Причина была абсолютно другой. И то чувство, которое других воодушевляет на стихи, сонаты и прекрасные поступки, меня толкает в грязь и пошлость. Но это единственное, что у меня получается лучше всего — уничтожать в себе слабые места, ненужные эмоции путем погружения в насилие, разврат и пошлость.
Всегда получалось.
Ни одного сбоя за много лет.
Безотказное лекарство, принятое в огромной дозировке, на это раз не помогло.
Я никогда не думал, что способен скучать по женщине, что, каждый раз, закрывая глаза, буду вспоминать ее лицо, не в силах запретить своей памяти проигрывать картинки из наших с ней совместных моментов.
И когда частный самолет идет на посадку над огнями Нью-Йорка, я не могу сдержать глупого радостного предвкушения внутри меня, заставляющее сжиматься сердце и мышцы живота. Похоже, у меня нет другого выбора, кроме как принять это и попытаться разрушить, пока не стало слишком поздно.
Глава 16
«Когда умирает сердце — это самая страшная смерть».
Оставшиеся дни в Париже пролетают быстро. Я хожу за всеми на какие-то встречи, выдавая заученную информацию, словно робот. Улыбаюсь, потому что привыкла, да и дышу, наверное, поэтому же…
Я уже поняла, что произошло. Мне не нужно объяснять, Джаред. Я поняла это в первую же ночь, когда ты не пришел, как обещал.
А я ждала. Зарывала глаза, постоянно прокручивая в мыслях события последних дней, и тихо плакала, чувствуя соль на губах… и тебя. До сих пор. Везде, где ты касался.
Внутри.
Как будто ты до сих пор во мне.
Джаред, зачем ты так? Почему?
Я пролистывала наши фотографии в телефоне, и не верила, что это было только позавчера и вчера. Кажется, прошла уже целая жизнь. Без Джареда. На одном из фото я смотрю в камеру, а Джаред прижимается губами к моей скуле. Его глаза закрыты. Всегда считала, что с закрытыми глазами целуют только тогда, когда любят.
Ошиблась.
Мой взгляд просто скользит по четкой линии его челюсти, бабочки в животе на миг возрождаются… а потом снова опадают пеплом.
Так хочу. Касаться снова.
Но… Я знала, я предполагала, что так и будет. Я просто не успела сказать первой… Что ошиблась. Чтобы сейчас, не было так больно. А нужно было, разозлить его. Нужно было все сказать тогда, у лифта, но сукин сын просто развернулся и ушел к своей драгоценной ассистентке.
Я разозлилась на саму себя. На то, как безвольно поглядываю на телефон каждые пять минут в ожидании хотя бы одного чертового звонка от Джареда.
Просто очень нужен его голос. Его нежное «крошка» на мягком выдохе…
Ты такая маленькая.
Закрываю глаза, мир вращается вокруг меня, словно на автопилоте. Я закрываю всю свою боль и тоску в кокон, стараюсь абстрагироваться, перестать ныть и жить дальше.
Я знала, на что шла. Догадывалась, что он просто играет со мной. Играет в принца, кружит голову…
Ох, черт возьми, Джаред, неужели тебе было не лень тратить столько времени, просто на то, чтобы трахнуть меня? Что тебе, на хер, от меня нужно было?! Почему я? Почему не сгодилась Беатрис или модели, которые ходят перед тобой на задних лапках?!
Ненавижу. Удаляю все фотографии Джареда с телефона, прекрасно зная, что они все равно сохранились на «облаке». К черту. Я удалю их и оттуда. Обязательно.
Хорошо, что я не успела отдать ему свое сердце. Только чуть-чуть. Отдала маленький кусочек, и теперь осталась черная, саднящая и кровоточащая дыра, которую не затянуть ничем… но оно может жить. Биться.
И будет биться для другого. Ты может этого и не заметишь, Джаред, и тебе будет плевать, но я не верю… что после всего, что ты сказал на яхте, ты будешь спокойно смотреть на то, как я счастлива с другим.
И не с тобой я уже, как ты сказал, «горячая штучка».
И ничего не почувствуешь? Правда?
Я бы рискнула проверить. Все бы отдала за взгляд Джареда, который сейчас вижу у себя в отражении. Тоска и агония. Ломка. Хуже наркотической.
Из такого состояния меня выводит только Сэм, которая уже давно прилетела в Нью-Йорк. Как только она меня увидела, то сразу поняла: дело дрянь. Мы провели с ней вечер, обнимаясь на диване. Я плакала, рассказывая Сэм все, без самых дорогих и интимных подробностей. Сэм плакала вместе со мной, подбадривая и успокаивая. Кормила шоколадным мороженым из ведерка, а меня от него тошнило. Но я все равно ела, пытаясь охладить разрушительный пожар в душе.
У Сэм тоже слишком многое изменилось за это короткое время. Она приехала в Нью-Йорк, влюбленная в Августа, но… судьба распорядилась иначе. В первый же день, Мэтт Калиган нашел Саманту в офисе, и как только ее рабочее время закончилось, повел на «разборки». Сэм уверяла меня что сопротивлялась, пыхтела, плевалась, пыталась отбиться от решительного Калигана, но ничего не вышло. Он завязал ей глаза, и устроил романтический ужин в ресторане, где кушают в полной темноте. Бежать Сэм было некуда, и они поговорили. Сэм говорит, что до конца не простила его, но уверяет что его «извинения» были искренними и горячими.
