Тараканы! С восклицательным знаком на конце. 30 лет в панк-роке вопреки всему — страница 19 из 100

По возвращении домой Рубанов поставил вопрос ребром и сказал, что Джек в «Четырех тараканах» больше играть не будет. С барабанщиком спорить не стали. Они попрощались с Сергеем Золотаревым и принялись искать нового басиста.

Заметки на полях #5

Я очень хотел найти Катю, бывшую девушку Димы Спирина. Интересно было послушать ее взгляд на те события. Сид потерял с ней связь четверть века назад и помочь особо ничем не мог. У меня были только ее имя, фамилия и возраст. Во время поиска по соцсетям мне в какой-то момент показалось, что я ее нашел. Симпатичная женщина нужного возраста, вращается в околомузыкальной тусовке, почти все совпадало. Но когда я показал ее фото Спирину, то оказалось, что это не она. Он посоветовал мне поискать Наташу, которая была ее лучшей подругой на тот момент. Это была хоть какая-то зацепка. Из этических соображений я умышленно не упоминаю фамилий. Подругу я нашел очень быстро и написал ей с вопросом о Кате. Знает ли она что-то о ней? Поддерживает ли связь? Но Наташа меня расстроила, сказав, что связь с Кэт потеряла примерно тогда же, когда и Дима. Додумывая историю самостоятельно, я решил, что Катя пошла дальше по пути наркотических экспериментов, а Наташу это увлечение подруги не бодрило, и их пути разошлись. Кстати, у Наташи сейчас дети и благополучная семья. Надеюсь, что Кате все же удалось избавиться от зависимости, и ее жизнь сложилась лучше, чем в том сценарии, который я описал двумя предложениями выше.

Глава 6

В доме уже разыгрался знатный угар. Народу, наверное, человек двадцать, постоянный галдеж, все ходят туда-сюда. Спирин собрал на крыльце благодарную публику и блещет красноречием.

– Я выхожу на обочину Киевской трассы, а времени уже часов одиннадцать, – рассказывает Дмитрий. Начало я не слышал, но смысл такой, что много лет назад он приехал куда-то в район Наро-Фоминска к друзьям на дачу, а они его не дождались и свалили. Так что он был вынужден добираться ночью домой в Москву. – Холодно так, что просто жопа. Я голосую как могу, все бесполезно. Прошел километров шесть и вижу, тормозит «копеечка». Скромная, но ухоженная. Видно, что хозяин рукастый, следит за машиной. За рулем мужчина лет пятидесяти в полевой военной форме без опознавательных знаков, вроде как офицер в отставке. Рядом с ним женщина тех же лет. На заднем сидении корзины с грибами и еще какая-то дачная херня. Я открываю дверь и запыхаясь рассказываю: «Со мной случилось ужасное, это просто кошмар-катастрофа! Такая накладка, такой форс-мажор! Друзья, дача… А я опоздал, а они уехали… Мне надо назад в Москву, а денег-то у меня почти и нет. Разве что на бензин. Довезите, пожалуйста». Они сказали мне садиться на заднее сидение, и мы поехали. Минуты через три я начинаю понимать, что эта пара очень чудная. Она постоянно пилит его на разные темы, а он ведет машину и делает вид, будто бы этой женщины просто нет. Ухом не ведет, никакой реакции.

– Золотые отношения! – восторженно встревает Саша Пронин.

– Она его х… ями кроет, говорит, какой он мудак, лузер и неудачник, – продолжает Сид. – Он же спокойно ведет машину. Как робот. А я все это время ох… еваю на заднем сидении. Мы заезжаем на заправку, и я пытаюсь водителю всунуть деньги, как бы долю на бензин. Тут женщина резко оборачивается и говорит: «Не надо, спрячьте». Я смутился и убрал гроши в карман. Тогда эта женщина рассказала мне историю, которая приключилась с ними лет тридцать назад. Они с двумя маленькими детьми ехали лютой зимой где-то на Севере, и у них сломалась машина. Возможно, именно эта. Часа два они стояли ночью на дороге и адово замерзали. А никто вообще не едет, глушь какая-то. Уже думали, что погибнут. И тут останавливается «Камаз». Они посадили детей в теплую кабину к водителю, а сами сели в свою машину. Привязались тросом к «Камазу», поехали… И тут трос развязался! Они остались стоять посреди дороги, а их дети уехали в морозную ночь, в никуда, с незнакомым человеком. Перед ними стоял страшный выбор. Либо стоять замерзать на месте в надежде, что водитель поймет, что случилось, и развернется их искать, либо ловить кого-то еще, спасая себя, но тогда они могут разминуться. История закончилась хорошо, через какое-то время водила заметил, что машины сзади нет, развернулся и нашел их. Но с тех пор они дали себе обет всегда подвозить людей, которые оказались в сложной ситуации. Возвращают, так сказать, долг Вселенной.


