– Вы следователь? – послышался за спиной голос Йенса Бракке.
Сняв очки, блондин прищурился. У него было открытое мальчишеское лицо, непослушная светлая челка падала на глаза, голубые и почти прозрачные. Хотя круглое лицо все еще сохраняло детскую пухлость, морщинки возле глаз выдавали, что ему уже за тридцать. Костюм от Армани он сменил на классический от Дель-Джорджио, туфли от Балли ручной работы блестели, будто черные зеркала, но что-то в манере говорить придавало ему сходство с хулиганистым подростком, вырядившимся как взрослый.
– Я из норвежской полиции, приехал сюда провести полагающееся в таких случаях дознание, – представившись, сообщил Харри.
– Вот как? Это что, дело обычное?
– Вы разговаривали с послом в день его смерти, не так ли?
Брекке чуть удивленно взглянул на Харри.
– Верно. А откуда вам это известно?
– Мы нашли его мобильный телефон. Ваш номер фигурировал в числе последних пяти, по которым он звонил.
Харри внимательно посмотрел на своего собеседника, но тот не выразил ни удивления, ни замешательства, одно лишь искреннее недоумение.
– Мы можем поговорить? – спросил Харри.
– Конечно, – ответил Брекке, и между его указательным и средним пальцем вдруг появилась визитная карточка.
– Дома или на работе?
– Дома я сплю, – заявил он.
Почти незаметная улыбка мелькнула на его лице, но Харри тем не менее ее уловил. Словно бы Йенса забавлял сам факт разговора со следователем, словно в этом было что-то не совсем приличное.
– А теперь, простите, я должен откланяться…
И Брекке шепнул пару слов на ухо Руне, кивнул Хильде Мольнес и бегом по лестнице спустился к своему «порше». Народ почти уже разъехался, Санпхет проводил Хильде к посольской машине, и Харри остался на лестнице вдвоем с Руной.
– Теперь будут поминки в посольстве, – сказал он.
– Знаю. Но матери туда совсем не хочется.
– Понимаю. К вам, наверное, приедут родственники.
– Нет, – односложно ответила она.
Харри видел, как Санпхет закрывает дверь за Хильде Мольнес и обходит машину кругом.
– Хорошо. Вы можете поехать со мной на такси, если хотите.
Харри почувствовал, как у него запылали мочки ушей. Он-то имел в виду: «если хотите туда поехать».
Она взглянула на него. Глаза у нее были темные и непроницаемые.
– Не хочу, – ответила она и направилась к посольской машине.
Глава 16
Настроение у всех было подавленное, разговаривали мало. Тонье Виг сама попросила Харри прийти, и теперь они вместе стояли в углу, вертя в руках бокалы с напитками. Тонье допивала второй мартини. Харри попросил воды, но получил сладкий и липкий апельсиновый сок.
– У тебя осталась дома семья?
– Да, кое-кто, – ответил Харри, не совсем понимая, что означает эта смена темы и обращение на «ты».
– У меня тоже, – продолжала она. – Родители, братья и сестры. Есть еще дяди и тети, а вот бабушек и дедушек уже нет. Вот так. А у тебя?
– Примерно так же.
Мимо них скользнула Ао, держа в руках поднос с напитками. На ней было простое, традиционное тайское платье с длинным разрезом на боку. Он проводил ее взглядом. Несложно было представить себе, что господин посол мог и не устоять перед таким искушением.
В другом конце комнаты, перед большой картой мира, стоял какой-то человек, широко расставив ноги и покачиваясь. Стройный, широкоплечий, седоватые волосы подстрижены так же коротко, как и у Харри. Глубоко посаженные глаза, под кожей перекатываются мускулы, руки убраны за спину. Сразу видно военного.
– Кто это?
– Ивар Лёкен. Посол звал его просто ЛМ.
– Лёкен? Странно. Такой фамилии нет в списке сотрудников посольства, который мне дали в Осло. Чем он занимается?
– Хороший вопрос, – хихикнула она и отпила коктейль. – Прости, Харри. Ничего, что я называю тебя Харри? Я сегодня выпила, было так много работы в последние дни, и я плохо спала. Знаешь, он приехал сюда в прошлом году, вскоре после Мольнеса. Грубо говоря, он из тех мидовцев, которые уже никуда не дойдут.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что его карьера испорчена. Он из военных, и в какой-то момент к его имени стало слишком часто прилипать словечко «но».
– «Но»?
– Ты разве не слышал, как в МИДе отзываются друг о друге? «Он прекрасный дипломат, но выпивоха, но бабник» – и так далее. А то, что стоит после «но», гораздо важнее, чем то, что до, потому что определяет в конечном счете дальнейшую карьеру. Вот почему в руководстве так много добропорядочных посредственностей.
– В чем же заключается его «но» и почему он оказался здесь?
– Честно говоря, сама не знаю. Я вижу, что он назначает встречи, пишет отчеты для Осло, но больше мы ничего не знаем. Думаю, ему нравится быть одному. Иногда он берет палатку, таблетки от малярии, рюкзак с фотоаппаратурой и отправляется во Вьетнам, Лаос или Камбоджу. Одинокий волк, ты ведь знаешь таких?
– Пожалуй. А что за отчеты он пишет?
