Эти великолепные зайцы еще водились, когда появились люди, и красота их немедленно привлекла жадный взгляд двуногих. Их стали ловить, ими стали расплачиваться, вырывали у них глаза, чтобы вставить в кольца или подвески. Естественно, драгоценные зайцы приходили в ужас, завидев человека. Они переселялись целыми стадами из одной части света в другую, двигаясь в темноте, пересекали континенты, иногда падали в море — а так как они были тяжелые, то сразу шли ко дну.
Доведенные до отчаяния, они нашли наконец убежище на небе, последнем месте, недоступном человеку, и там теснятся до сего дня. Их так много, что небо — от природы ярко алое — просвечивает сквозь их синеву только на заре, вечерней и утренней, когда солнце поднимается или опускается, и его жар вынуждает зайцев расступиться и дать ему дорогу. По ночам, когда они делаются темно-сапфировыми, с земли видны только их бриллиантовые глаза.
Люди привели великана Гроффа и поставили на горную вершину, чтобы он таскал с неба зайцев, но даже Грофф — высочайший из великанов, которых знала земля, — не достал до неба. Он только задел кончиками пальцев самого нижнего драгоценного зайца. Так он и стоял, подняв руки, пока люди не утратили веру в него. Тогда он истаял, растворился в тумане.
Зайцы из плоти и крови, населяющие землю в наши дни, часто замечают, как люди стоят, подняв глаза к небу, и любуются красивейшими созданиями Громонога, — их, без сомнения, по-прежнему привлекает богатство, и они всё надеются, что кто-нибудь из драгоценных зайцев оступится и упадет с неба.
Иногда бывает, что у кого-нибудь из полуночных зайцев, кто постарше, расшатывается глаз. Тут уж заяц ничего поделать не может — глаз падает на землю, обычно в какую-нибудь безлюдную пустыню. Люди собирают целые экспедиции для походов за упавшими с неба самоцветами и часто погибают от голода и жажды, болезней и увечий — а все их врожденная жадность. И поделом людям — за страдания, которые они причинили драгоценным зайцам из-за своего глупого стремления к блестящим камушкам и металлам.
Время от времени Громоног навещает на небе своих детей, являясь в грозе и буре. Его темная шкура перерезается молниями, и сильные зубы яростно скрипят. Часто он гневается на то, как с зайцами обращаются люди, лисы, волки и другие хищники. Тогда он топает задней ногой по черной грозовой туче, и небо сотрясается раскатами грома.
В летние дни, когда воздух прозрачен, когда сверкает лазурит заячьих шкурок с аквамаринами глаз, большинство живых существ радуется, что драгоценные зайцы укрылись на небе. Кто хотел бы жить под кровавым небом, бросающим алые отсветы на кусты и траву, угрожая холмам пролиться багровыми каплями? Красный — не тот цвет, что внушает спокойствие. Это цвет опасности, гнева и страсти. Гораздо приятнее видеть в небесах цвета васильков и незабудок, дышащие покоем и миром.
По крайней мере, так считают все зайцы.
Часть шестаяТанцы на снегу
Глава тридцать девятая
Большеглазка ненадолго ушла, а вернувшись, позвала Кувырка с собой на Букерово поле, где у подножия тотема собралась вся колония. Появившись на традиционном месте заячьих собраний, Кувырок увидел, что все его ждут. Большеглазка присоединилась к остальным, и какое-то время они просто смотрели на Кувырка — некоторые при этом сильно нервничали. Зайчата держались от него подальше, прячась за спины взрослых, как будто Кувырок — невесть какое чудище.
Наконец Лунная зайчиха выступила вперед:
— Большеглазка говорит, что ты живой, а побелел потому, что все горные зайцы зимой белеют.
Кувырок кивнул:
— Конечно. Точно так же, например, белеют горностаи. В животном мире это нередкое явление. Сам я ничуть не изменился — перемена цвета произошла по естественным причинам, без моего участия.
Догоника помолчала, оглядела колонию, ждущую ее решения, и наконец сказала:
— Добро пожаловать домой, Кувырок!
Зайцы стали подходить к нему, бормоча: «Добро пожаловать», но сохраняя все же некоторую осторожность. Кувырок подивился про себя их глупости, но тут же напомнил себе, что, в отличие от него, они не имели случая путешествовать — они ведь никогда не покидали острова. Многие из них даже и полей, на которых жила колония, не покидали.
Зайцы подходили к нему, обнюхивали и поражались белизне его шкурки.
Догоника тем временем произносила речь:
— Пусть трактор дарует тебе счастье, Кувырок, за то, что ты помогал нам спастись от Убоища. Пусть пятибревенные ворота пошлют тебе долгую жизнь, и пусть всю свою долгую жизнь ты, по милости красного сарая, будешь здоров!
— И пусть пшеничный колос дарует тебе плодородие, — прошептал кто-то ему в самое ухо. Обернувшись, Кувырок встретился глазами с Большеглазкой.
— Большое спасибо, — смущенно пробормотал он. Потом, немного оправившись, сказал уже погромче: — Спасибо, Лунная, за твое приветствие. Спасибо вам всем!
