Мужчина в недоумении посмотрел на меня и, не найдя ответа на свой молчаливый вопрос, отвернулся. Он, наверно, посчитал, что ему показалось.
– Я спрашиваю у вас: закусить есть?
– Женщина, это вы мне? – наконец откликнулся сидящий досель мирно благоухающий пассажир. – Я вас не понимаю.
– От вас так разит спиртом, что я, стоя рядом с вами, просто захмелела. Закусить бы теперь, – произнося эти слова, я не верила, что говорю это.
До сих пор для меня оставалось загадкой моё смелое поведение. Я специально провоцировала людей, но, заметьте, заслуженно! Если раньше я молча терпела всё, то сегодня этаким обличительным фонтаном правда хлынула на головы окружающих, тем или иным образом мешавшим мне жить спокойно.
Я еле доехала до конечной остановки. Мне удалось высказаться по поводу «пробок» на дорогах, по поводу перевозки пассажиров, с использованием терминологии и сравнения с дровами. Я выходила из салона автобуса чуть ли не под аплодисменты. А впереди ещё метро и курсы на Бабушкинской…
Вечером, возвращаясь домой, я купила бульварный роман. В транспорте я старалась погрузиться в чтение и не обращать внимания на окружающих. Я была выжата как лимон. За целый день я успела наделать столько всего!
Заставляя себя углубиться в чтение, я вспоминала и вспоминала, что сегодня творилось со мной.
Я умудрилась поспорить с преподавателями на курсах. Одна из них имела неосторожность заверить нас, воспитателей, в том, что 35 детей в группах – это не предел, что можно работать и с бóльшим количеством детворы. Зря она это сделала…
Мы спорили долго. Я аргументированно, и главное, с фактами объяснила людям, далёким от практики в детских садах, каково это собрать внимание тридцати неугомонных детей. Что 33 ребёнка по факту – это уже базар-вокзал. Как мучаются дети от такого количества друзей и как сложно воспитателям и младшим воспитателям. Досталось всем!
Потом мы спорили с другим преподавателем по поводу дидактического обучающего материала в детских садах. Правда лилась и лилась из моих уст.
Завтра на работе буду ждать личной беседы с заведующей. Надо полагать…
…Дома меня ждала гора немытой посуды и несделанные уроки.
Когда отбушевала буря едкой, жестокой правды, когда посуду вымыли, уроки сделали, когда обиженная мама лила слёзы в своей комнате, когда муж выслушал мою лекцию о том, как надо мужчине сорока лет активно принимать участие в жизни семьи, как важно приносить вовремя зарплату и не ходить босиком по чистому полу, иначе остаются следы от босых ног, а капли воды на зеркале в ванной комнате – это вообще высшая мера наказания (на неделю как минимум!), – я лежала в кровати и почти ничего не соображала. Этот день потрепал меня как ветер полотнище. Что это за акция несдержанной правды? Неужели завтра, когда я приду на работу с утра, я продолжу марафон высказываний? Всё! Можно распрощаться с работой и друзьями.
Я лежала, как притихшая мышь, и молча «переваривала» ситуацию. Муж тоже был немногословен, и, по-моему, он обиделся. А кто ж любит, когда ему высказывают в лицо все огрехи? Никто. Муж зло и быстро переключал каналы, желая найти что-нибудь приятное глазу и уму. Снова промелькнул Фунтик с госпожой Белладонной, очередная серия приключений розового путешественника с карамелькой за щекою. И тут я поняла! Белладонна! Это всё она виновата! Эта чёртова трава из телевизора каким-то непостижимым образом подействовала на меня. Парадокс и просто ужас какой-то!!!
Утром рано я открывала группу. Обычно деток приводят к завтраку, а рано приводят только те, кому надо в Москву пораньше уехать. Но есть у меня одна бабушка, которая одна из первых приводит своего любимого внука и уходит потом домой. Бабушка не работает. Она и так очень сильно устаёт, воспитывая непослушного внука. Честно говоря, я всегда поражалась этому. И сегодня трепетала как осиновый листик, боясь, что невидимый эффект белладонны настигнет меня и на работе. И вот грузная и толстая бабушка вплыла в раздевалку и ввела не выспавшегося внука. Я ещё даже не успела повесить пальто в шкаф. Мой рабочий день ещё даже не начался. Ещё как минимум пять минут свободы. Но бабушка уже тут. Ну, была не была!
– Доброе утро, Ольга Владимировна! Здравствуй, Вадик! – улыбнулась я.
– Доброе утро, ой, а мы первые? – удивилась бабушка.
Каждое утро она удивляется этому так искренно и наивно! Интересно, она не видела, что ли, что кругом на улице ни души, только воспитатели разбегаются по своим рабочим местам.
– Вот и здорово! – ответила я.
И всё. Больше я ничего не сказала. Улыбнулась. И пошла в группу готовиться к насыщенному рабочему дню и общению с малышнёй. День Белладонны закончился и, надеюсь, больше не повторится никогда.
Волшебные технологии
Терпкий и горьковатый запах степной полыни, врывающийся в открытые окна машины, пьянил и приятно кружил голову. Он смешивался со сладким запахом луговых цветов и сочной травы. Этот знакомый с детства запах разбудил в Лёшкиной душе воспоминания, близкие сердцу.
