Сжав кулаки, Стефан отвернулся. Холод уродовал чувства, и обычное раздражение превратилось в навязчивую потребность схватить Марию, сломать ее, заткнуть кляпом рот и бросить в глубокий колодец – из которого он когда-то сам ее и достал, спасая от деревенщин, решивших сжечь семаргла.
– Не нравится? – изображая обиду, спросила Мария. – А девчонка как раз в твоем вкусе. Молодая. Красивая. Пахнет… М-м-м… – Она подождала и, не получив ответа, царапнула девушку по плечу.
Девушка вскрикнула, порезы на ее коже мгновенно наполнились кровью. Мария приложила палец к губам.
– Ш-ш-ш… Ты делаешь великое дело – возвращаешь к жизни лучшего из лучших.
«Не сломать – убить! Разорвать на куски!» – пронеслось в голове Стефана – и только тогда он понял, насколько близок к тому, чтобы претворить свои мысли в жизнь. Это было бы слишком даже дня него: потеря самоконтроля – шаг в пропасть.
Он должен был забыть, хотя бы на время, почему здесь оказалась Мария, забыть о девушке, спрятавшей измученное лицо в ладонях, о смерти Илоны, о холоде, о запахе Влады – обо всем, что причиняло ему боль. Он должен был перенаправить свою ярость в другое русло – и тотчас же понял, в какое именно.
– Зачем ты сделала это?! – Стефан обернулся.
– Чтобы ты вспомнил, как сладко… – попыталась ответить Мария, но Стефан не дал ей договорить.
– Я не о твоей ничтожной попытке влить в меня тепло, дорогая! – Он отшвырнул девушку с дороги и направился к Марии. – Я об убийстве. Убийстве, которое ты собиралась от меня скрыть. – Стефан наступал. – Скрыть! От меня!
– Я не понимаю… – пробормотала Мария, но не договорила: Стефан приблизился к ней вплотную.
– Повторяю в последний раз, – леденяще спокойным тоном произнес Стефан. – Зачем. Ты. Это. Сделала.
Мария сжалась.
– Столько лет уже прошло… И я не знала, что это ее отец! Для меня он был просто охотником!
Мария увидела, как изменилось лицо Стефана и, простонав, закрыла глаза.
– Ты не об Аркаеве…
Стефан взвыл, потом обхватил голову руками и прижался лбом к сосне. Он стоял так несколько долгих минут, и все это время висела такая тишина, словно вместе с ним замерла сама жизнь. Его привело в чувства лишь всхлипывание девушки.
– Давай повторим, – все еще прижимаясь лбом к дереву, сказал Стефан. – Ты питалась людьми в моем лесу. Ты убила отца моей невесты. И ты соврала мне об этом.
– Человек, один, в чаще… – Мария подняла руку, чтобы коснуться его волос, но так и не сделала этого. – Кормушки у нас еще не завелись. А мне было так холодно!
Стефан медленно обернулся. Он больше не чувствовал гнева – лишь пустоту. Словно перед ним снова разверзлась пропасть, только на сей раз падение обещало быть не стремительным, а плавным, как полет.
– Если бы ты не убила его, – Стефан едва заставлял себя говорить, – он не впустил бы меня в дом. Тогда Илона осталась бы жива…
Мария зло улыбнулась.
– В смерти Илоны моей вины нет.
Стефан окинул Марию бесстрастным взглядом, прошел мимо и остановился за ее спиной.
Рассвет медленно развивался над верхушками деревьев. Прозрачные, почти белые лучи солнца пробивались между сосен и падали на мох, сверкающий росой. Сколько раз в такие часы Стефан оставлял на Даче уснувшую Илону и отправлялся пешком в Юзефины. Легкие разрывались от пьянящего соснового запаха, по лицу скользило первое солнце, еще нежное, еще приятное, с губ не сходила улыбка. Он шел по влажному мху и чувствовал себя человеком. В такие моменты Стефану казалось, что в нем больше человеческого, чем было в той, прежней, жизни. А теперь, глядя на рассвет, он не ощущал ни трепета, ни восторга – ничего.
Мария права, никакие «если» не изменят сути: в гибели Илоны виновен только он. Виновен – и будет расплачиваться за это всю свою долгую жизнь. Но сейчас ему нужно взять себя в руки. Нельзя возвращаться к тому кошмару, из которого он едва себя вытащил.
Стефан подошел к девушке, все также неподвижно сидящей на земле. Она подняла глаза – и сразу же их опустила, от страха ее колотило. Стефан еще некоторое время размышлял, сколько проблем может доставить это невинное, но так многое услышавшее создание, потом перевел взгляд на свою подругу.
– А Рыбака ты зачем убила?
– Так вот в чем дело… – с досадой произнесла Мария, но сразу взяла себя в руки. – Вот видишь: даже мертвый он приносит мне неприятности! – ее голос снова стал уверенным и насмешливым: – Рыбак был ненадежен. Он не любил меня, а это очень усложняло дело. К тому же он пытался подать знак твоей девице.
– Она не девица, – огрызнулся Стефан.
– Бог мой! Стефан… – Мария провела ладонью по его щеке, снисходительно и мягко, как образумливают ребенка. – Ты любил Илону, я видела это, но Влада… У них нет ни капли родственной крови, они не похожи внешне, у них разные запахи. Невестина ночь ничего не изменит – ты и сам это знаешь.
Стефан грубо убрал ее руку от своего лица.
– Ну, почему слова какой-то старухи важнее того, что ты видишь своими глазами?! – взвизгнула Мария. – Да очнись же! Влада – не Илона! Она вообще – никто! Кукла, имитирующая покойницу!