* * *

Презентация альбома Best Before проходила в клубе «Вояж» на Алтуфьевском шоссе. Раньше там находился клуб милиции, а чуть позже его переоборудовали под бар с живым звуком, но хозяйствующий субъект все же не поменялся. Заведение так и числилось на балансе МВД. Такое место для панк-концерта – это поразительно и странно, но и времена были удивительные, когда могли происходить события любого уровня невероятности. Вспомнить хотя бы выступление еще совсем сырой группы «Четыре таракана» на телевизионном поп-шоу «Пятьдесят на пятьдесят». Путем невероятных усилий по работе со СМИ и благодаря нелегальной уличной рекламе «клуб милиции» удалось забить публикой до отказа. В числе прочих на этом мероприятии оказались две шведские студентки из города со сказочным названием Вестерос. Пия и Линда у себя на родине учили русский язык и приехали в МГУ на стажировку. Скандинавские барышни быстро нашли общий язык со столичными музыкантами и затусили с ними после концерта. Но когда парни решили подарить им кассеты со своим последним альбомом, они столкнулись с нежеланием девушек принимать подарки. Подруги хотели за эти кассеты непременно заплатить. Для прекрасных потомков викингов поддержка артистов рублем казалась логичным и приятным действием. Такое неправославное поведение, конечно, всех очень удивило, но настойчивость и гусарская щедрость москвичей все же взяли верх.

Пия Юнгквист, студентка из Швеции

Мы подружились, и Дима приглашал нас на различные концерты и вечеринки. Особенно мне запомнилась одна тусовка в подъезде дома у Рубана. Там было много молодых людей, которые веселились и вели себя очень громко. Таких вечеринок в подъездах у нас в Швеции не было. Но мы не только тусовались. Дима, например, часто помогал нам с домашними заданиями по русскому языку. Это секрет, но именно он научил меня всем русским ругательствам. А я рассказала ему, что «медсестра» по-шведски звучит как «хуйкхётешка» (sjuksköterska).

Девчонки быстро влились в кутузовско-давыдковскую панк-тусовку. К слову, Пия была барышней бас-гитариста очень заметной шведской скейт-панк группы No Fun at All. Девушки стали знакомить москвичей с лучшими образцами европейского и американского панк-рока, подгоняя кассеты с записями новых для них панк-групп: Pennywise, NOFX, No Use for a Name, Lagwagon, Bad Religion и других команд, музыка которых пока не успела добраться до российских меломанов. Расширение аудиотеки неизбежно повлекло за собой и развитие группы «Четыре таракана» в музыкальном плане.

– Для них московские цены казались просто смешными, – рассказывает Дмитрий Спирин, – и сумма, которую в Москве надо было потратить на веселую тусовку целой компании, равнялась стоимость одной пачки сигарет в Вестеросе. Поэтому Пия и Линда постоянно финансировали общие гулянки. Они в том числе гоняли с нами на концерт в Питер и хлебнули гастрольной доли московских панк-рок-музыкантов, пробивавших себе дорогу в Северную Пальмиру. Плацкартные вагоны с бухими десантниками, промозглые ветра Невского проспекта и вписки в гостевой комнате клуба «Там-Там». Подруги так впечатлились от российской этнографии, что больше с нами на гастроли не ездили.

В Санкт-Петербург «Четыре таракана» старались гонять сразу на несколько дней. В один вечер играли в «Там-Таме», на второй, например, в клубе «Гора», а еще через день в заведении под названием «Десятка». Денег не платили нигде, но так хотя бы можно было постараться максимально зацепить питерскую аудиторию. Чтобы не зря съездили. При этом жили они все это время в «Там-Таме», том самом клубе, где несколькими годами ранее Дима Спирин мутил и в итоге оказался за решеткой.

Пия Юнгквист, студентка из Швеции

Это был первый и пока единственный раз, когда я была в Питере. Перед концертом мы гуляли по городу, были около Эрмитажа, но вовнутрь не заходили. Дима, кстати, отличный гид. Я, к сожалению, не помню сам концерт, но помню, что мы ночевали в том же клубе, где было выступление. Меня еще поразило, насколько изношенным и запущенным было это место. Но нам все равно было весело. Еще одно сильное впечатление оставил парень, который работал в этом клубе и выглядел практически мертвым. Он был очень худой, и его лицо было полно кровоточащих ран и струпьев. Я думала, что у него СПИД, но мне сказали, что он страдал от недостатка питательных веществ из-за недавнего пребывания в тюрьме.

Место под названием «Там-Там» на Васильевском острове открыл Сева Гаккель, бывший виолончелист группы «Аквариум». Это был один из первых клубов в городе, который ориентировался на независимую сцену. К началу девяностых многие команды, считавшиеся в восьмидесятых годах невским андеграундом, уже вышли на стадионы и стали самым что ни на есть мейнстримом. А на низовом уровне, где существовали новые питерские команды, образовался вакуум, который требовал заполнения.

Всеволод Гаккель, основатель клуба «Там-Там»

Когда я впервые оказался в Лондоне и Нью-Йорке и побывал в местных клубах, то меня поразил их «земной» уровень. У нас, конечно, тоже были любительские клубы в СССР, но все они так или иначе были подчинены советскому укладу, играли по правилам и шли на компромиссы. Там же была полная свобода. Я очень дружил с Сережей Курехиным и, открывая клуб, был нацелен на авангард и эксперименты. Но получилось так, что заведение с такой направленностью существовать не могло. Потому что этой музыки очень мало. Когда мы открыли «Там-Там» и к нам пошли группы, самыми интересным обнаружением для меня была волна нового российского панка. Первая питерская панк-волна, которую представляли «Объект насмешек» и «Автоматические удовлетворители», были некой абстрактной эстетской категорией, потому что все рок-группы тогда были одинаково в андеграунде по отношению к мейнстриму. А панки начала девяностых уже в гробу видели все достижения русского рока. Образовалась та дистанция, которая и позволила панк-року сделать прорыв. Я был сражен их бешеной энергией и реальной силой. Мне тогда уже было тридцать восемь, но я решил, что смогу помочь им и сумею почувствовать то, что чувствуют молодые люди в свои двадцать лет.