– А я по телеку таких коров видел! Как королевы в коровнике стоят. Ухоженные, лоснящиеся, умиротворённые. У них там жизнь как на курорте. Едят добавки всякие и так классно выглядят! Красотки калиброванные!
– Итишь его, может, их там, в телеке твоём, икрой чёрно-красной кормят? Да ванну им устраивают с чашечкой кофе? – ухмыльнулся отец.
Мать прыснула от смеха.
– Не икрой, пап, а добавками. Обогащают рацион домашних животных, содержат все необходимые вещества! У крупного рогатого скота новая жизнь начинается!
– Ёлка-палка, сын! Ты прям как профессор у нас. «Вещества», «рацион», я и слов-то таких не знаю. И надо ли? Вон, ходят мои коровушки в поле, жуют травушку нашу родимую. Молочко всегда есть. И никаких добавок не надо. Никто в моей семье какие-то добавки есть не будет! Даже коровы! Мать, ну-ка дай добавки! Тьфу ты! Подсыпь картошечки.
– Вот ты любишь вкусненькое? – не унимался Лёшка. – Витамины, например?
– Ну-у-у-у, нашёл вкусненькое! Рыбку вяленую люблю с пивком. Вот это да! Самогончик, на корочках дуба настоянный, это вообще… – Иван Петрович даже сглотнул, потом улыбнулся.
– А коровам надо тоже вкусненькое и полезное давать. Добавки для них будут, как рыба вяленая для тебя. Им от этого только лучше будет! Поверь мне.
– И как же ты это поймёшь, спросишь, что ли, у них лично?
Мама и отец снова рассмеялись. Отец во весь голос, а мать тихонько похихикивая.
– Ну и ладно, отец, не веришь – не надо, – сказал Лёшка и, потирая руки, снова принялся за домашнюю еду.
Перед сном Иван Петрович и Мария Васильевна полистали странички журнала, который им подарил сын, и потом долго шептались у себя в комнате. Они, перебивая друг друга, хвалили своего Лёшку на разные лады. И молодец такой, и умный, и рассудительный, и смышлёный. А красавец какой, нет слов!
О коровах тоже поговорили. Немного. Совсем чуть-чуть.
Когда вечером три коровки пришли домой, Ивану Петровичу было даже как-то стыдно перед сыном за их внешний вид. Действительно, кормилицы выглядели не очень эффектно: и бока впалые, и как будто взъерошенные какие-то, неухоженные.
С громкими криками «Геть-геть!» быстро загнал Иван Петрович коровушек в хлев. Вместе с Марией Васильевной подоили они бурёнок и лишь после этого пошли отдыхать. Долго лежал Иван Петрович, долго размышлял, долго…
Крутился-вертелся в постели отец, не выдержал, вышел во двор. Проходит он мимо коровника и вдруг слышит:
– Ваня… – женский голос прозвучал тихо-тихо. Только голос этот не принадлежал Марии Васильевне.
– Тьфу ты, показалось, – сплюнул Иван Петрович.
– Ванюша… – опять мягко и медленно позвали его.
– Кто здесь?
– Да, это мы: Бровка, Ночка и Жданка.
– Ёлка-палка! – только и выдавил из себя Иван Петрович.
Он вдруг увидел, как три его коровушки уставились на него, не отрывая своего липкого коровьего взгляда и не переставая медленно жевать.
– Вы чё? Правда, разговариваете? – выдохнул Иван Петрович.
– Ну да. А что?
– А почему раньше молчали? Чего хотите от меня?
– Мы добавок хотим, – невозмутимо сказали хором коровы, жуя свою жвачку.
– Что-что?
– Тебе сын о чём рассказывал? Забыл, что ли?
– Вы-то откуда знаете? Паслись ведь в это время!
– Знаем, Ванюша. Обогати наш рацион питания, ну, Ваня… – сказала Бровка.
– Углеводо-витаминный-мууууунеральный комплекс хотим, – промычала Жданка.