Лицо Стефана исказилось, он размахнулся, но в последний момент сдержал себя.
– Ты… – опуская руку, произнес Стефан, – сейчас же уйдешь отсюда.
Безжалостный блеск в его глазах заставил Марию попятиться.
– Ты уйдешь из Огневки, а также – из моей жизни, – спокойным, пробирающим насквозь, голосом продолжил Стефан. – Потому что знаешь: в следующий раз я не остановлюсь.
Мария отступила еще на несколько шагов, развернулась и побежала. Стефан следил за ней взглядом, пока она не скрылась из вида, затем подошел к девушке и присел на корточки.
Ее плечо оказалось возле его рта, и сладкое предчувствие, которое Стефан не испытывал уже несколько недель, снова скрутило диафрагму.
– Как тебя зовут, девочка? – спросил он, наблюдая, как его голос успокаивает ее дрожь.
– Маша. – Девушка подняла глаза и на этот раз уже не опустила.
– Маша. Мария. – Стефан приподнял бровь. – Тебе нечего бояться, Мария.
Он обнял ее, сначала нежно, словно пытался согреть ее, а затем – изо всех сил. И разомкнул объятия только тогда, когда тело девушки превратилось в пепел.
Через два дня, глядя на свое отражение в зеркале, Стефан испытывал легкое недоумение от того, как провел последние недели. Тот семаргл, который сейчас смотрел на него, сильный, самоуверенный, бесстрашный, не имел ничего общего со своим двойником, воющим от боли в черной запертой комнате. Нет, это решительно был не он.
Стефан застегнул пуговицы шелковой рубашки цвета шампанского – предусмотрительно пропустив две верхние, заплел волосы в короткую косичку, сбрызнулся одеколоном – и улыбнулся своему отражению. Потом, присвистывая, спустился в гараж, несколько секунд выбирал между «Феррари» и «Ламборджини», остановился на первом варианте и сел в машину.
Глава 10Четвертый сын
– Я знаю, почему в тебе нет страха, – сказал Марк, доливая Владе в бокал белого вина. – Потому что тебе нечего терять. – Он вытер уголком полотенца горлышко бутылки и вернул ее в ведерко со льдом.
Стоял чарующий летний вечер, темно-синий из-за наползших туч. Огни свечей, дрожащие на легком ветру, отражались от серебряных столовых приборов, преломлялись в хрустале, играли в глазах Марка. Его идея поужинать на лужайке перед домом изначально показалась Владе заманчивой, но он смог довести вечер до совершенства.
– Я знаю, как сильно тебе хочется окружить себя людьми, которых ты могла бы назвать друзьями. И у меня есть план. – Марк заговорщицки склонился над столом.
Между ними все еще оставались свечи, и тарелки, и бокалы – слишком много всего, но Влада не торопилась сокращать дистанцию: от уверенности, что это можно сделать в любое мгновение, без условностей, без боязни наткнуться на холодность, приятно щекотало под ложечкой.
– Давай, – продолжил Марк, – этот дом останется нашей летней резиденцией, а мы переедем в Питер и купим небольшую, но уютную квартиру с окном в мансарде, чтобы ночью можно было лежать на кровати и смотреть на звездное небо. Только представь: ты восстановишься в университете, у тебя появятся друзья, они станут приходить к нам в гости, и я очарую их – всех до единого. Ты даже начнешь немного ревновать меня к своим подругам, хотя прекрасно знаешь, что навсегда останешься моей единственной. – Он сделал паузу, и вспышка молнии осветила его взволнованное лицо. – Мы будет счастливы, по-настоящему счастливы, только одно будет тебя огорчать: мы не сможем завести собаку. – Марк улыбнулся, и Влада, больше не в силах находиться так далеко от него, поднялась стула.
Но не успела она сделать и шага, как громыхнул гром, брызнули большие теплые капли, и свечи, шипя, погасли. Марк с Владой бросились собирать посуду, но дождь стал таким сильным, что они, едва начав, оставили это занятие и побежали на крыльцо под навес.
На крыльце Влада обернулась. Небо разрезали ярко-белые зигзаги молний. В этих вспышках Влада увидела, как Марк вдруг спустился с последней ступени. Он откинул с лица мокрые пряди и протянул руку. Влада, не задумываясь, приняла приглашение.
Она уже успела забыть, какое это потрясающее чувство – подставлять лицо ливню, ей даже стало казаться, что так поступают только дети, но сегодня все правила рухнули. Она может стоять под дождем, спать под открытым небом, гулять босиком. Она может любить Марка и быть любимой Марком – что бы ни случилось.
Марк приложил ее руку к своему сердцу, и Влада услышала, как оно бьется, быстро и громко, а потом посмотрела Марку в глаза и поняла, что буря, бушующая у него внутри, во сто крат сильнее грозы.
Они одновременно потянулись друг к другу, их губы сомкнулись, сначала осторожно, потом – со всей страстью недавних влюбленных.
Между ними больше не оказалось преград. Теперь Влада и Марк были просто мужчиной и женщиной, жаждущими друг друга. То, о чем Влада мечтала с пятнадцати лет – сначала осторожно и трепетно, потом жарко и ярко – могло произойти прямо сейчас. Близость с единственным мужчиной, которого она любила больше самой себя, больше своей жизни. Близость с Марком. Никогда раньше Влада не испытывала такого неистового восторга – даже не представляла, что такое можно испытывать. Она закрыла глаза, полностью подчиняясь воле любимого человека, и почувствовала, как Марк взял ее на руки и поднялся по ступенькам в дом.