– Для людей, которые меня давно знали, изменения в моем поведении казались слишком резкими, – рассказывает Дмитрий Спирин – Я стал очень требовательным к окружавшим меня людям. Позже я стал узнавать, что, описывая меня, люди употребляют такие эпитеты, как «пафосный», «эгоистичный», «с высоким самомнением». Это исходило как от тех, с кем я плотно общался, так и от музыкантов других групп. Достаточно быстро в тусовке стали говорить, что Сид – «пафосный мудак». Интернета, в котором, как известно, каждый может безнаказанно говорить про другого все, что вздумается, тогда не было, и о таком своем реноме я узнал не сразу. В глаза, конечно, никто этого не говорил. Все, кто хотел продвигать свою группу в панк-тусовке, понимали, что с таким человеком, как я, лучше сотрудничать. Потому что они не умели или не хотели делать то, что делал я.
Еще до ухода Пэпа в группе случился неприятный инцидент. Перед очередным концертом надо было расклеить афиши на Арбате, где тусовалась неформальная молодежь, и за выполнение этой задачи взялись Денис Рубанов и Александр Потапов. Через несколько часов они вернулись и рассказали, что им не удалось ничего поклеить. Было холодно, они купили водки, и мусора их повязали за распитие в публичном месте. Дальше следовали описания стандартных мытарств в арбатском отделении милиции. Тогда Дима Спирин впервые проявил агрессию по отношению к своим коллегам по группе. Он наорал на них со словами, что они абсолютно беспомощны и бесполезны, что на них нельзя положиться, раз они провалили даже такое простое задание. В запале Сид кричал, что вообще никогда больше не будет ни о чем их просить.
– Я видел, насколько это их шокировало и обидело, – вспоминает Спирин. – Подобные нагоняи я раздавал потом сотни раз и считал, что таким образом я защищаю общие интересы. И только через много лет, после работы с психотерапевтом я понял, что это не что иное, как забота о себе. Практическое воплощение того, о чем бормотал Ашот Людвигович: «Ты сам, ты один, только ты можешь влиять на свою судьбу». На самом деле я так бился за себя и за свою мечту. И на этом пути мне было необходимо вступать во взаимоотношения с другими людьми и делегировать им часть задач. Но никакая угроза коллективным интересам не вызовет в человеке такую острую реакцию, как посягательство на его личные интересы и ценности. Более того, именно тогда я начал как бы сливаться с группой. Интересы команды я начал считать собственными, и наоборот, а любую критику группы – личным оскорблением.
И последствия этого слияния я расхлебываю до сих пор.
В коллективе тоже назревало непонимание. С одной стороны, причиной были перемены в характере и поведении вокалиста, который брал рычаги управления в свои руки, а с другой – все чаще вставал вопрос о том, что всем участникам группы надо технически расти, если они хотят двигаться дальше и переходить на другой качественный уровень.
– Мы часто с Сидом говорили о том, что с рубановской игрой надо что-то делать, – говорит Владимир Родионов. – Получается, что говорили у Дениса за спиной. Но периодически Рубан брался за голову, начинал заниматься, и вроде как на время проблема снималась. Дело даже не в том, что Денис был не способен, а в том, что он просто не мог взять себя в руки и неадекватно оценивал себя и свой уровень игры. Рубан не понимал, что вместе с ростом группы надо было и самому расти, работать над собой. А вот Сид вовремя пересмотрел свои взгляды. Он знал, что на самом деле все крутые музыканты – трудяги. У них не было конфликта двух лидеров. Это был обычный конфликт трудяги и лентяя, который оправдывает свою лень какой-то трушностью. Просто с Сидом группа могла существовать, а без него нет.
– На первом альбоме, который писал Миша Полещук, ритм плавал, и это так вкусно звучит! – говорит Денис Рубанов. – Ведь что такое панк-рок? Это музыка, сыгранная немузыкантами для немузыкантов. И получается объединение с публикой, братство. Для этого надо вместе со слушателями раскачаться. А если ты играешь как драм-машина, то это уже не то.
– Родя аккуратно пытался разговаривать со мной на тему замены Рубана, но я был категорически против, – продолжает Спирин. – Я не представлял, как это вообще возможно – турнуть Рубанчика из группы, которую он же и создал.
Нельзя сказать, что Денис совсем игнорировал проблему. Он записался в джазовую студию «Москворечье» на отделение ударных инструментов и учился там какое-то время.
– Я там был самый заводила в плане побухать, – рассказывает Рубанов. – Мы плохо учились в «джазке», потому что выходили, сразу покупали бухла и шли к метро. Я там проучился два года и бросил. Перестали преподавать нормально.
– Я не хочу сказать, что он был никудышный барабанщик, – говорит Алексей Соловьев. – Все мы в «Четырех тараканах» не были виртуозами. Просто Денис не мог трезво оценить свой уровень и признать, что он не на высоте как музыкант. Он просто не допускал такой мысли. Когда же надо было показать, на что он способен, то становилось все понятно. Причем всем, а не только тем, кто с ним играл. И самое главное, он не рос как музыкант, не занимался и не работал над собой. Именно так это выглядело. При этом у Дениса было огромное чувство уверенности в себе, к сожалению ложной. Он считал, что он «главный», он «много лет в роке и лучше всех знает, как надо». Кроме того, он ведь находится в «своей группе», и никто ему не указ!
