Тараканы! С восклицательным знаком на конце. 30 лет в панк-роке вопреки всему — страница 13 из 100

– В этот момент я четко понял: сейчас со мной происходит самое плохое, что случалось за мои неполные девятнадцать лет, – рассказывает Спирин, – и у меня нет ни одного шанса исправить или смягчить эту ситуацию. Я «приехал», доигрался, добаловался.

Теперь надо уже расслабляться, принимать новую реальность и взаимодействовать с миром внутри этих обстоятельств.

По пути в линейный отдел он практически на глазах у ментов скинул все палево, которое до того момента лежало в карманах его косухи. Милиционеры, естественно, это заметили. Так или иначе, они дошли до отделения. Это была самая настоящая привокзальная мусарня. Душная, депрессивная, с соответствующим контингентом в клетках. Бомжи, алкаши и снятые с поездов дебоширы.

Один омоновец подошел вплотную к Диме и, глядя ему в глаза, принялся нагонять жути. Злобно, пугающе и очень жестко мент пояснял пареньку, что он, панк сраный, будет у него сидеть. Что он преступник, мразь и не достоин чести ступать на святую невскую землю. От такого прессинга Дима едва не обоссался. Страшно было до степени «простите, дяденька, я больше не буду». Когда мент отошел, то другой его коллега, внимательно наблюдавший со стороны за этой сценой, произнес: «А теперь достаньте все из карманов».

– Я сую руки в карманы и понимаю: все, что я скинул до этого, опять лежит у меня в куртке, – говорит Дмитрий. – То есть все это был какой-то иллюзионистский трюк. Этот тип мог так воздействовать на другого человека, что тот даже не замечал, как он подкидывает ему в карманы всякое дерьмо. Во всяком случае, у меня другого объяснения случившемуся нет. Тогда я поник окончательно. Тюрьма? Это как?! Я – панк-рокер, музыкант московской рок-группы, почти что творческая богема. Молодой, модный, веселый парень. Я и тюрьма – это разные полюса. И что теперь будет с мамой, бабушкой и отчимом?

После того как был составлен протокол и москвичей отправили в клетки, менты полностью потеряли к ним интерес. Диму отправили в одну клетку, а Катю с Лешей в другую. Последующая ночь стала самым настоящим адом. В участок привели задержанного начальника поезда Москва – Хельсинки. Его сняли с собственного поезда за то, что он пришел на работу бухим и устроил дебош еще до отправления состава. Это был нереальных размеров мужик, просто человек-гора, с которым едва справлялись шестеро милиционеров. Чувак орал матом, посылал ментов, плакал и угрожал разнести эту шарагу к чертям. А он мог. Спирину повезло второй раз за вечер. Железнодорожника завели именно в его камеру и приковали наручниками к решетке. Не переставая рыдать, мужик заворачивал сложнейшие нецензурные вензеля в адрес мусоров. И ему было от чего расстроиться. Чувак только что лишился жирнейшего места начальника поезда докапиталистической страны и всех связанных с этим контрабандных и репутационных бонусов. Но здесь произошло очередное развитие сюжета. Бык напрягся и, словно гидравлический механизм, разорвал стальные наручники. Все, кто находился в клетке, включая столичного музыканта, принялись усиленно срать каленым кирпичом. Они понимали, что до ментов этот гоблин вряд ли доберется, а их как раз может порвать на ленточки для бескозырок, если ему этого захочется. Менты принялись орать, предъявляя ему за сломанные наручники, но зайти внутрь не решались. Просто угрожали запустить в клетку газ, если он не угомонится. К счастью, газ не пустили, и орк со временем сам затих. Эта ночь для Спирина стала сложным бутербродом из ужаса, истерики, апатии и безнадеги.

С утра начались допросы. В тусовке «Четырех тараканов» еще никто серьезно не залетал с наркотой, но всем было известно, что тут самое важное – избежать обвинения в сговоре (коллективная ответственность всегда страшнее) и в распространении. Даже факт того, что ты просто угостил друзей, означал распространение и утяжелял ответственность. Хуже только изготовление. За хранение в личных целях и употребление еще не карали так серьезно. Был шанс обойтись условкой или даже административным наказанием в виде штрафа, если объем вещества будет меньше какого-то положенного значения.

Сид сначала построил линию защиты на том, что это не наркотическое средство. Он слышал, что якобы этот препарат используют в домашнем цветоводстве как удобрение для кактусов. Бред, конечно, но вроде кто-то из московских корешей ляпнул такое постовому менту и отмазался от ареста. В любом случае экспертиза показала, что конфискованное вещество является наркотическим средством. При этом его было не два грамма, а что-то около 1,67. И это не потому, что ребята упоролись прошлым вечером. Скорее всего, питерский барыга тупо недовесил московским лошкам.

Так как обвинение в коллективном сговоре не удалось, то вся ответственность, какой бы тяжкой она ни была, ложилась на Дмитрия Спирина. Расклад был дерьмовым, но все же Катю с Лешей отпустили. Дима дал им все необходимые номера телефонов и инструкции, чтобы они сразу связались с его родителями, а также с друзьями, которые могли оказать ему существенную помощь или хотя бы нанять адвоката. Это были те самые люди, которые помогли ему во время наезда филевских бандосов.