Не каждый может похвастаться тем, что детство его прошло в селе. Да-да, именно похвастаться. Потому что только сельский ребёнок может с утра пробежаться по росе, собрав все капельки босыми ногами. Только он может окунуться с головой в речку, переливающуюся солнечными бликами, тёплую как парное молоко, пахнущую радостью и счастьем. А потом дома выпить молочка прямо из глиняного кувшина, захрустеть румяной корочкой только что испечённого хлеба.
В селе, а не в городе громко горланит петух, перекликаются быстрокрылые ласточки, лают, словно переговариваясь друг с другом собаки, и протяжно мычат коровы. Только в селе воздух очищает тебя, напитывает богатырским здоровьем и красотой.
– Что, сынок, задумался? – спросил Иван Петрович, довольно глядя на повзрослевшего сына.
– Хорошо-то как, папка! Мне в городе так этого не хватало!
– Чего ж тебе не хватало-то? В городе вроде бы всё есть.
Лёшка медленно замотал головой. Он не хотел спорить с отцом. Сейчас у Лёшки было такое прекрасное настроение! Он едет домой! Наступили заслуженные каникулы, можно забыть про все проблемы и погрузиться в свободу.
– Нет, пап. Нету в городе такой красоты. И не пахнет там детством…
Иван Петрович улыбнулся. В душе он, конечно же, согласился с сыном.
– Это точно. Но ты, сынок, всё же учись в городе. Мы с матерью всем тебе поможем. Вон и коровок держим и курочек. Прокормимся сами и тебя накормим. Главное, учись.
– Спасибо, конечно, только скоро я вам сам помогать буду.
– Интересно, ёлка-палка, чем же ты нам помогать собрался-то, причём скоро? А учёба? – не сдержался отец.
– Давай домой приедем, я тебе тогда всё расскажу.
Иван Петрович ухмыльнулся, но заинтересовался. Вот те на! Будет яйцо курицу учить!
Лёшка, продолжая улыбаться, вылез в окно папиного автомобиля, замахал руками, закричал. Он наслаждался родиной.
Потом была встреча с мамой. Заезжая во двор, машина гудела и громко сообщала, что привезла ценный груз – встречайте его! Маленького роста Мария Васильевна крепко обнимала любимого сына, который уже на две головы стал выше её. Она даже не заметила, как её ноги оторвались от земли. Подрос сыночек!
– Батюшки, вымахал-то как! – приговаривала мать, целуя своё сокровище.
Уже через пять минут после объятий и поцелуев, вытирая слёзы платком, Мария Васильевна суетилась на летней кухне.
Стол ломился от яств. Оставалось лишь нарезать ароматный хлеб домашней выпечки. На столе красовались: отварная картошечка, рассыпчатая и посыпанная душистым укропом; жареное сочное мясо; тонкие ломтики сала с розовыми ниточками-прожилками; красные щекастые помидоры и зелёные пупырчатые огурцы; горкой были сложены сваренные вкрутую яйца; свежая зелень ярким пятном дополняла чудесный натюрморт. Знакомый с детства глиняный кувшин был доверху наполнен молоком. Иван Петрович поставил на стол бутылочку с горячительным.
Счастливый Лёшка смотрел на это великолепие и снова вспоминал детство. Как ему не хватало в городе такого стола!
Институтская столовая скупо угощала студентов незамысловатой едой. В борще изредка попадалось что-то, отдалённо похожее на мясо, сухие макароны, политые луковым соусом под названием «гуляш», а жидкость, записанную в меню как «компот», учащиеся называли совсем по-другому. Сглотнув слюну и потирая руками, Лёшка удобно устроился за столом.
– Ой, а подарки-то! – он встал из-за стола, открыл свою студенческую сумку и достал скромные сувениры, приобретённые им на скромную стипендию.
– Спасибо, сынок! Ну, давай, садись-ка за стол.
Мать и отец, счастливые и довольные, смотрели на сына.
– Кушай-кушай, сыночка, всё своё, домашнее, – приговаривала Мария Васильевна, подкладывая в тарелку сына картошечки.
– Да, мам, в институте нас такими вкусностями не кормят. На голодном пайке сидим, – ответил Лёшка.
– Ой! – мать всплеснула руками. – Да как же так!
– Не пугай мать, Алексей! Главное – учёба, всё остальное не так важно, – откашлявшись, сказал Иван Петрович.
– Да шучу я, мам. Едим всё, как положено. Но такого питания, как у нас на селе, нет нигде. В селе есть всё!
– Да, сынок, когда есть руки хозяйские и голова умная на плечах, тогда будет тебе и хлеба краюшка, и щи с картошечкой.
– Вот именно! Умная голова да знание современных технологий, – Лёшка говорил с набитым ртом, хотелось и съесть побольше, и рассказать отцу с матерью всё-всё, что он узнал. – Переворот в кормлении рогатого скота! Слыхал, что это такое?
– Чего-чего? Какой ещё поворот? – не понял отец.
Лёшка, несмотря на праздничный обед, выскочил снова из-за стола и опять открыл свою сумку. Достал цветной журнал и какой-то яркий пакет с чем-то не известным пока отцу и матери.
– Держите, почитайте! Здесь всё-всё написано! Я по телевизору рекламу видел. Накопил деньжат, и для бурёнок ваших это купил. Вот как выглядят ваши коровы?
– Нормально выглядят, – нахмурился отец. – На конкурс красоты пока ещё не собираются.