– Понятия не имею. Этим ведал посол.
– Не знаешь? Вас ведь не так много в посольстве. Он занимается разведкой?
– С какой стати?
– Ну, Бангкок – центральный перевалочный пункт для всей Азии.
Она посмотрела на него, игриво улыбаясь.
– Подумать только, какими важными вещами мы тут занимаемся! Но мне все-таки кажется, что МИД просто отправил его сюда в благодарность за долгую и, в общем-то, верную службу королю и отечеству. А кроме того, я не разглашаю служебные тайны.
Снова усмехнувшись, она положила руку на плечо Харри:
– Не сменить ли нам тему?
Харри послушно сменил тему, а потом пошел за новой порцией напитков. Человеческое тело на шестьдесят процентов состоит из воды, и у Харри было чувство, что бо́льшая часть его самого за этот день просто испарилась, исчезла где-то в этом сизом небе.
Ао стояла вместе с Санпхетом в глубине комнаты. Санпхет сдержанно кивнул.
– Можно воды? – спросил Харри.
Ао протянула ему стакан.
– Что означает «ЛМ»?
Санпхет поднял брови.
– Вы имеете в виду господина Лёкена?
– Именно.
– Почему бы вам не спросить об этом у него самого?
– А вдруг вы называете его так только за его спиной.
Санпхет усмехнулся.
– Л означает «living»[16], а М – «morphine»[17]. Это его старое прозвище, он получил его после службы во Вьетнаме по линии ООН, в самом конце войны.
– Во Вьетнаме?
Санпхет едва кивнул, и Ао исчезла.
– Лёкен служил во вьетнамских войсках в тысяча девятьсот семьдесят пятом году, и его взвод ждал, когда их заберет вертолет, когда на них напал вьетконговский патруль. Началась стрельба, и Лёкен был ранен: пуля прошла через затылочную мышцу. Американцы давно уже вывели своих солдат из Вьетнама, но там еще оставались санитары. Они отыскивали в густых зарослях раненых и оказывали им первую помощь. С собой у них был кусок мела, и они помечали им каски солдат, эдакая история болезни. Если они писали букву «D», значит, солдат уже умер, и другие санитары с носилками не будут тратить время на оказание помощи. «L» означало, что пострадавший еще жив, а если было написано «M», то, значит, раненому дали морфий. Таким образом было понятно, кому уже не надо колоть морфий, чтобы избежать передозировки.
Санпхет кивнул в сторону Лёкена.
– Когда его нашли, он был без сознания, и морфий ему колоть не стали, просто написали на каске «L» и погрузили в вертолет вместе с остальными. Когда же он очнулся, корчась от боли, то сперва не понял, где находится. Но потом отодвинул убитого, лежавшего на нем, и увидел человека с белой нарукавной повязкой, делавшего укол другому раненому. Тут он все уразумел и начал кричать, чтобы ему дали морфий от боли. Санитар постучал по его каске и говорит: «Прости, старина, но ты уже получил полный шприц». Лёкен не поверил, сорвал с себя каску и увидел, что на ней написаны буквы «L» и «M». Только на самом деле это была не его каска, а чужая. Тогда он посмотрел на солдата, которому только что сделали укол. Он взглянул на его голову, а на ней – каска с буквой «L», и он тут же узнал свою мятую пачку сигарет под ремешком и эмблему ООН. Тут он и понял, что произошло. Солдат подменил шлем, чтобы ему вкололи еще одну дозу морфия. Лёкен позвал санитара, но его крики заглушил рев мотора. Так Лёкен и пролежал полчаса, крича от боли, пока они не прибыли на поле для гольфа.
– Поле для гольфа?
– На базу. Мы так ее называли.
– Значит, и вы там были?
Санпхет кивнул.
– Вот почему вы так хорошо знаете эту историю?
– Я был санитаром-добровольцем и принимал их.
– И что же с ними было дальше?
– Лёкен был жив, а второй так и не очнулся.
– Передоз морфия?
– Вряд ли он умер от пули в животе.
Харри качнул головой.
– И теперь вы с Лёкеном работаете в одном месте.
– Так вышло.
– В какой степени случайно?
– Мир тесен, – заметил Санпхет.
– Значит, ЛМ. – Харри допил воду и, пробормотав, что никак не напьется, пошел искать Ао.
– Тебе его не хватает, господина посла? – спросил он, найдя ее наконец на кухне: она обертывала салфетки вокруг бокалов и прикрепляла их резинками.
Девушка бросила на него удивленный взгляд и молча кивнула.
Харри вертел в руке пустой бокал.
– Как давно вы с ним стали любовниками?
Она открыла свой маленький прелестный ротик, но, так и не найдя что сказать в ответ, закрыла его, потом снова открыла, словно золотая рыбка. Глаза ее гневно сверкнули, и Харри уже приготовился, что она ударит его, но сердитое выражение исчезло. Вместо этого из глаз брызнули слезы.
– Сожалею, – произнес Харри, впрочем без всякого сожаления в голосе.
– Вы…
– Сожалею. Но мы вынуждены задавать такие вопросы.
– Но я…
Она закашлялась, подняла и опустила плечи, словно сбрасывая с себя злость.
– Посол был женат. А я…