Из обезьянника Диму перевели в КПЗ, где он провел еще три дня, за которые с ним, как и со многими на его месте, случилась натуральная истерика. Все по классике: бессильные удары кулаками в дверь со слезами и криками: «Выпустите меня отсюда!». Парню казалось, что все происходящее – это страшный сон. Край всего, ужас и мрак. Но по сравнению с тем уровнем сервиса, который он потом получал в СИЗО, это был натуральный санаторий. Кровать с постельным бельем, приличная столовская еда, и в помещении было тепло. Но он об этом еще не знал и наслаждаться условиями содержания не мог.

– Менты очень интересно играли на психологии, – вспоминает Дмитрий Спирин. – Мне всю дорогу говорили, что я, мол, вот-вот поеду домой. Наверное, пытались таким образом меня расслабить и усыпить мою бдительность. В итоге, когда следователь сказал, что прокурор избрал для меня меру пресечения в виде заключения под стражу, то я даже не понял смысла фразы. На мой вопрос «А что это значит?» он ответил, что сейчас я поеду в тюрьму и буду там ждать суда. Я наивно возразил: «Как же так? Меня нельзя в тюрьму». На это следователь сказал, что там сидят такие же люди, как и я, и для меня это будет полезно. Мол, подумаешь о своей жизни и своем поведении. Нам всю жизнь так говорят. Постой в углу, подумай о своем поведении. Выйди из класса, подумай о своем поведении. Посиди в тюрьме, подумай о своем поведении.

Аккурат перед отправкой в СИЗО к Диме приехали мама и бабушка. Слезы, извинения за глупость, обещания никогда так больше не делать. Но толку-то. Под окном уже ждал автозак, который собирался отвезти его в печально знаменитую тюрьму с безнадежным названием «Кресты». Мама и бабушка привезли ему то, что, по их мнению, нужно человеку, отправляющемуся за решетку. Две пачки «Мальборо», хлопчатобумажные носки и свежую кулебяку с Московского вокзала. Наивные люди. Когда они приехали в следующий раз, то подготовили уже настоящий набор арестанта: два блока сигарет «Дымок», теплые шерстяные носки, сало, килограмм развесного чая и далее по списку. Но, сам того не зная, Дима приехал в тюрьму с твердой валютой, каковой были сигареты марки «Мальборо». Наряду с «Винстоном» и «Кэмелом» они использовались вместо денег для внутритюремных расчетов.

– То, что это настоящая тюрьма, я понял сразу, как только переступил порог, – продолжает Спирин. – Там стоит такой смрад! Ни с чем не сравнимый адский духан. Смесь затхлости, немытости, тюремной еды и отчаяния. Я потом общался с людьми, которые сидели, и они мне подтверждали, что этот запах одинаковый во всех тюрьмах. Неважно, в Питере это или в Мордовии, памятник это архитектуры, как «Кресты», или совсем новая постройка. Многие люди даже обламывались ходить на прогулку, потому что со временем ты привыкаешь к запаху и не замечаешь его, а потом с улицы заходить тяжело.

Изрядно испуганного и растерянного паренька вели по коридору. Через «кормушки» в дверях камер на него с огромным интересом смотрели десятки лиц, повернутых набок. Так им лучше было видно. «Куда я попал? Что это за люди? Как я буду среди них жить? Что будет со мной?» – вопросы комьями вертелись в его голове, налезая друг на друга и превращаясь в бессвязную кашу. Его завели в камеру, захлопнули за спиной дверь, и ключи, приглушенно позвякивая, совершили два оборота с той стороны. На бледного парнишку смотрели пять пар внимательных глаз. Еще шесть пар были закрыты, их обладатели спали.

– Я зашел, поздоровался, как учили, – рассказывает Дмитрий. – В принципе, оказалось, что все нормальные люди. Ведут себя вполне приветливо и добродушно. Человеку предлагают разместить вещи и присесть, а после этого заводят неспешный, очень деликатный разговор о том, кто ты, откуда и в чем тебя обвиняют. Надо понимать, что все жители СИЗО декларировали собственную невиновность. Кстати, это же подтверждается законом. Пока суд не вынес приговор, человек считается невиновным. Сокамерников в основном интересовало два вопроса. Насколько я мог быть полезен для камеры, и не являюсь ли я ментовским стукачком. Но очень назойливо не расспрашивали, потому что так можно было и самому сойти за того мента.

Тюрьма «Кресты» получила свое название от формы основных зданий, которые спроектированы в виде четырех равносторонних крестов. По замыслу архитектора, это символизировало связь исправления с духовным покаянием. Все камеры были одиночными. Там содержались такие известные революционеры, как Лев Каменев, Анатолий Луначарский, Лев Троцкий. Когда бывшие узники пришли к власти и сами стали решать, кто будет сидеть и за что, камеры на восемь квадратных метров оборудовали трехэтажными нарами и забили туда по пятнадцать-двадцать врагов народа и классово чуждых элементов. Среди них был будущий маршал Константин Рокоссовский, историк Лев Гумилев, актер Георгий Жженов и многие другие. В семидесятых тут зачекинился будущий нобелевский лауреат Иосиф Бродский, а за несколько месяцев до описываемых событий «Кресты» покинул лидер группы «Ноль» Федор Чистяков, проведя здесь год. Вот и Дмитрий Спирин пополнил коллекцию известных людей, которым довелось провести здесь время. Правда, в 1993 году он был известен лишь узко