Так суждено.
– Мне плевать, Амир, – грубо отрезаю я. – Прости. Я просто хочу побыть одна. Можешь не рассказывать зачем, ты меня привез сюда. Мне уже все равно. Дубай, так Дубай. Даже когда-то хотела сюда попасть. Что ж, мечты сбываются, черт подери.
Вымученно улыбаюсь Амиру, и снова отворачиваюсь, усаживаясь на высокую кровать. Обстановку номера я не замечаю. Мне не до изучений дизайна и новых, незнакомых арабских символов. Здесь все такое одноразовое, пустое. Холодное. Из ближайшей мечети слышен звук молитвы.
Я чувствую себя так, словно весь мир покрылся льдом, глаза перестали различать цвета, видеть яркие краски. Теперь все в черно-белом свете… нет, вру. В черном, только в черном цвете.
Я не думаю о Саадате. Просто не впускаю мысли о нем в свою голову, защищаясь. Обнимаю подушку, глядя на закат, который кажется мне серым. И думаю о маме, о Сэм, о Томасе. О Ките – своем друге детства. Пытаюсь вспомнить что-то хорошее, радостное из жизни. И нахожу… нахожу убежище, спасение, тепло и заботу в воспоминаниях о папе. Представляю, как он обнимает меня, защищает, берет на руки и кружит по гостиной. Ему нравился мой смех.
Мне нужно вспомнить, за что я так люблю жизнь.
И когда я засыпаю, я вижу ЕГО лицо. Джареда. Снова. Он улыбается мне, одевает на меня ушки Минни, берет за руку. Я смеюсь над его шуткой, а потом мы катаемся на детской горке, и я будто невзначай, прикасаюсь к нему, притворяясь напуганной. Эти первые прикосновения… кончиками пальцев. Тепло разливается по всему телу. Джаред гладит меня по плечам и ключицам, глядя на меня серебряными озерами, в которых отражаюсь я… так приятно чувствовать его руку на своем пульсе… Напротив сердца, которое бьется в его сильной, горячей ладони.
А потом он выдирает мне сердце из груди, и я просыпаюсь.
Глубокая ночь. Иду на балкон, старясь порадоваться прекрасному виду на ночной Дубай, который поразил бы воображение любого человека. Сотни огней утопают во тьме города, а Бурдж Халифа даже издалека напоминает чудо света. Мне хотелось бы заплакать, избавиться от ярости и боли, дать волю чувствам, но… я не могу.
Ни слез, ни тоски. Пустота. Состояние, когда уже не больно. И это плохо. Может быть, я уже мертва внутри.
Джаред
Бесконечный день подходит к концу, и, совершенно выпотрошенный морально и физически, я еду домой.
Хотя, что такое «дом» в моем понимании?
Вернувшись в свой «дворец», с удивлением отмечаю, что Рания не спешит меня встречать. Обычно она слышит, как я подъезжаю, и выходит на парадное крыльцо, как полагается идеальной жене.
Красивая, нарядная, улыбчивая. Но сегодня Ран внезапно решила изменить традиции. К чему бы это? Я прохожу через гостиную, где накрыт стол для позднего ужина. Все горячее. Видимо, отлучилась или совсем недавно спать ушла. Заглядываю в кухню, где ставлю в вазу свежий букет. Мне немного неловко, что я заставил Ранию ждать. Хотя кому я вру? Но на самом деле я почти не думал о ней… Вспоминаю о жене, только когда приходит время ехать в этот вычурный помпезный особняк, в котором нет ни частички меня.
Не могу дождаться, когда покину Анмар, я задыхаюсь здесь, не могу собраться с мыслями, ощутить почву под ногами, уверенность в завтрашнем дне.
Нахожу Ран на женской половине, хотя, обычно, она предпочитает спать со мной, или просто боится обидеть и поэтому не уходит в свою спальню. Неторопливо захожу, прикрывая за собой дверь. Ран сидит перед туалетным столиком и расчесывает свои длинные, черные волосы, задумчиво глядя перед собой, но не в отражение, а куда-то в, одной ей ведомую, вселенную. Услышав за спиной шаги, Рания напрягается и начинает быстрее водить щеткой по волосам. Ее взгляд встречается с моим в отражении. В очередной раз отмечаю про себя ее яркую красоту, которая, по какой-то неизвестной причине, меня не трогает. Она смотрит встревоженно, выглядит бледной, потерянной. Черт, и ее состояние постепенно передается мне.
– Привет. Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашиваю я, ослабляя узел галстука, и снимая пиджак. Она встает и поворачивается ко мне, забирая одежду чтобы повесить на плечики в гардероб. Опущенные ресницы немного подрагивают. Я беру жену за плечи, не давая ей уйти. – Ран? Что с тобой? – мягко спрашиваю я.
– Ничего… – голос слишком тихий. Пиджак падает на пол, и она хочет наклонится за ним, но я не даю. – Пусти, я подниму.
– Shaitan с ним. Скажи, почему ты на себя не похожа сегодня, – требовательно смотрю в черные глаза, которые кажутся бездонными и сверкают от непролитых слез. Ох уж эти женщины, все время норовят разреветься.
– Я была у врача…
Теперь мои руки дрогнули, а внутри шевельнулось дурное предчувствие.
– Подожди, мы же вместе собирались пойти завтра утром? – пытаюсь выглядеть спокойным и сдержанным, но это чертовски сложно.
– Я не выдержала и поехала сегодня. Столько внимания ко мне и… – судорожный вздох, и мне нужно было знать наверняка. Я не беременна… – Рания закрывает лицо ладонями и срывается в слезы. Я растерянно обнимаю ее за плечи, пытаясь утешить. В голове пустота и хаос. Я не знаю, как реагировать, что говорить. Не беременна… Мое собственное чувство облегчения кажется кощунственным в сложившейся ситуации.
