Когда мы выходим на улицу, Мелания едва держится на ногах. Она бледная, почти зеленая. Я смеюсь, а она подавленно молчит.
— Как ты мог! Я чуть не умерла! — внезапно Мэл набрасывается на меня с кулаками. — Ты знал, что там будет? Знал? — яростно спрашивает она.
— Рядом с тобой стояла маленькая девочка и тряслась меньше, чем ты, — смеюсь я, отражая ее удары. — Успокойся. Теперь ты знаешь, как страшно падать.
— Да, я больше никогда в жизни в лифт не войду, — сердито бросает Мэл. — Больше никакого экстрима.
— Хорошо, — покорно соглашаюсь я.
— Я серьезно, Джаред.
— Пришло время поплавать, Мэл. Вода успокаивает, — говорю я, показывая на следующий аттракцион в нашей программе. — Как ты относишься к Джеку Воробью?
— Нормально, — напряженно отвечает она, с опаской поглядывая на аттракцион «Пираты карибского моря».
Но после Башни ужаса, падение с водопада и узкие гроты кажутся детскими страшилками. Мэл немного расслабляется, снова начиная улыбаться и радоваться жизни. Она беспечно болтает, делясь впечатлениями и ведет себя непосредственно и естественно.
А я замечаю то, чего не видел раньше. То, какое впечатление Мелания производит на других людей. Ей улыбаются дети, с ней запросто заговаривают женщины, а мужчины предпочитают отводить взгляд, замечая меня рядом. Она выглядит милой, веселой и светлой девушкой с лучезарной улыбкой и глазами небесного цвета. Я понимаю, что и сам расплываюсь в глупой улыбке, когда она искренне улыбается мне. Это место действительно действует на меня разрушительно. Нельзя отвлекаться и поддаваться слабости.
Но мне хочется «почудить» вместе с ней. Я дергаю ее за волосы, мы дурачимся и поддразниваем друг друга, как дети. Я покупаю Мэл шарик, который она нечаянно выпускает и виновато разводит руками, когда он улетает в небо, а подаренный мной огромный леденец убирает в сумку, показав мне язык и сообщив, что я никогда не увижу, как она будет его сосать. У меня в паху все каменеет, и я едва успеваю заткнуть себя, чтобы не ляпнуть, что уже совсем скоро увижу, как она будет сосать кое-что другое.
После совсем уж детской поездки на паровозике в сказку Пиноккио, я снова перехожу к экстриму. Эмоциональные качели — это то, что мне нужно, чтобы разбудить ее глубоко спрятанную плохую девочку.
— Нет, Джаред… — она отрицательно качает головой, когда мы подходим к аттракциону «Космическая гора». — Это точно что-то страшное, — заявляет Мэл. Я широко и чувственно улыбаюсь ей, приподнимая пальцами подбородок девушки. Она вопросительно смотрит на меня своими потрясающими глазами.
— Я покажу тебе космос, крошка, — хрипло обещаю я. И на этот раз совершенно искренне. Так и будет, упрямая маленькая сучка. Я устрою тебе космические бешенные горки, которые ты никогда не забудешь. И каждого следующего любовника будешь сравнивать со мной. Сжимаю челюсти, едва сдерживая гневный рык, вызванный мыслями о других любовниках. Мне же должно быть все равно. Так почему я бешусь, черт возьми?
— Хорошо, уговорил, — произносит она тихо, не разрывая зрительного контакта. Ее ответ можно трактовать, как угодно. Я могу поцеловать ее прямо сейчас, и она не оттолкнет меня. Я так хочу ее, черт, но вокруг толпа людей, а одного поцелуя мне будет чертовски мало. Хочу сжать эту задницу и прижать к своем ноющему от потребности члену, чтобы она поняла, что делает со мной.
Но вместо этого, просто переплетаю наши пальцы и введу внутрь, снова минуя очередь. Она уже даже не удивляется и не задает вопросов, почему меня везде попускают. На самом деле все просто. Я спланировал этот день по минутам. И каждый аттракцион заказан заранее и оплачен. Пришлось с утра заставить Беатрис приехать сюда и выкупить билеты на определенное время. Она была не в восторге, но выполнила поручение, за что получила чек в качестве премиальных.
