все, на что ты способен, то мне, пожалуй, и разгоняться не стоит. А то уж очень я тебя унижу.
Ветер страшно завыл при этих словах и помчался еще быстрее, разбрасывая по всему миру свои кости. Они тонули в морях, погружались в топи, вмерзали в ледяные глыбы. Когда Ветер совсем лишился тела, когда его дух утратил оболочку, он стал распадаться на ураганы и циклоны, тайфуны и торнадо, которые разметались по всем направлениям. Многие из них разделились дальше, на малые ветерки и легкие бризы, вплоть до самых слабых сквознячков, что вползают в наши норы, когда мы спим.
Великий же Громоног, сосчитав, сколько раз Ветер обогнул землю, не торопясь сделал ровно на один круг больше — и заявил о своей победе. Ветер, конечно, разгневался, но теперь он не имел ни вида, ни облика, и только его отдельные части метались в разные стороны, валя все, что попадалось на пути, пока их энергия не истощилась.
Так одолел Громоног своего величайшего соперника. По сей день Ветер не вернул себе физической формы, по-прежнему он разбросан по лицу земли.
Как и все остальные зайцы, Кувырок слышал эту легенду не в первый раз и, гордясь великим предком, под монотонный распев сказителя припоминал события минувшего дня.
Поначалу это был обычный весенний день.
Кувырок проснулся затемно и выскочил из тесной норки покормиться клевером, пока роса еще свежа на цветах. Торопыжка, которой он давно простил ее странную снисходительность к наглому Быстроногу, вскоре присоединилась к нему, и они принялись пощипывать травку, неторопливо выбирая листки посочнее.