Мэтт признался ей, что был полным идиотом, и после нее он больше не видит других девушек. А Джаред не такой. Он вообще не видит девушек.
Он видит телок. Сиськи. Тела. Задницы.
И только себя.
Одного, сука, такого неповторимого шейха, который и в нашей стране ведет себя, как будто он здесь главный.
Я знала, что поливаю его грязью в своих мыслях от злости. Что в любую секунду ругательства могут сменится жалобными всхлипами, которые услышит только Сэм:
— Я влюбилась, как дура, Сэм… он был таким невероятным. Таким романтичным, страстным, заботливым, ненасытным… мы с ума там сходили. Господи, почему он не звонит? Мне так больно. Я так хочу к нему. Просто… еще хотя бы один день. На той чертовой яхте, с которой я хотела бежать… он мне так нужен, Сэм. Но он не побежит… — нечленораздельно шептала я, пока Сэм сочувственно поджимала губы.
Мне было жаль, что я своими истериками омрачаю счастье Саманты, ее хорошее настроение, после примирения с Мэттом. Вся наша квартира была украшена шариками и цветами, которые прислал Калиган. И от всей этой романтики мне стало как-то еще более горько. Все девочки любят красивые жесты, и я не исключение. Я была бы рада шарику от Джареда, или леденцу, который он купил мне в Диснейленде…
Леденцу. Бесстыдно краснею, вспоминая, как грязно и развратно вела себя с ним. Как таяла и получала удовольствие, посасывая его член.
Бл**ь, представляю, как он сейчас злорадно улыбается. Наверное, и про первого парня у меня спросил, расстраиваясь только потому, что он — второй. Мои чувства его вряд ли заботили, раз он вообще посмел слегка обвинить меня в том, что я не ждала его-насильника два чертовых года…
Ненавижу.
— Мэл, ты делаешь поспешные выводы. Он президент компании! Ты представляешь СКОЛЬКО у него дел?! Каждая минутка расписана. Он еще, может быть, позвонит и обязательно тебе все объяснит, милая, — гладила меня Сэм, успокаивая, но я была настроена более, чем решительно.
— Не верю, Сэм. Да, Джаред очень занятой человек, но я не верю, что у него не было ни минутки, чтобы позвонить мне и сказать, что он сейчас занят, и что, как только он освободится, все будет… — как, будет? Как прежде? Это Нью-Йорк, а не Париж, и здесь все куда сложнее.
— Ну, понимаешь, ни минутки…
— Сэм, человек находит время для всего, что он действительно хочет. Если Джаред за неделю ни разу не позвонил мне, то он не хотел мне звонить, не собирался мне звонить! Это просто… Так просто. Он же ест, ходит в душ. Мог бы просто позвонить за завтраком…
— Да я понимаю, Мэл. Просто хочу тебя успокоить, — с сожалением произносит Сэм, целуя меня в щеку.
А вот звонков от Томаса и Николаса было хоть отбавляй. Я не отвечала. Какая несправедливость. Ник, кстати, уволился из «L. Corp». Прекрасно понимая, что он сделал это не по своей воле, я еще больше возненавидела Саадата.
Лишил такого умного парня работы. Просто потому, что тот проявил заботу и внимание ко мне. К его игрушке, которую он трахнул и выбросил.
Это именно то, что сделал Джаред. Трахнул и стер из жизни.
Лучше бы ничего этого не было — горько думаю я, а потом понимаю…
Несмотря на всю боль в настоящем, я бы никогда не отказалась ни от единой секунды, проведенной рядом с Джаредом. Глупая…
Мы с Сэм уже почти спим, когда я слышу звонок телефона. Томас…, наверное.
Я беру телефон в руки, время час ночи. На экране светится имя «Джаред», и мое сердце стучит так, словно я снова падаю с башни ужаса.
Не брать? Не брать трубку? Так хочется ответить… но нет.
Пошел к черту. Пошел к черту!
Но ничего не выходит. Я не могу просто притвориться, что ничего не чувствую, что не мечтаю взять чертов телефон, и молчать, как дура, просто слушать его голос.
Пять, семь, восемь пропущенных, а рука все больше чешется взять трубку. Черт.
— Возьми уже трубку, не упрямься. Может он хочет извиниться.
— Мне плевать, чего он хочет. Сэм! Если я прощу его, он подумает, что в порядке вещей — трахаться со мной, а потом забывать на неделю! Он обращается со мной, как с очередной… дыркой.
— Ужасно звучит…
— Это так и есть. Я должна его проучить, даже если этот сукин сын звонит, чтобы извиниться.
Джаред звонит снова, и, собираясь с духом, я унимаю дрожь в руках и в голосе, и беру трубку:
— Лана, — выдыхает Джаред. Мурашки атакуют мое тело, слезы наворачиваются на глаза, но я держусь. Легче, потому что не вижу его. Если бы видела, не смогла бы отыграть свою новую роль. — Крошка, я ненавижу немцев, я… соскучился.
Внутри расцвела новая порция боли. Как он это делает? Подбирает интонацию? Всего три слова из его уст, а я уже готова сдаться, и ответить тихое: я тоже…
Я молчу, не в силах выдавить из себя ни слова.