Когда поезд врывается во тьму на бешенной скорости, все пассажиры начинают оглушительно вопить. Навстречу несутся скопления звезд и метеоритов, нас трясет, подбрасывает. Слетаем вниз, зависаем, взлетаем, вверх, вниз, резко вправо, крики, визг, скрежет металла. Ее ногти впиваются в мою руку, она прижимается лбом к моему плечу, не переставая кричать и звать мамочку. Мне даже ее немного жаль. Я говорю ей, чтобы она поберегла свои голосовые связки, что они понадобятся ей, чтобы кричать подо мной сегодня ночью, но, конечно, она не слышит. Я кладу ладонь на ее колено, чувствуя мощный всплеск адреналина. Американские горки давно не впечатляют меня, это делает Мэл, которая так горячо дышит в мое плечо. Я такой твердый, что это начинает доставлять ощутимый дискомфорт. Кончиками пальцев глажу внутреннюю сторону ее бедра, но во всем этом хаосе, мраке и вспышках метеоритного шторма вокруг нас, Мэл до конца не осознает того, что я делаю. Двигаюсь выше, и она резко сдвигает колени, зажимая мою руку, но убрать боится, потому что для этого нужно отпустить держатель. Трусиха. Вокруг полный мрак, мы продолжаем падать куда-то с бешенной скоростью, я настойчиво провожу пальцами по поверхности ее трусиков, нажимая на бугорок, который любую женщину делает сговорчивой, если уделить ему достаточно внимания. И даже сжатые колени не мешают мне. Вспышка на миг освещает ее лицо, и я замечаю ошарашенный взгляд Мэл и приоткрытые губы. Отодвигаю в сторону полоску намокших трусиков, ласкаю подушечкой большого пальца чувствительное местечко, двумя другими потирая влажные складочки. Я чувствую, как напрягается низ ее живота и начинают дрожать ноги, когда я проникаю пальцами внутрь, она прогибается в спине, раздвигая ноги. О, черт, у меня крышу сносит… Я перестаю себя контролировать, потому что ничего подобного не планировал. Просто она так кричала, что я завелся, и вот во что все вылилось. Она такая тугая, влажная и чувствительная, лучше, чем в моих фантазиях. Впереди, в самом конце тоннеля маячит свет, и я увеличиваю темп, трахая ее пальцами так же одержимо, как собираюсь сделать позже своим измученным ожиданием членом. Она успевает кончить до того, как поезд врывается в светлую зону. Снова сжимает мою ладонь, судорожно сдвигая ноги и плотно сокращаясь вокруг пальцев, впиваясь когтями в мою руку еще глубже. Моя эрекция причиняет боль, и я стискиваю зубы, и осторожно освобождаю пальцы, с блуждающей самодовольной улыбкой, глядя на ее раскрасневшееся потрясенное лицо, пересохшие дрожащие губы. За тридцать секунд до торможения поезда, медленно подношу пальцы, которые только что были в ней, к губам и пробую на вкус. Мэл ударяет меня по руке, краснея еще сильнее и тяжело дыша. Мне жаль, что я не видел выражения ее лица, когда она кончала. Но мне нравится то, что я вижу сейчас. Она вошла во вкус. Сладкая, и ее желание пахнет безумием, оно невероятно вкусное, как и она сама. Теперь просто нужно дожить до конца программы, не трахнув ее между запланированными действиями.
Когда мы выходим на улицу, она не позволяет мне взять ее за руку и одарив злобным взглядом оскорбленной невинности и убегает вперед, обхватывая себя руками. С трудом сдерживаю дикое желание рвануть ее за серебряные пряди, намотать на кулак и притянуть к себе, запечатав рот жадным поцелуем. Трахнуть его своим языком так же неистово, как пять минут назад пальцами ее чувствительную развратную девочку.
Но вместо этого просто обгоняю ее и преграждаю путь.
— Брось, Мэл, тебе же понравилось. К чему эти детские обиды? — спрашиваю я. Она даже подпрыгивает от негодования, толкает меня ладонями в грудь. Ударяет и снова толкает, рычит, как рассерженная львица. Я поднимаю руки, демонстрируя своё поражение.
— Ты воспользовался моментом, — кричит она. — Подловил момент, когда я просто была не в себе.
— Тебе нечего стыдиться, Мэл, — мягко произношу, и она пренебрежительно фыркает, показывая свое несогласие и презрение. — Ты испугалась, я помог тебе отвлечься. Относись к произошедшему проще.
— Ты чертов извращенец, Саадат. Вот ты кто! Я больше никуда не пойду. Хочу уехать в отель. Одна на такси.
Пытается обойти меня, но я не позволяю. Беру за локоть, останавливая и не давая вырваться.
— А со мной на Монмартр? — спрашиваю я хрипловатым бархатным голосом. — Поужинаем в ресторане «Две мельницы», где снимали Амели, прогуляемся по площади Театр, где начинающие художники выставляют свои работы и рисуют туристов, купим свои портреты и поднимемся на смотровую площадку собора Сакре-Кер, чтобы наслаждать видом вечернего Парижа под ногами. А Стена Любви? Ты готова упустить подобный шанс? — с улыбкой искусителя соблазняю я свою падшую недотрогу.
— А что мне ожидать от тебя там? Поимеешь меня в туалете или прямо на смотровой площадке на глазах многочисленных туристов? — все еще злится Мэл, хотя уже не так категорично.
— Мэл, какая богатая фантазия. Но ты рассуждаешь так, словно условно согласна на подобные варианты, — посылаю еще одну пленительную улыбку. И Мэл хмурится, фыркает, вздергивая носик, и снова обходит меня с самым решительным видом.
— Иди к черту, Саадат.
— Пошли со мной, Мэл, — говорю ей в спину.
Она поворачивается, сверкая глазами. Прекрасная в своем негодовании, с рассыпавшимися по плечам платиновыми волосами, горящими щеками и чувственными губками. Я невинно хлопаю ресницами.
— Без рук, Лана. Обещаю, — продолжаю врать с самым искренним выражением лица. Она пристально смотрит на меня, взвешивая про себя все за и против. Я знаю, что она не сможет отказаться. Мой источник снабдил меня точными сведениями относительно ее пристрастий, и весь этот день должен был выглядеть, как воплощённая мечта, да черт, и Париж тоже можно плюсовать в общую схему плана по укладыванию Мелании Йонсен под меня. Наверное, это выглядит бредово, а я просто еще один скучающий миллионер, который не знает, как развлечь себя, вот и придумывает различные цели, строит планы. Однако, я искренне наслаждаюсь процессом охоты.
— Одна попытка, слово или взгляд, и я вызываю такси. Ясно?
Мы едем в такси представительского класса, сидя друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Я посмеиваюсь над ее запоздалой скромностью. Чтобы она не говорила, я буду сегодня делать с ней все, что захочу, и она сама будет просить меня не останавливаться.