Мне позвонила мама Сида с просьбой написать для него характеристику. Тогда это работало, да и сейчас работает. Если суд видит, что человек чем-то занят, участвует в какой-то общественной работе, то отношение к нему уже более мягкое. «Клуб имени Джерри Рубина» на тот момент был филиалом районного молодежного фонда, и бумага из такой официальной организации выглядела более весомо. У нас бывали до этого конфликты с «Четырьмя Тараканами» из-за того, что они постоянно употребляли в нашем клубе, но я надеялась, что эта ситуация станет для Димы уроком и он пересмотрит свой образ жизни.
– Мы как-то выступали в Центральном доме работников искусств, и я, ссылаясь на маму, попросил их написать ходатайство за музыканта нашей группы, – рассказывает Денис Рубанов. – Они по телефону сказали, что без проблем все напишут, но, когда я приехал к ним и объяснил, что это надо в тюрьму, они офигели: «Какая тюрьма?! Вы что, с ума сошли?» Но все же авторитет моей мамы перевесил, и Спирин получил бумагу с прошением от солидного учреждения.
– Несмотря на тюремную уверенность в том, что наркотики для меня в прошлом, я раскурился уже на следующий день и потом употреблял еще с полгода, – продолжает Дмитрий. – Но вместе с этим я начал испытывать психологические проблемы. Я видел, что ни для кого из тусы, да и для меня самого, мой опыт не стал поучительным. Пока я был в тюрьме, мои приятели по группе вели тот же образ жизни, музыкой не занимались, и группы фактически не существовало. Но нельзя сказать, что я с той же интенсивностью окунулся в наркоманский мир, как это было раньше. Я перестал барыжить, юзать кислоту, покупать большие объемы травы и носить при себе. Но курил каждый день, и такой образ жизни стал меня тяготить. Я понимал, что потерял свое место, перестал идти за своей мечтой. Этот диссонанс постоянно нарастал и сделал меня практически параноиком. Я был человеком, который курит наркотики и ненавидит себя за это.
Когда я читал книгу «Тупой панк-рок для интеллектуалов», то про себя отметил, что автор как-то очень вскользь упомянул о таком интереснейшем факте своей биографии, как заключение в следственный изолятор «Кресты». Будто бы он не в тюрячке томился, а в деревню к бабуле уезжал. Естественно, приступая к работе над этой книгой, я очень хотел узнать эти арестантские подробности. В процессе длинных интервью я пришел к выводу, что в СИЗО Дима Спирин попал очень вовремя. Неизвестно, куда бы его завела кривая дорожка драгдилерства и наркотических экспериментов. Ему будто всыпали ремня и маленько отрезвили в самом начале жизненного пути. Иногда кажется, что если бы некоторые рок-музыканты вовремя принимали концентрированный жизненный опыт в виде знакомства с российской пенитенциарной системой (главное, чтобы доза была гомеопатической), то это могло бы благоприятно повлиять на их карьеры, а кому-то, может, и спасти жизнь.
Глава 5
– Смотри, что мы привезли, – говорит Андрей (Абадон) Шморгун, снимая происходящее на телефон. – Два арбуза, две торпеды, руккола прямо с грядки, морковка, все, что надо.
Андрей Шморгун приехал с женой Леной и маленькой дочкой Мирославой, которая бегает по дому в футболке Metallica. В доме стало заметно шумнее. Малыши умеют оживлять любое пространство. Увидев ребенка, даже мухи, которые казались полноправными хозяевами этого дома, становятся несколько тактичнее, сокращая частоту полетов и количество маневров в воздухе.
– Андрюха, не хочешь бас-гитару прописать? – Саша Пронин уже открыл пиво и решил скинуть на гостя почетную повинность записывать партию для новой песни.
– Можно попробовать поковырять, – весело отвечает Абадон.
– Александр Пронин, как продюсер вчерашнего дня, быстро познал славу, начал спиваться и падать на моральное дно, – говорит Дмитрий Кежватов.
– Ну что поделать, не всем же быть королями панк-рока, – смеется Пронин. – Кому-то надо и нести тяжелую ношу позора.
Вчера состоялся дебют Саши Пронина как сочинителя песен в группе «Тараканы!». Он уже пять лет в коллективе, но за это время не сочинил ни одного трека. А тут, видимо, творческая атмосфера дома на него подействовала, и он придумал мелодию, которая стала песней Stacy Hairy. Вообще, с этим треком связана удивительная история. За два дня до того, как «Тараканы!» заселились в этот дом, была пресс-конференция, где Дима Спирин рассказывал о проекте «Много шума из ничего». Я там тоже был и, как и Сид, обратил внимание на яркую девушку с фотоаппаратом. Она выделялась на фоне других журналистов большим количеством татуировок, в том числе и на лице. Позже случайно выяснилось, что ее зовут Настя и в свободное от фотографирования время она сама снимается в качестве вебкам-модели на ресурсе для взрослых. Раздевается на камеру, а зрители засылают ей донаты, подбадривая девушку на различные шалости. Причем оказалось, что Настя является поклонницей группы и часто дает свои домашние стрип-представления под песни коллектива. Когда «Тараканы!» узнали об этом, то срочно связались с ней и предложили провести стрим из дома, ставшего большой творческой лабораторией. Тут найдется место любым проявлениям искусства. Настя вдохновила Дмитрия Спирина на текст для песни Stacy Hairy, и через пару дней ее ждут здесь в гости.
