Мелания почему-то молчит, когда мы прилетаем и едем в «Хилтон» на служебной машине. Я не могу понять, что значит это молчание. Злость? Растерянность? Просто отходит от наших приключений на яхте?
И только в отеле, я резко хватаю Мэл за руку, когда она уже собралась юркнуть в лифт.
— Я буду скучать по тебе, крошка, — притягивая к себе, горячо шепчу я, касаясь губами нежной щеки Мелании. — Не засыпай крепко, иначе не услышишь, как я приду, чтобы продолжить процесс развращения одной маленькой сладкой мышки.
Прежде, чем она успевают ответить, отпускаю ее, и резко направляюсь к лифту, который поднимается прямо в мои личные апартаменты. В раскрытых дверях стоит Беатрис с кожаной папкой в руках.
— Наконец-то, — широко улыбаясь говорит она, когда я вхожу внутрь. Я коротко киваю, едва мазнув по ней взглядом. Когда я разворачиваюсь, Мелании в холле уже нет. Двери лифта закрываются, и мы с Беа поднимаемся наверх.
* * *
Даже президент компании не всегда способен контролировать собственную жизнь. Точнее, вообще, не способен, так как служит интересам своего бизнеса. Двадцать четыре часа своей жизни посвящает реализации бесконечных бизнес планов и проектов, повышая планку увеличения прибыли, рентабельности и конкурентоспособности до заоблачных вершин. Как бы мне не хотелось провести ночь в постели с изящной, сладострастной Меланией Йонсен, приходится лететь в Германию на несколько дней для участия в очень важных переговорах с будущими инвесторами.
Вылетаю один, потому что Беатрис нужна в Париже еще на одном мероприятии. Перед вылетом я отдаю Беа подарок для Мэл из коллекции «L. Corp» и прошу передать ей, что я срочно вылетаю по делам в Дрезден на неделю. Черт, у нас осталось так мало времени. Это нервирует больше, чем должно…
Мой рабочий график составлен таким образом, что времени хватает только на сон. Одни переговоры сменяются другими, и на третьи сутки приходится вызвать Блэка. Становится легче. Во время небольших передышек между деловыми встречами, я несколько раз нахожу в айфоне номер Мэл, собираясь позвонить, но меня каждый раз что-то останавливает или отвлекает. Возможно, меня бесит, что я думаю о ней слишком часто и иногда в моменты, когда мой разум должен быть абсолютно чист от посторонних мыслей. Я — бизнесмен, у меня нет времени на сантименты. Каждая минута моего времени стоит денег. И если во время переговоров с компанией, готовой вложить миллионы в мой бизнес, я думаю о том, как невероятно было трахать Лану на носу яхты, то это не просто провал, это, мать его, катастрофа. Я обязан что-то сделать с этим.
Напряжение от изнуряющего графика встреч и борьбы с собой за свободу от воспоминаний и фантазий о Мелании Йонсен растет с каждым днем, становясь пиковым и грозящим срывом. Я раздражаюсь по поводу и без, становлюсь слишком агрессивным, способным на необдуманные поступки. Больше всех достается Беа Мур, ведь она со мной находится постоянно и принимает на себя основной удар, но терпеливо молчит. Все-таки ее профессионализм выше всяких похвал.
— Адам, это Рания, — толкая меня сонного за плечо, произносит Беатрис, подавая мой гаджет. Мы возвращаемся с делового ужина с местной рекламной компанией, которая взялась за раскрутку наших новых магазинов и брэнда в Дрездене. Почти полночь, а нам еще не меньше сорока минут до отеля. Мог бы немного передохнуть, но нет…
— Какого черта ей надо, — мрачно хмурюсь я. Беру мобильник, вставляя наушник.
— Добрый вечер, Рания. Безумно рад, что ты звонишь, — натягивая улыбку, говорю я. Она, конечно, не видит, но на интонацию голоса действует даже искусственная улыбка.
— Привет, Адам, — с чувственным придыханием отзывается Рания аль-Хинди. Но на меня ее томный голос совершенно не действует. — У тебя, наверно, ночь, прости. Я только что прилетела в НЮ. Не могла не позвонить. Я с отцом. У него тут какие-то дела. Он меня не посвящает, но мы могли бы встретится, обсудить свадьбу. Осталось так мало времени.
— А помню, Рания, — отвечаю я. — Мне очень жаль, но меня нет в Нью-Йорке. Я еще три дня проведу в Дрездене.
— Я знаю. Мы задержимся на неделю. Мне столько всего нужно купить… Адам, мы остановились в отеле «Магнум», недалеко от бизнес-центра.
— Я навещу тебя, как только приеду, — нейтральным тоном обещаю я. — Мне нужно сначала позвонить твоему отцу и договорится о времени?
— Да. Ты же помнишь, что он тоже должен быть при личной встрече. Пока живешь здесь, все эти правила немного забываются, правда?
— Надеюсь, что ты четко их помнишь, Рания, — холодно отрезаю я, не найдя ничего веселого в ее шуточном замечании.
— Конечно, Адам, — поспешно исправляется она. — Мой отец очень чтит традиции вашей страны. Не сомневайся.
— Хорошо. С нетерпением жду встречи.
— Я тоже, Адам. Но еще больше я жду нашей свадьбы.
— Взаимно, Ран, — без особого энтузиазма говорю я, завершая вызов. Скулы устало ноют от длительного ношения официальной улыбки. Сколько раз я сегодня изображал перед всякими уродами в галстуках, что безумно рад видеть их тухлые рожи. Еще и Рания своим звонком добавила дерьма в бочку с дегтем.
