— Когда объявишь остальным, что уезжаешь?
— В последний день. Не хочу, чтобы расслаблялись. Готовь переговорную, я скоро буду.
Совещание длится два часа, но проходят они мгновенно. Мне предстоит еще многому научить этих бездарей, а осталось всего пара-тройка дней, а если еще убрать пятницу, которая для меня является единственным выходным в неделю, то и того меньше.
После совещания с директорами, еще полтора часа консультирую Блэка относительно его полномочий и прав на время моего отсутствия. Он хоть и бесит меня, но мужик смышлёный и сто раз повторять одно и то же ему не нужно.
Перед встречей с Ранией у меня образуется окно в полчаса, которые я собираюсь потратить на разговор с Мэл, собираясь набрать ее внутренний номер, и пусть только попробует не взять, но не успеваю. Беа сообщает, что ко мне направляется Мэтт Калиган.
— Привет, Джэд, — коверкая мое имя и сверкая белозубой улыбкой приветствует меня Калиган, без стука проходя в кабинет. — Классная у тебя ассистентка. Я бы ей вдул, но, увы, мой малыш снова принадлежит только одной маленькой киске.
Я насмешливо вздергиваю брови, снисходительно глядя на приятеля. Иногда он ставил меня в ступор своими высказываниями.
— Избавь меня от подробностей своей физиологии, Мэтт, — смеюсь я. — Опять Сэм?
— Так очевидно? — вздыхает Мэтт, плюхаясь в кресло.
— Глупая улыбка на все лицо. О, да. Очевидно, парень, — киваю я. — Все так серьезно? Погуляли, потрахались с другими и снова вместе?
— Зачем так грубо? — морщится Мэтт, взгляд его темнеет. Правда никому не нравится.
— Я просто вас не понимаю, Калиган. Если ты выбрал себе женщину, то пусть она принадлежит только тебе. Зачем делиться с другими и подбирать после других?
— Ты говоришь, как пещерный человек, Джэд, — смеется Мэтт. — Но ты прав, неандерталец, я больше ее никому не отдам. А ты? Как, удалось трахнуть Йонсен?
— Не уверен, что это твое дело, Мэтт, — мрачнею я, мгновенно напрягаясь.
— Не хочешь делится, да? Я понимаю.
— Иди ты, Мэтт.
— Адам, цветы и подарки для Рании уже в машине, — по громкой связи говорит Беатрис.
— Ого, к невесте едешь, — подмигивает мне Мэтт. — И до свадьбы засадить не удастся, да? Тоска. Когда, кстати, выезжаешь?
— Послезавтра, — сухо отвечаю я, воздерживаясь от комментариев.
— Ничего себе. Я думал, ты за пару дней до свадьбы полетишь. А мальчишник?
— Свадьба через неделю, если ты забыл. Мальчишник там устроим. Ты будешь?
— Прилечу, конечно. Я же получал приглашение и давно согласился. Сэм лучше не брать, да? — спрашивает Калиган.
Мы выходим из офиса вместе, быстро прощаемся, и я еду к Рании в отель, отметив, что Беатрис отлично постаралась. Цветы великолепные, комплект с изумрудами тоже. Если честно, я не собираюсь тратить много времени на свидание с невестой, чтобы успеть вернуться в офис, доделать текучку, и… разобраться с Мэл до конца рабочего дня.
Но все выходит не так, как я планировал. Отец Рании, растроганный нашей встречей и радостью любимой дочери по этому поводу, неожиданно приглашает всех в ресторан, включая и мать Рании, которая в отличии от дочери носит плотную абайю, как и полагается в Анмаре и Сумаре, но не здесь. Я не думаю, что буду настаивать, чтобы Рания носила традиционную одежду в Америке или Европе. Достаточно просто прикрывать волосы платком так, как она делает сейчас. Отец бы меня не одобрил, но я — не он, и навешивать свои законы в чужой стране не собираюсь.
Джаред позвонил еще и под утро, но трубку я не взяла. Улыбнулась, надеясь еще на то, что не все потеряно… и он обязательно меня удивит. Искупит вину, побежит за мной, даже если я его десять раз отвергну.
Рабочий день пролетел быстро, мне запомнилась только небольшая конференция, где мы обсуждали наиболее эффективные пути развития и расширения клиентской базы. Еще запомнился звонок Ника, который позвал меня в кино, и я согласилась. Даже думать не стала. Схожу, проветрюсь, отвлекусь. Это всего лишь поход в кино, ничего больше. У меня даже не было мыслей о том, что это месть Джареду. Я планировала прогулку, как обычный поход в кино с другом.
Беатрис нашла меня в конце рабочего дня. Когда офис вокруг нас уже почти опустел, а я задержалась, потому что ждала Ника.
— Мелания, ты сделала то, о чем я тебя просила? — Беатрис подходит ко мне, в ее руках пакет с эмблемой нашей компании, и несколько папок, которые она кладет на мой стол.
— Да, конечно, Беатрис. Здесь весь маркетинг-план по сотрудничеству с «Лаурой», отчетность…
— Яс-но, — Беатрис выхватывает флешку из моих рук, хищно разглядывая мой наряд — белое приталенное платье. Руки и шея закрыты, но оно довольно короткое. Джаред любил, когда я в белом…
— Беатрис, что-то не так? — мило улыбаюсь, подозревая о причинах ее злости.
Роскошная, красивая, дорогая Беатрис… но лишь с виду. Такая красивая обертка, такая сильная женщина, а внутри? Что внутри? Как будто желчь одна. Я не берусь судить ее, и не утверждаю, что Беатрис такая ВСЕГДА. Но на меня она смотрит с такой завистью и раздражением, что даже тошно.
