После этого Магда бросилась к себе наверх, в мансарду, и уж там дала волю слезам. Стыд и гнев разрывали ее и без того измученное сердце. Ведь на самом деле она и не мечтала ни о чем подобном! В этих письмах к несостоявшемуся жениху Доротеи она, может быть, искала утешения для себя самой…
Теперь все было кончено. Снова у нее отняли радость. Сколько она себя помнит, у нее всегда отнимали все красивое и любимое…
Но недолго ей довелось побыть наедине с собой и поплакать. Послышался требовательный голос Тамми:
— Магда! Магда! Иди к госпоже. Она зовет.
Магда вытерла слезы, пригладила растрепавшиеся волосы и надела свой белый домашний чепец. Муслин, из которого он был сшит, уже светился от многолетней стирки и глажки, Магде казалось, что еще немного, и чепец рассыплется, как старая бумага. Но денег на новый ей не давали. Коричневое платье выглядело тоже ужасно, а жакет так был просто мал ей, худые, как у девочки, руки торчали из рукавов. К счастью, в последнее время отчим освободил ее от грязной домашней работы, поэтому руки сохранили свою природную красоту. Белые, тонкие, безукоризненной формы, с ровными розовыми ногтями, они были настоящим украшением. Сейчас, зимой, их только слегка портили цыпки.
Зайдя в спальню матери, она невольно сморщила нос от жары и зловонной духоты. Леди Конгрейл не переносила холода. Когда она болела или собиралась вот-вот разродиться, ее злобный супруг все же разрешал топить камин, и тогда можно было дать волю своим прихотям. Магда знала, что несчастной осталось совсем немного до родов. Она лежала на широкой кровати с балдахином, и вид у нее был болезненный и понурый. С изможденного лица смотрели набрякшие, как у совы, глаза.
Обычно она посылала за Магдой, когда хотела за что-нибудь ее пожурить или напомнить о несделанных делах. Сегодня же мать приветливо протянула ей руку. Магда, которая не привыкла к таким изъявлениям нежности, молча приняла ее и тут же почувствовала, какая она горячая.
— У вас что — жар, мадам? — спросила она.
— Я умираю, Магда, — траурным тоном произнесла леди Конгрейл.
Магда принялась утешать ее:
— Да нет, что вы, мадам, вы поправитесь, я точно знаю. Может, я могу вам чем-нибудь помочь?..
Леди Конгрейл перебила ее:
— Лучше уж мне умереть до того, как родится ребенок… У меня дико болит голова, но твой отец не хочет звать доктора Крэбтри. Говорит, роды слишком дорого встанут.
У Магды вырвался смешок, в котором было столько горечи, что никто бы не поверил, что ей нет еще и семнадцати.
— Это он-то! Да он сам на прошлой неделе промотал в Лондоне чуть не целое состояние!
Леди Конгрейл с опаской оглянулась на дверь:
— Тс-с! Услышит такое — прибьет!
Но девушка только затянула потуже шнуровку и снова засмеялась.
— Не сомневаюсь, что он на многое способен, мама. Только вот бить он меня не посмеет. Он-то знает, что стоит ему меня тронуть, как я тут же вцеплюсь ему ногтями в лицо!
Леди Конгрейл в последний раз всхлипнула и утерла слезы, которые сбегали по ее длинному носу.
Эта глупая и слабовольная женщина совершенно не умела жить своим умом, она боялась пустить в ход даже те жалкие мозги, которые у нее были. Как бы она ни хотела сделать жизнь Магды лучше, все равно не знала, как это сделать. Иногда приходилось бороться с искушением написать сестре и попросить заступничества у графа Шафтли. Но всякий раз, стоило ей начать письмо, как от страха перо выпадало из рук и на этом все заканчивалось. За долгие годы жизни с Адамом Конгрейлом его жена привыкла к мысли, что он не совсем нормальный и поэтому находит удовольствие в том, чтобы мучить их всех.
— Ах, Магда, Магда… Что же с тобой будет, когда я умру?..
Она осеклась. В ту же секунду ее болезненно желтое лицо застыло от ужаса. Обе они услышали, как за дверью топают тяжелые ботинки. Леди Конгрейл приложила палец к губам. Магда встревоженно закивала и выпрямилась, заложив руки за спину. В комнату вошел сэр Адам.
Похоже, он пребывал в хорошем настроении. Крупный слюнявый рот распирала улыбка, узенькие глазки сияли. Как и положено владельцу поместья, он носил нарядный и теплый меховой воротник. В одной руке у него была трубка, а в другой — какая-то бумага. Это новое увлечение, табак, оказалось ему по душе.
Для начала он хитро подмигнул своей падчерице:
— Ну что, немного оправилась от грез, моя птичка?
Магда упрямо поджала губы.
— А ну отвечай, ты, идиотка! — прогремел сэр Адам, и лицо его внезапно исказилось такой злобой, что больная невольно съежилась под одеялом.
— Ах, Адам, Адам! — горестно всхлипнула она. — Не будь же так жесток с Магдой. Мне совсем плохо. Я знаю, мне уже не жить…
— Вздор! — прорычал он.
Магда сделала шаг вперед.
— Я действительно очень беспокоюсь за свою мать, сэр.
Он смерил ее взглядом.
— А ну закрой свой рот! — рявкнул он. — Может, прикажете мне только и делать, что с утра до вечера пускать деньги на ветер, а? Ну, конечно, доктора ей подавай, когда схватками еще и не пахнет. Что за расточительность такая!