— Я, смотрю, ты не больно рад знаменательному событию в жизни, которое уже не за горами, — проницательно замечает Беа. Я бросаю на нее тяжелый взгляд. Только твоего сочувствия мне не хватает, идиотка. Или сарказма. На ней красное платье, которое как перчатка обтягивает ее выдающиеся формы. Рекламщики слюной подавились, когда она наклонилась, чтобы взять что-то со стола. Смешно…
— Свадьба была запланирована пять лет назад. И это не приятная неожиданность. Рания — достойная девушка из хорошей семьи. Она будет отлично женой.
— Но ты вряд ли будешь хорошим мужем, — проницательно замечает Беатрис.
— Обыкновенным, как тысячи других мужей в моей стране, — пожимая плечами отвечаю я.
— И ты уже наметил кандидатуру на роль второй жены?
— Второй жены не будет, — холодно отрезаю я. — Это не твоё дело, Беа. Не слишком ли много личных вопросов ты задаешь в последнее время?
— Прости, Адам, — с милой улыбкой святой невинности, кивает мисс Мур. — Ты очень напряжен, что уже становится заметным. Сегодня с представителями «Мортен групп» ты был немного резок.
— А, по-моему, сама любезность. К тому же, они пялились на твою грудь, Беа, — выразительно опускаю взгляд в ее декольте. Она самодовольно улыбается, наклоняется и тянет мой галстук, распуская петлю, ее пальцы скользят ниже, расстёгивая пуговицы на рубашке, пробираясь к ремню.
— Что ты делаешь? — наблюдая за ее действиями сквозь опущенные ресницы, спрашиваю я.
— Тебе необходимо расслабиться, иначе я не доживу до конца этой командировки. Ты страшный деспот, Адам Саадат, — порочно улыбается мисс Мур.
— Ты помнишь правила? — сухо спрашиваю я. Беа расстёгивает ремень и тянет вниз ширинку, глядя на меня томным, немного одержимым взглядом.
— С Меланией Йонсен на яхте тоже был только минет? — задает еще один запрещенный вопрос Беа, сжимая мой член и двигая по всей длине пальцами.
— Ты снова пересекаешь черту, Беатрис. Еще один личный вопрос о Мэл, и мы с тобой попрощаемся.
— Мэл, значит. Так интимно.
— Если собралась болтать, то проваливай из машины, — грубо говорю я. Она опускает голову, почти профессионально работая губами. Я отворачиваюсь, глядя в окно на, несущиеся мимо, ночные огни Дрездена. Мое тело в данный момент живет отдельно от разума. Мне необходима разрядка, и неважно, как и кто это сделает. Я слишком вымотан, чтобы искать кого-то еще. Сгодится и Беатрис. Но все-таки меня не покидает смутное раздражение и злость. На нее на себя, на то, что я не чувствую и доли того, что испытывал с неумелой, но срывающей напрочь башню, маленькой Мэл. Все эти противоречия внутри вызывают волну гнева, которая направляется на единственного человека, который сейчас находится в моей власти.
Я хватаю ее за волосы и опускаю ниже, толкаясь прямо в горло. Она так не умеет, но мне плевать, что завтра она будет хрипеть и вряд ли скоро сможет нормально есть. Беа упирается. Хватаясь пальцами за мои колени, давится и мычит, делая себе только хуже. К ее счастью все заканчивается быстро и стандартно. Я толкаю ее прочь, захлёбывающуюся слезами, слюной и моей спермой. Все это стекает с ее подбородка прямо на грудь, которой так любовались наши партнёры. Посмотрели бы они сейчас на эту шлюху.
— Ты омерзительна, — застёгивая брюки, я швыряю ей салфетки. — Вытрись и научись хоть немного уважать себя. Иначе так и будешь сосать до конца жизни.
— Как ты смеешь! — шипит Беа, приводя себя в порядок. Потекшая тушь и распухшие губы не делают ее привлекательнее. Я даже в рот ей больше никогда не дам. Отворачиваюсь и снова смотрю в окно.
— Я смею, потому что ты мне это позволяешь. Попробуй поспорь, — ледяным тоном произношу я.
— Ты — бесчувственное чудовище, Адам. Ты же знаешь, почему я позволяю тебе подобное. Ты давал мне повод думать, что у тебя тоже есть ко мне симпатия…
Следующие сутки проходят в таком же безумном графике, и только в день перед вылетом, я освобождаюсь к трем часам дня, отправляя вместо себя Беатрис, которая после случая в машине сменила тактику, и теперь вела себя исключительно официально. Просто идеальная ассистентка. Мне плевать, но я догадываюсь, каких усилий ей стоит каждый день находится рядом. Смотреть на меня, улыбаться, прекрасно помня о своем унижении. Что ж, будем считать, что я преподал ей урок. И она сделала выводы и встала на праведный путь. Так что, я почти духовный наставник, а не безнравственной чудовище, как считает Беа.
Но мой собственный моральный облик снова подвергается искушению в первый же свободный вечер в Дрездене. Вместо того, чтобы пройтись по городу, заглянуть в музеи, сходить на выставку, я принимаю приглашение тех самых рекламщиков на закрытую вечеринку в одном из вип-клубов, где дозволены любые удовольствия, всевозможные запрещенные препараты, и элитный алкоголь льется рекой. Я согласился не потому, что соскучился по дорогим шлюхам или наркотическому дурману.