– А больше вы ничего не хотите? То Лёшка меня поучал, теперь эти взялись! Яйца и тёлки курицу не учат!
– Учат, Ванечка, еще как у-у-у-учат, – сказала Ночка. – Хотим красотками быть, молоко полезное вам давать.
– Хотим плавно увеличить тебе удой. Как тебе такое предложение?
– Ну, вообще-то я согласен, – почесал затылок Иван Петрович.
– И молоко будет отличаться высоким содержанием жира и белка, что очень важно для получения сметаны, творога и масла, – продолжала Бровка.
– И наш внешний вид улучшится. Мы станем гладкими, калиброванными.
– Отелимся легко и без осложнений, – продолжала Жданка.
– Ладно-ладно, уговорили, – сказал Иван Петрович.
Рано утром, когда только-только поднялось солнышко, Иван Петрович вышел снова во двор. Почудилось ли ему всё это или на самом деле было? Коровы стояли, молча опустив головы.
«Нет, всё-таки показалось», – подумал Иван Петрович, подоил коров и вывел их после дойки на улицу.
Когда Лёшка проснулся, Иван Петрович его уже давно ждал.
– Доброе утро, сынок. Ну-ка, что там у тебя за волшебные технологии? Дай-ка я ещё раз гляну…
Рассветы под стук колес
Тётя Зина, моя соседка, много лет работала проводницей. Сейчас, находясь на заслуженном отдыхе, она любит принимать у себя гостей и рассказывать о своей молодости, промчавшейся под стук колёс. Она с гордостью называет себя проводником вагона поезда.
– Я, дорогая моя, – говорит тётя Зина, – всю молодость как под током провела. Ведь я проводник!
Вот и понимай, как хочешь. Сама тётя Зина большая и душа у неё такая же широкая. Всегда всем рада. Гостей встречает тепло и радушно и обязательно чаем угостит. Причём, наливает она его в гранёные стаканы в подстаканниках. Чайных сервизов и прочей ерунды не признаёт. Принципиально.
Как только у меня появляется свободное от работы и домашних дел время, я покупаю вкусненького к чаю и иду в гости к тёте Зине…
«Мне мой Толенька, царство ему небесное, постоянно говорил: “Зиночка, ты такая у меня широкоформатная! Как же ты по вагону передвигаешься?” Переживал, бедняга, всё пытался меня на диету посадить. Говорил, что настанет день, и я застряну в вагоне. А мне что? На желудке экономить? Ну уж нет! Ничего, говорю я ему, затора создавать не буду, а вот нарушителей и дебоширов всегда прижать смогу. Всякий народ можно было встретить в дороге.
Уж повидала я людей на своём веку, тьма-тьмущая! И молчаливых, неразговорчивых, и шумных да скандальных. Кто-то тихо-мирно ехал, а кто-то устраивал хмельные посиделки с приключениями. Всякое бывало.
Вот мой Толенька никогда не шумел. Как выпивал лишку на работе, домой сразу бежал. Ну, как бежал – шёл, как мог, ножками своими перебирал. Кривенько так ковылял до квартиры, упирался лбом в дверь, а пальцем на звонок давил. Звонил, пока не впущу.
Я дверь-то открою, а он тут же обниматься кидался. Зинчиком меня называл. Радовался мне всегда, как будто в первый раз видел. Ну, думаю, раз Зинчиком зовёт, значит «летал» на работе со своими стрекозами. Что-то отмечали. Не рассчитал силёнок своих. Он у меня щупленький всегда был. Дотащу его до дивана, уложу. Толенька тихо, словно мышка, пропищит, чайку попросит. Шёпотом, словно во сне. И тут же засыпал. Хорошо, что в таком состоянии глупостей никаких не совершал. Вот некоторые так повеселятся, что потом ничего не помнят.
Был у меня случай такой на работе.