Я ничего ей не сделала.
— Все так, Мелания. Ты хорошо… поработала, — вскидывает бровь сучка. — И Адам просил тебе передать. Сразу после Парижа, но я совсем забылась, — девушка достает из бумажного пакета темно-синий бархатный футляр квадратной формы. Что это еще за…?
— Ты работала днем и ночью. Сверхурочно, Мелания. Президент решил заплатить тебе таким образом. Нравится? Правда, красиво? — мне кажется, ее мерзкий голос, способен отравить весь воздух в офисе.
Мои губы предательски дрожат, когда Беатрис открывает футляр, и я вижу на дне из белого шелка невероятной красоты ожерелье. Я знаю сколько оно стоит, знакома с продуктами коллекции. Пол миллиона долларов. Алмазы и платина. Сверкают, переливаются… можно ослепнуть.
И хочется… вырвать, раздавить жалкие камушки. Проклятые камушки, которые Джаред посмел передать мне через эту суку.
Ублюдок.
Но мне не хочется терять лицо перед Беатрис. Психовать. Я просто выкину сраное ожерелье, когда она уйдет. Или лучше попросить, чтобы она забрала его обратно?
— Передай Адаму, что мне это не нужно. Я отказываюсь от подарка, — веко Беатрис дергается, когда я называю это «подарком», а не «оплатой», как она преподнесла его мне.
— Что?! — ее ноздри раздуваются от злости, кажется сейчас наш разговор выйдет за официальные рамки. — Да ты хоть знаешь, сколько это стоит? Йонсен… — усмехается Беатрис. — Какая же ты дура. Поработала, и даже оплату не возьмешь? Еще скажи, что не знала, на что шла. Еще скажи, что ты перед ним от великой любви ноги раздвинула, а не потому что рассчитывала из грязи подняться и вот такие подарочки получать!
Я смерила Беатрис спокойным взглядом, который стоил мне всех моих усилий. Да, Беатрис. Я занималась с Джаредом любовью.
Не знаю, чем занимался со мной он, но я… любовью.
Господи, сердце, хватит болеть.
— Знаю, сколько стоит. Не нужно, — я специально говорю мало, чтобы не разрыдаться. Чтобы не выдать то, как я сломлена.
— Ох, ну тогда прекрасно. Лови подарок от меня, милая Мелания, — мы с Беатрис смотрим друг ругу в глаза.
— Знала бы ты, чего я насмотрелась рядом с Адамом за год. Сколько таких, как ты, милых блондинок скакали на его члене. Они все были такими же, как ты. И с каждой он был таким милым, детка. Думаешь, ты первая, кого он взял на эту яхту, покатал по Европе?.. Да на носу этой яхты он поимел десятки девчонок до тебя.
— Свечку держала? — не удержалась я, закипая.
— Общаюсь с персоналом яхты. Все, что ты там видела, ела и надевала — заказано мной. Даже презервативы, мать твою.
Гордо вскидываю подборок, понимая, что мои силы на исходе.
— А знаешь, что было потом… после Парижа? Он такой вкусный, неправда ли, Мелания? Такой большой и сладкий… я знаю, я много раз брала у него в рот, но последний раз был незабываем. Знаешь, чем?
Беатрис избивала меня словами, отравляла ядом ненависти и желчи.
— Чем же? — уверена, что мои глаза блестят от слез… взгляд отчаянно бегает по губам Беатрис, по чертам ее лица, по которым я прекрасно понимаю: она не лжет. У них все было. Недавно. Как она и говорит. После меня…
Господи. Помоги мне это вынести.
— Я сосала его член, и он безудержно стонал, говоря только о том, как шикарно я это делаю, как ему хорошо со мной… с моими губами, глупышка Йонсен. Он рассказал, как это делала ты. О, Боже, он так смеялся. Неумелая, неопытная дурочка, пытающаяся завести его своим крошечным ртом, не способным дать ему больше. Ему пришлось вспомнить минет со мной, чтобы кончить с тобой, Йонсен… Погоди, припоминаю его слова, — она возвела глаза к потолку, словно задумалась. — Деревянная, неумелая девчонка, которую я трахал, потому что рядом никого больше не было. Глупышка-Лана…
Лана. Он правда это сказал.
Беатрис расплывалась у меня перед глазами, грудь будто вспороли лезвием. Началось. Выворачивает. Наизнанку.
От боли, от чувства несправедливости, от понимания, что все так и было… что не врет Беатрис. Я просто чувствую, что ее губы, познали Джареда, даже по одной ее фразе: «какой он сладкий». И то, каким голосом она это говорит…
Весь мой мир рушится, палач в лице Беатрис разрывает меня по кусочкам, нещадно вырезая шрамы на моем теле.
— А потом он трахал меня, милая Мелания. Да, трахал, после тебя. Да, как и многих других. Его жизнь — это бесконечный пир из таких легких закусок, как ты, перед тем, как съесть настоящее блюдо, вроде меня, потому что я умею доставить мужчине истинное удовольствие. Ему было так хорошо со мной. И будет еще не раз. А ты так… на разок сгодишься. Он уже понял, что ты ни на что не способна. Так что забирай утешительный подарок. И не сомневайся, он уже о тебе и не помнит. Я слишком хорошо знаю Адама Саадата.
— Поздравляю, Беатрис, — я спокойно беру бумажный пакет с «подарком» уже решив, что сделаю с ним. — Тебе есть, чем гордиться в этой жизни. Ты умеешь раздвигать ноги и глубоко брать в рот. Хорошего вечера, — хватаю пакетик, и стремительно направляюсь к лифту, оставляя покрывающую меня ругательствами Мур у своего стола.