Общий психологический фон в команде привел к тому, что Владимир Родионов решил уйти. И причиной стало даже не то, что не удавалось наладить стабильность ритм-секции. Просто у него был свой творческий путь, и «Четыре таракана» оказались для него лишь временными попутчиками. С таким трудом обретенный дуэт басист-гитарист опять разрушился, и надо было снова искать музыканта.
– Мне стало понятно, что я не смогу делать в этой группе то, что хочу, – рассказывает Владимир Родионов, гитарист группы «Четыре таракана». – Тогда я не мог этого правильно выразить, но подсознательно уже понимал, что не хочу быть артистом, зажатым в один жанр. Хочу иметь свободу на выбор и перемены по своему собственному желанию. А здесь создавалась конкретная история по образцам старших товарищей. Мне это не было противно, но я не хотел себя ограничивать. Мы не ругались, я просто спокойно ушел и довольно быстро создал собственную группу «Ульи».
– Когда Володя уходил, было грустно, – вспоминает Алексей Соловьев. – К моему удивлению, он предложил мне участвовать в его новой группе. Мы даже начали репетировать, и я пригласил моего старого приятеля Алексея Сахарова на место барабанщика, который остался и записал с группой не один альбом. Но в процессе стало понятно, что физически мне тяжело играть в двух командах, и к тому же я еще работал на работе. Тогда я предложил на роль басиста Костю Савельевских. Кроме того, после ухода Володи Родионова я понял, что парни в «Четырех тараканах» доверяли мне. Я мог сочинять материал для группы и делать аранжировки, в то время как в «Ульях» пришлось бы играть сочиненные Володей песни. В новых треках «Четырех тараканов» я понимал, какие рисунки должен играть барабанщик, и стал заниматься с Денисом. Мы готовились к записи, и это было единственно важным на тот момент. Я спокойно рассказывал Рубану, что и где играть. И он играл.
Нестабильность состава – это то, что объединяет, наверное, все молодые панк- и рок-команды. «Четыре таракана» в этом смысле ничем не отличаются от других своих коллег. Группы создаются молодыми ребятами с горящими глазами, но выживают и чего-то добиваются только те, кто выбирает путь жесткого, неблагодарного труда без каких-либо гарантий на будущее. В какой-то момент эти ребята должны понять и принять, что группа теперь для них стала серьезной работой. Но такой работой, за которую никто не заплатит ЗэПэ десятого числа. Не оплатит больничные и не возьмет на себя расходы. По сути, это самоокупаемое предприятие на очень сложном, высококонкурентном рынке. А еще на этом рынке очень мало денег. Речь, конечно, идет о независимых коллективах, за которыми не стоял продюсер в малиновом пиджаке с пышными подплечниками и золотой цепью на загорелой шее.
Место ушедшего Владимира Родионова занял Роман Шахновский по прозвищу Шахно. Давно всем известный чувак из тусы. Он успел отметиться тем, что за несколько лет до описываемых событий нанес Дмитрию Спирину черепно-мозговую травму, медицинская запись о которой сильно помогла ему при откосе от срочной службы. Да, Спирин умел обернуть поражение в свою пользу.
Самым значимым явлением в российской андеграундной культуре середины девяностых стало движение «Учитесь плавать», которое образовалось вокруг одноименной радиопередачи Александра Ф. Скляра. Каждый, кто засветился в его эфире, поднимался на новую ступень иерархии. Если твоя запись попала на сборник «Учитесь плавать» – значит, ты чего-то стоишь. А если выпала честь выступать на фестивале «Учитесь плавать», то это уже вышак. Дальше расти уже практически некуда.
Каждый четверг около входа в офис радиостанции Maximum на Пушкинской площади толпились музыканты, которые пытались подловить Скляра перед работой и вручить ему кассету со своей музыкой. Спирин к этому времени уже хорошо знал Александра Феликсовича, имел личный ход к Вождю, и не использовать это было бы глупо. Результатом коммуникаций стала целая передача, посвященная презентации альбома Best Before, попадание трека «Я пил…» на сборник «Учитесь плавать. Урок второй» и выступление на титульном фестивале движения. Попадание в обойму «УП» значило для «Четырех тараканов» не просто некое признание, как это могли бы рассматривать другие артисты. Для «Тараканов» это было точкой роста среди той аудитории, которой в целом панк-культура была чужда. Нельзя забывать, что к этому времени тренды андеграундной музыкальной культуры были далеки от панк-рока. Модными направлениями тогда были стили, обозначавшиеся емким словом «мазафака». Но надо отдать должное Скляру, он старался уделять внимание панку, что и объясняло присутствие «Четырех тараканов» в обойме «Учитесь плавать».