Когда зайцы попривыкли к белой шкурке, стало ясно, что они искренне рады видеть Кувырка. Они засыпали его вопросами о путешествии и встрече с Убоищем. Кувырок повторил для них то, что уже рассказал Большеглазке. Зайцы выслушали, затаив дыхание, страшный рассказ о посещении колокольни. Правда, описание чудовища уже не было новостью, потому что оно теперь садилось на землю и многие имели случай рассмотреть его вблизи.
— Победить Убоище невозможно, — подытожил Кувырок, — так что мы должны научиться ему противостоять. Надо что-то придумать. Мы ведь не дурачки какие-нибудь — мы зайцы, отважный и умный народ. Не будем рыдать из-за того, что оно стало свирепее, а подумаем лучше, что делать. Мы не обязаны всю жизнь дрожать от страха!
— И в страхе гибнуть, — добавил Солнечный заяц.
— Расскажите, как оно сейчас охотится, — попросил Кувырок, — чтобы я лучше понял, в чем дело.
Заговорила Догоника:
— Не хочу на вас давить, но лучше я сама расскажу.
Она отошла в сторону и села на обнаженный корень дерева-тотема. Это было обычное место Лунной зайчихи, когда она держала совет. Догоника выразительно посмотрела на остальных. Они поняли ее желание и подступили поближе, ожидая, что она скажет. Кувырка всегда поражало, как велика власть Догоники над остальными зайцами. Ведь она — на его, по крайней мере, взгляд — не слишком-то баловала их своей заботой.
Лунная зайчиха начала:
— Как вы все, за исключением Кувырка, знаете, этой зимой мы понесли огромные потери. Такого еще никогда не было. Убоище освоило новый прием, — при этих словах она пристально посмотрела на Кувырка. — Оно приземляется рядом с нашими норами и клюет зайца в хвост, чем принуждает его высунуться из норы. И тогда оно хватает несчастного зайца, утаскивает и съедает. Если так будет продолжаться, над нами нависнет угроза полного истребления. Я хотела бы знать, что может сказать по этому поводу Кувырок.
Прежде чем ответить, Кувырок немного подумал.
— Гм… Значит, так… Норы, которые мы, горные зайцы, роем, предназначены для защиты от золотых орлов. Мы либо прячемся в расселинах между скал — но скал здесь, на плоской земле, не бывает, — либо копаем короткие туннели, которые я вам и показал. Золотые орлы не имеют привычки садиться на землю и принуждать зайца выскакивать из норы.
Возможно, хорошо было бы копать норы поглубже, но я уверен, что вы об этом уже думали. Раз это невозможно, скажу другое: весна не за горами, а когда она наступит, Убоищу придется быть поосторожнее. Дни не всегда будут такими короткими и темными, как сейчас, а Убоище нуждается в сумраке для прикрытия. Оно знает, что если люди его увидят, то не успокоятся, пока не убьют.
Будем надеяться, что так и выйдет. Пока что Убоищу приходится летать к нашей колонии от круглой башни, а это долгий путь. Весной, когда дни станут длиннее, оно поймет, что это слишком опасно. Ему придется охотиться поблизости от своего гнезда. Думаю, так и будет.
Конечно, это не выход — надо ведь позаботиться и о следующей зиме, когда Убоище снова начнет прилетать регулярно. Но до тех пор я предлагаю: в сумрачные дни, а особенно вечером и на рассвете, прятаться в углублениях стен и между корней. Я знаю, что вы к этому не привыкли, но сейчас и времена необыкновенные, трудные времена, и мы обязаны защищаться как только можем.
Я слышал, что кое-кто предлагает приносить в жертву чудовищу зайчат, какие послабее. Позвольте вам сказать, что это решение — не говоря уже о том, что оно варварское и совершенно незаячье, — ничего не даст. Убоище — существо громадное, наши зайчата будут ему на один зуб и голода его никак не утолят.
Ну, теперь я помолчу. Это самая длинная речь, какую я произносил в своей жизни.
Лунная зайчиха явно была не в восторге от речи — она ожидала каких-то более конструктивных рекомендаций, — но в целом с ней согласилась. По крайней мере, Кувырок посулил им с приходом весны какую-то надежду, а именно в надежде они нуждались больше всего. Собрание закончилось, и зайцы разошлись на поиски подходящих укрытий.
Кувырок с Большеглазкой вернулись на Винследов луг и стали обходить его. В углу они обнаружили старое мраморное корыто, из которого поили когда-то лошадей. Им давно не пользовались, но не убирали — видимо, из-за тяжести. Оно стояло на деревянной раме, один угол которой подгнил, так что оно накренилось. Зайцы выкопали неглубокие норки под нижним краем и оказались под мраморной крышей. Каменные подпорки были на месте, но тоже накренились и выступали с двух сторон из-под корыта, как крылья. Таким образом, норы были прикрыты с обоих концов.
Получилась настоящая крепость. Чтобы войти в нору или выйти из нее, приходилось протискиваться под наклонным дном корыта. Пролезть и клюнуть их в зад не сумел бы и грач, а тем более Убоище. Значит, если оно не застанет их на открытом месте, они в безопасности. Конечно, лисица или барсук могли бы к ним подкопаться, но они ведь не будут этого дожидаться — зачуяв подкрадывающегося четвероногого хищника, они могут выскочить и убежать, полагаясь на быстроту ног, которая всегда их выручала.