В одном южном городке мы должны были стоять всего лишь три минуты. Только остановились и я открыла дверь вагона, как в меня с перрона полетела тыква. Большущая такая, тяжёлая. Нет, я женщина не слабая. Конечно же, тыкву я поймала. Но следом за ней полетела вторая, третья, четвёртая. Так почти всю стоянку, не имея возможности выйти на перрон, я ловила тыквы. Штук десять точно поймала. Потом в вагон заскакивает маленькая худенькая девчушка с красивыми глазами. Но это ещё не всё! В тамбур «влетает» огромный рюкзак, из которого торчит замороженная баранья нога.
– Милая моя! – возмутилась я. – Это что было? Чьё это? Что за вести с полей! Здесь пассажирский вагон, а не грузовой.
Не успела я договорить, как в тамбур уверенно и лихо вскочил молодой человек. Вместе с ним влетело амбре, не обещающее ничего хорошего. Мне стало всё понятно.
– Проводничка моя любименькая! – сказал парень. – Не переживай, билеты есть, всё в порядке. Веди нас в вагон, командуй!
– Ишь ты, шустрый какой! А у тыкв ваших есть билеты? Таким гигантам каждой отдельное место надо! Куда я их дену?
– Как тебя зовут, проводничка? Тётя Зина? Вот смотри, у меня в кошельке на каждую тыкву есть билет. Казначейский.
С горем пополам разместили мы урожай. Несколько штук весельчак ко мне занёс до завтрашнего утра. Остальные положили у ребят под ногами. Парень делал всё шустро и веселился от души! После всей этой суеты свалился балагур с ног и крепко заснул. А девчушка сидит и плачет:
– Это мой брат Вася. А меня Ниной зовут. Брат приезжал в гости к родителям. Теперь я к нему еду.
– А тыкв-то зачем столько везёте?
– Ой, тётя Зина, не спрашивайте. Папа с Васей перед дорогой отмечали наш отъезд. Вася возьми, да и скажи папе, что Таня, жена моего брата, любит тыквенную кашу. Что из этого получилось, вы сами видите.
На следующее утро, когда поезд прибыл по назначению, пассажиры покинули вагон. Стою я на перроне и жду, когда же мои любители тыквенной каши выходить будут? А их всё нет и нет. Прохожу я в вагон и вижу: сидит Ниночка, опять слёзы льёт. Брат всё ещё спит.
– Эй, Василий, просыпайся. Приехали.
Еле-еле разбудили мы парня. И вот просыпается он, трёт руками глаза. Волосы торчком, взгляд уже не такой задорный, каким был вчера.
– Где я? Ниночка, а ты что здесь делаешь?
– Здрасьте! Она в гости к тебе приехала. А тебе пора жене кашу варить.
– Какую ещё кашу? – недоумевал молодой человек.
– Тыквенную, которую она любит.
– А, ну ладно. И где моя тыква?
И тут он увидел оранжевую гору у себя под ногами. Вася схватился за голову. Это он ещё не видел, сколько тыкв лежало у меня…»
Мы долго хохотали с тётей Зиной. Она подливала мне вкусный чай в гранёный стакан. Я тарахтела чайной ложкой, размешивая сахар. В фарфоровой чашечке так не погремишь, а тут – сколько хочешь.
– Бедная Ниночка, сколько слёз пролила она в этой поездке, – сказала я.
– Это ещё не слёзы. Повод не такой серьёзный. Это всё можно пережить и забыть. А слёзы матери, вот это да. И хоть своих детей я так и не понянчила, но матерей понимаю очень хорошо. Сколько раз мне душу изливали, сколько я историй услышала! Как-то раз ехала в моём вагоне женщина, которая плакала всю дорогу. Тихо, никому не мешая. То лежала, отвернувшись ото всех, только плечи подрагивали. То сидела, пока все спали, глядя в окно и вытирая слёзы платком. Рано-рано утром не выдержала я, присела рядом. Так мы познакомились с Алевтиной. Я пригласила её к себе, чайку налила, сладкие сухарики достала. За окном поднималось солнце. И вот что рассказала мне эта женщина…