Микроавтобус с группой «Порнофильмы» подъезжает только ближе к десяти вечера, хотя ждали их с трех дня. Оказалось, что они едут из Каменца-Подольского, что в Западной Украине, с фестиваля «Республика» и находятся в пути уже почти сутки. Дорожная тряска и очереди на границе заметно измотали парней, а в «Доме 666», наоборот, к вечеру страсти только разгораются. Спонсорские «Жигули» нещадно заливаются в горловины, а обитатели дома, сами того не замечая, начинают громче разговаривать. Да что там, галдеть наперебой. Удивительно, как угар одних может происходить в том же доме, где другие сосредоточенно работают. Я, конечно, активно примыкаю к первым, но стараюсь не забывать о деле и периодически наведываюсь в большую комнату-студию.
– Мы российского панка позор, и как же все-таки я горд, что мы российского панка позор, а не наоборот! – с характерным истерическим надрывом поет Володя Котляров в золотой микрофон, закрепленный на стойке в центре комнаты.
Через полгода после выхода из тюрьмы Дима психологически так себя загнал, что уже не мог существовать в парадигме наркомана, ненавидящего себя за слабость. Ему было настолько плохо, что он даже решился поговорить об этом с мамой.
– Я никогда не был в особенно большом контакте с родителями, – рассказывает Дмитрий Спирин. – Делиться чем-то с мамой, рассказывать о своих переживаниях – это все не про меня. Но тогда у нас состоялся серьезный разговор, и это был один из очень редких случаев за всю мою взрослую жизнь, когда мы с ней говорили по душам на темы, которые меня тревожили. Я тогда раскрыл перед ней те стороны своей жизни, которые не хотел раскрывать. Хотя чего юлить, я только что вернулся из тюрьмы, где находился по этому же вопросу, и тайн, прямо скажем, оставалось не очень много. Я чувствовал себя крайне плохо. Долгое время мне казалось, что я пребывал в тяжелом, сумрачном состоянии. Будто надо мной постоянно висит серое небо, затянутое тяжелыми тучами, типа как в Питере. Я очень хотел, чтобы эти тучи расступились и над моей головой наконец заблестело солнце.
Мама очень быстро нашла мне нарколога, который вел частную практику прямо в стенах нашей районной поликлиники. На двери его кабинета висела табличка «Нарколог/психотерапевт». Увидев эту надпись, Дима понял, что попал куда надо. Специалист и про то, и про это. Доктора звали Ашот Людвигович Коштоньянц. Он был похож на постаревшего Карлсона: мужчина небольшого росточка с пузиком и короткими пухлыми пальчиками. Ашот Людвигович внимательно выслушал парня и заверил его, что он попал в нужные руки и с ним все будет в порядке. Расставаясь после первого приема, доктор попросил Диму только об одном: до завтрашнего повторного посещения его кабинета не встречаться с друзьями и не употреблять наркотики. Только один день. Это же не сложно.
– Я сделал, как он попросил, – продолжает Дмитрий Спирин, – и стал к нему ходить каждый день. Это была смесь медикаментозного лечения (в основном большие дозы витаминов В и С внутривенно и внутримышечно), психотерапии и невнятного бормотания каких-то заклинаний надо мной, когда я лежал на кушетке. Как-то в его бормотании я различил число сто три и спросил, что это значит. А он со своим кавказским акцентом сказал: «Э-э-э-э! Это столько лет ти жить будещь!» За время этих приемов он сотворил со мной что-то такое, что привело меня в конечном счете туда, где я нахожусь сейчас. В том смысле, что среди прочего «колдовства» он также вкладывал в меня идею, что моя трезвость нужна только мне и я не получу на этом пути никакой поддержки от своих друзей-наркоманов.
Что я должен сам начать бороться за себя, за свою мечту и за свою судьбу.
Что я должен полюбить себя и осознать, что я все делаю для себя, а остальным, по сути, насрать на то, счастлив я или мучаюсь. Где-то дня через четыре я понял, что во мне случилась эта перемена. Почти на физическом уровне я почувствовал, что надо мной расступились те самые тучи и к наркотикам я, пожалуй, больше не вернусь. Терапия длилась где-то неделю, но потом еще с полмесяца я все же не рисковал тусоваться с ребятами и погружаться снова в ту же среду. А потом я пришел к Рубану и объявил, что больше не употребляю. Многие этому удивились, потому что меня все знали как увлеченного драг-юзера.
– Он мне сказал такое, от чего я охренел, – говорит Денис Рубанов, барабанщик группы «Четыре таракана». – Сказал, что отказывается вообще от всех наркотиков. Что с ним произошло там в тюрьме? Он не рассказывал об этом никому! Его там научили быть аферистом или что? Оттуда вышел совершенно другой человек! Обозленный на жизнь и со своими устоями. Сделать все что угодно, но приблизиться к цели по захватыванию денег. Я думаю, это потому, что он вырос в хрущевке и на него давил этот комплекс. Да он бросил курить, чтобы себе помочь! Чтобы не быть растаманом, не быть хиппи. Ему надо было идти к цели! А еще он сказал, что ни мы, ни мама, ни эти письма, которые мы собирали, не помогли ему выйти из тюрьмы. Ему помог Иисус Христос, и только он.