Магда, хоть и боялась этого страшного человека, все же захотела помочь своей бедной матери. Она сказала:
— Если ваша жена умрет, не дождавшись начала схваток, то смерть ее будет на вашей совести!
Повисла гнетущая тишина. Мало кто решился бы обратиться к хозяину Уайлдмарша в таком тоне.
У Магды взволнованно забегали глаза.
Куда же ей теперь деваться? На улице такой холод!
И вдруг со стороны кровати раздался душераздирающий крик. Они увидели, как Джейн села и уперлась кулаками в живот. Все — Магда, ее отчим и Тамми — невольно бросились к леди Конгрейл. Увидев, как сморщилось от боли лицо госпожи, Тамми принялась причитать:
— О Господи, помоги нам, она умирает!
Даже сэр Адам решил, что на этот раз зашел слишком далеко. Сжав запястье жены, он крикнул Тамми:
— А ну быстро за доктором Крэбтри! Пусть кто-нибудь из конюшни живо седлает лошадь — и в деревню!
Наконец прибыл доктор. Магде и Тамми пришлось помогать старику, так как эти роды были еще сложнее, чем все предыдущие. Доктор Крэбтри потом сказал, что в жизни не видел, чтобы так долго и трудно разрешались от бремени.
Можно себе представить, как ужасно было для юной девушки видеть эту оборотную сторону любви. Какая уж тут романтика! «Бедные женщины», — думала она.
Магда почти не покидала материнской спальни и только для того, чтобы накормить и уложить спать младших братьев. Она проследила, чтобы они выпили молоко и съели овсяную кашу. Что происходит с их матерью, они не знали, да и не хотели знать.
Младший, Освальд, и десятилетний Томас радостно прыгнули в свою кровать и принялись хохотать, поправляя ночные рубашки. Томас бросил Магде свою одежду и приказал починить ее. Старший же мальчик, которого назвали в честь отца Адамом, догнал Магду на пороге комнаты и все-таки спросил про мать:
— Как думаешь, Магда, она отдаст Богу душу?
Она хмуро посмотрела на брата. Нет, она не испытывала к нему неприязни. Он был похож на мать, такой же белокурый и голубоглазый, и, главное, не унаследовал жестокости своего отца. И все же младший Адам не знал, что такое любовь, и не понимал, что это значит — кого-нибудь любить. Никто не объяснил ему, что в жизни, кроме злобы и жадности, есть и другие чувства. Что видел этот двенадцатилетний мальчишка изо дня в день? Грязные выходки своего отца… Откуда тут было взяться нежности и любви? Даже по отношению к родной матери. Внезапно глаза Магды застили слезы.
— Какая тебе разница, отдаст она Богу душу или нет, ты-то ее все равно не пожалеешь?.. В этом доме никому нет до нее дела, кроме Тамми, — сказала она дрогнувшим голосом.
Мальчик удивленно уставился на сестру, а затем пренебрежительно расставил ноги, точь-в-точь как его отец.
— Фи! — сказал он. — Плакса! Да на что вообще нужны эти женщины? Отец говорит, что и думать о них нечего…
— Иди лучше спать, — сказала Магда и захлопнула у него перед носом дверь.
Уходя, она слышала, как он оглушительно засмеялся и продолжил потасовку с братьями.
«Они совсем одичали», — подумала Магда. Когда-то они ходили в школу, но потом отец отказался платить за обучение. Скрепя сердце он все же нанял им учителя, который обучал их чтению, письму, латыни и греческому. При всей скупости сэр Адам не мог допустить, чтобы его дети выросли безграмотными, как крестьяне.
Старый учитель, мистер Бейкон, боялся сэра Адама не меньше, чем все остальные, кто имел с ним дело. Он соглашался приходить в этот дом лишь потому, что нуждался в деньгах.
Все знания, какие были у Магды, она получила именно от него. Каждый день она ухитрялась, никем не замеченная, посещать все его уроки. А по вечерам при свете украденной днем свечи, писала упражнения или читала книги, оставшиеся в доме еще от прежнего владельца — баронета. Ее охватывала гордость, когда мистер Бейкон хвалил ее за успехи и говорил, что она учится намного лучше, чем братья, которых не заставишь сесть за уроки.
По вечерам, невзирая на ее усталость и плохое освещение, Адам Конгрейл заставлял читать для него вслух…
Джейн Конгрейл разрешилась от бремени только в полночь. Ее восьмым по счету ребенком была слабая болезненная девочка, которая уже через несколько часов умерла.
Магда уже почти смирилась с мыслью, что ее мать вслед за младенцем уйдет к праотцам. Однако, на удивление всем, леди Конгрейл выкарабкалась. Видимо, сердце было ее единственным сильным местом и продолжало биться, даже когда бедняга готовилась была испустить дух.
Как только опасность миновала и доктор ушел, сэр Адам немедленно распростился с ролью нежного мужа и любящего отца. Взяв в руки зажженную свечу, он принялся рыскать по дому в поисках того, кто подвернется ему под руку.
Его совершенно не волновало, что у него умер ребенок.
Было уже далеко за полночь, и Магда падала с ног от усталости. Однако добраться до постели ей было не суждено. Сэр Адам решил, что сейчас как раз самое время, чтобы испытать ее силу и выносливость. Как на грех, именно она подвернулась ему под руку на лестнице, и он немедленно затащил ее в библиотеку.