– Как это? Не плачь, пожалуйста… Просто объясни, что случилось.
– Я… тесты давали положительный результат. Я была уверена. А сегодня сдала необходимые анализы… – очередные громкие рыдания оборвали монолог, но основное я уже уяснил. Никакого ребенка нет.
– Доктор сказала, что у меня гормональный сбой. Я… Мне… Адам, я не знала, что так бывает… Прости меня.
– Не за что прощать. Ран, мы совсем недавно поженились. У нас еще много времени, – произношу я слова, предназначенные для утешения. Я понимаю, что злого умысла в случившемся нет, но все равно немного расстроен и разочарован. Рания имела глупость сказать о мнимой беременности моим родственникам и Норе, когда та вместе с отцом приезжала к нам. Конечно, старая сука уже всем разболтала. И всю неделю к нам потоком валили родственники с поздравлениями.
– С кем ты ходила к врачу? Почему мне не сказала, что собираешься? – спрашиваю я, когда Рания немного успокаивается, продолжая тихонько всхлипывать.
– Не знаю, не хотела тянуть, нужно было удостовериться, что с ребенком все хорошо. С твоей сестрой ходила…
– Какой? У меня их штук пятнадцать. Не уверен, что помню имена всех.
– С Сарой.
– Хорошо. Она слышала, что сказал врач?
– Да.
– По-крайней мере, нам тогда не придется ничего объяснять родственникам.
– Мне так жаль.
– Ничего страшного. Ты же не потеряла его. Ребенка не было.
– Но ты хотел. Я знаю. Я видела, как ты старался.
– Мы оба старались. Все еще будет, – снова обнимаю жену и целую в лоб. – Тебе не за что винить себя, Рания. Ложись спать.
То, что я испытываю сейчас, сложно назвать сочувствием. Я не привязан к ней… Хотя мнимая беременность вполне может стать настоящей, и скоро. Это неизбежно.
– Когда ты уезжаешь в Нью-Йорк? – спрашивает Ран, когда мы оба уже лежим в постели, глядя в потолок и не прикасаясь друг к другу. Словно разные планеты, между которыми нет ни малейшего притяжения. Чувствует ли она то же самое? Безысходность и пустоту между нами. Черная дыра, которую мы никогда не заполним. В голове полный сумбур, в котором я пытаюсь разобраться, но ни черта не выходит.
– Послезавтра, – отвечаю я, поворачивая голову. Мы какое-то время смотрим друг на друга. Рания хочет о чем-то спросить, но не решается.
– Возьми меня с собой, – наконец выдает Рания. Что? Зачем она мне Штатах? Я работать еду, а не развлекаться. Мне и здесь-то осточертело играть роль мужа, которым я так себя и не почувствовал. Ни разу.
– Нет, не могу. Я буду рано уезжать и поздно возвращаться.
– У меня там есть подруги. Адам, пожалуйста. После случившегося, я просто не могу… Они все будут смотреть на меня. Твоя семья… они подумают, что я глупая или бесплодная.
– Не говори глупостей. Тебя все очень любят, – категорично качаю головой, – Гораздо больше, чем меня, – добавляю с долей иронии. Однако говорю правду. Если кому и рады в моей семье, так это Рании.
Рания накрывается одеялом с головой и снова начинает рыдать. Бл*дь.
– Я вернусь через неделю. Не вижу смысла устраивать трагедию.
– Я знаю, почему ты не хочешь меня брать. Ты с НЕЙ поедешь?
Нахмурившись, я сдергиваю с головы жены одеяло.
– С кем? – холодным, требовательным тоном спрашиваю я, пристально глядя в заплаканные глаза. Рания кусает губы, размазывая по щекам ручьи слез.
– Со своей американкой. Мне рассказали, что ты привез ее сюда, что она живет на вилле твоей матери. Это к ней ты постоянно ездишь, – выдает без остановки Рания. – Все так живут. Я не злюсь на тебя. Но я твоя жена, Адам! Я должна быть рядом с тобой. Я, а не она.
– У кого длинный язык, который нужно отрезать? – Сердито спрашиваю я, уже точно зная, откуда ветер дует. Нора. Кто еще?
– Неважно, – Рания качает головой, глядя на меня с мольбой. – Ты можешь делать, что хочешь. Но я прошу уважать меня. Пожалуйста, возьми меня с собой.
– Хорошо. Ты поедешь, – сквозь зубы бросаю я. Черт с ней. Если не соглашусь, будет рыдать до утра, и придется выплывать из этой кровати. Рания радостно сияет, мгновенно забыв, о чем только что плакала, и наклоняется, чтобы поцеловать меня, но я отворачиваюсь, ощущая нарастающую внутри волну гнева. Я ненавижу Нору, но уверен, что она никогда бы не сказала отцу, что он может делать, что хочет. Она ревнива, как черт. И до сих пор иногда устраивает стычки с другими женами отца. Я никогда не сомневался в том, что она любит его, как и своего никчемного сынка. Мне стыдно признаться даже самому себе, но иногда я испытываю зависть. Не думаю, что меня кто-то любит хотя бы на половину так, как жены отца любят его и своих детей. Только я чужой, всегда был чужим в огромной семье Правителя Анмара. И всегда буду… в глазах каждого анмарца незаконнорожденным отпрыском, не достойным имени своего отца. Когда-то мне казалось, что спустя годы, получив хорошее образование и заняв свою нишу в общем деле, я смогу что-то изменить в отношении ко мне, но чуда не случилось. Я способен внушать только два чувства. Страх и презрение. Что бы я не делал, каких бы высот не добился, они никогда не забудут, кто я…