я тоже проехал.
– Это как водится, – заметил Борк. – Вроде и не запрет, но и не разрешение. Ну разве можно не влюбиться в эту страну?
Сняв обувь, они вошли в дом. Холодный каменный пол сразу остудил босые ноги Харри. В комнате висели фотографии Фритьофа Нансена, Хенрика Ибсена и королевской семьи. На комоде стояло фото мальчика, улыбавшегося прямо в камеру. На вид ему можно было дать лет десять, под мышкой он держал футбольный мяч. На обеденном столе и на пианино были разложены бумаги и газеты, связанные в аккуратные пачки.
– Пытаюсь сложить архив собственной жизни, – пояснил Борк. – Разобраться, что к чему. – Он указал рукой на одну пачку. – Вот все бумаги, касающиеся бракоразводного процесса. Смотрю на них и стараюсь вспомнить, как все было.
Вошла девушка с подносом. Харри попробовал принесенный кофе и вопросительно взглянул на нее, обнаружив, что напиток просто ледяной.
– Вы женаты, Холе? – спросил Борк.
Харри покачал головой.
– Молодец. Держитесь от этого подальше. Рано или поздно ваши домочадцы захотят вас извести. У меня жена, которая меня разоряла, и взрослый сын, пытающийся делать же самое. И я никак не могу понять, что я им такого сделал.
– Как вы здесь оказались? – спросил Харри, отхлебнув еще кофе. Пожалуй, даже приятного на вкус.
– Я работал здесь на Норвежское управление связи, когда оно строило пару станций для таиландских телефонных компаний. После третьей командировки я не вернулся домой.
– Решили остаться тут навсегда?
– Я уже развелся, а здесь у меня было все, что нужно. Некоторое время я тосковал по норвежскому лету, фьордам и горам – ну, вы понимаете. – Он кивнул на фотографии, словно те говорили сами за себя. – Потом я дважды приезжал в Норвегию и оба раза через неделю возвращался сюда. Не выдерживал, снова начинал скучать по Таиланду, едва моя нога ступала на норвежскую землю. И я понял, что мой дом – здесь.
– Чем же вы занимаетесь?
– Мне скоро на пенсию, а пока занимаюсь консалтингом в телефонной отрасли, работаю помаленьку. Я пробовал подсчитать, сколько мне еще осталось и сколько денег я успею за это время потратить. Чтобы этим грифам ни гроша не оставить. – Он засмеялся, махнув рукой в сторону пачки с бумагами о разводе, словно отгоняя от себя дурной запах.
– А что Уве Клипра? Почему он все еще здесь?
– Клипра-то? Думаю, его история похожа на мою. Никому из нас неохота возвращаться назад.
– У Клипры как раз наоборот: есть причины, чтобы не возвращаться.
– Понимаю, о чем вы, – сказал Борк. – Все это чепуха. Если бы Уве был замешан в чем-то подобном, я никогда не имел бы с ним никаких дел.
– Вы в этом уверены?
Глаза Борка сверкнули.
– Здесь было несколько норвежцев, которые приехали в Паттайю по нехорошим причинам. Вам известно, что я в своем роде патриарх норвежской колонии в Бангкоке, и мы ощущаем ответственность за поведение наших соотечественников. Большинство из нас люди приличные, и мы делаем все как полагается. Но эти чертовы педофилы так подпортили репутацию Паттайи, что многие норвежцы начали врать, будто живут в других районах – в Наклуа или Джомтьене.
– «Как полагается» – это как?
– Двум педофилам пришлось уехать отсюда домой, а один так и пропал.
– Может, он выпал из окна? – предположил Харри.
Борк оглушительно захохотал:
– Нет, так далеко мы не заходим. Думаю, в местную полицию позвонил аноним и сообщил информацию по-тайски с нурланнским акцентом.
Харри усмехнулся.
– Ваш сын? – кивнул он на комод.
Борк, слегка нахмурившись, кивнул.
– Славный парень!
– Был когда-то.
Борк грустно улыбнулся и повторил:
– Был.
Харри взглянул на часы. Поездка сюда из Бангкока заняла почти три часа, но ехал-то он еле-еле, пока не освоился на дороге уже на последних милях. Надо бы вернуться в начале третьего. Он достал из папки три снимка и разложил их на столе. Лёкен увеличил их, чтобы кадры выглядели еще более шокирующими.
– Мы думаем, что Уве Клипра скрывается в окрестностях Бангкока. Вы поможете нам?
Глава 44
Голос Сестрёныша в телефонной трубке звучал радостно. Она встретила парня, его зовут Андерс. Он только что тоже переехал в Согн и младше ее на год.
– И он тоже носит очки. Но они его не портят, он просто красавец.
Харри засмеялся, представив себе Сестрёныша и ее нового Эйнштейна.
– Он совсем сумасшедший. Считает, что нам надо будет завести детей. Только подумай!
Харри подумал и решил, что теперь разговаривать будет все труднее и труднее. Но сейчас он был счастлив, что его Сестрёныш довольна.
– А почему ты грустный? – спросила она без всякого перехода.
– Разве я грустный? – удивился Харри, прекрасно сознавая, что она чувствует его настроение лучше его самого.
– Да, ты чем-то огорчен. Это из-за той шведки?
– Нет, не из-за Биргитты. Меня действительно кое-что огорчает, но вскоре все наладится. Я все устрою.
– Вот и здорово.
Возникла пауза. Сестрёныш молчала. Харри решил было, что пора прощаться.
– Знаешь, Харри…
– Что, Сестрёныш?
Она помолчала.
– Как ты думаешь, мы можем забыть о том, что случилось?
– О чем?
– Ну, о том происшествии, с тем человеком. Мы с Андерсом… нам так хорошо вдвоем. И мне больше не хочется вспоминать о прошлом.
Харри умолк, затаив дыхание.
– Он тебя порезал, Сестрёныш.
В трубке раздались рыдания.
– Знаю. Не надо мне повторять. Я не хочу больше думать об этом.
Она продолжала всхлипывать, и Харри почувствовал, как у него сжалось сердце.
– Ну пожалуйста, Харри!
Он стиснул телефонную трубку.
– Не думай об этом. Не думай, Сестрёныш. Все будет хорошо.
Они лежали в высоких зарослях тростника почти два часа, ожидая сумерек. В ста метрах от них, на окраине рощицы, стоял небольшой дом, выстроенный в традиционном тайском стиле, из дерева и бамбука, с открытым патио посередине. Ворот не было, к входной двери вела гравийная дорожка. Перед входом находилось что-то вроде разноцветной птичьей клетки на столбике. Это был пхра пхум, домик духов, защищающий жилище от злых сил.
– Хозяин строит такой отдельный домик для злых духов, чтобы они не поселились в его собственном доме, – пояснила Лиз и потянулась. – Он обязан жертвовать им еду, курево и все такое прочее, чтобы они не разгневались.
– Этого достаточно?
– Похоже, что нет.
Они не замечали ни малейших признаков жизни. Харри пытался думать о чем-нибудь другом, чтобы отвлечься от того, что может происходить там, внутри. Сюда из Бангкока они доехали всего за час, но казалось, будто они очутились в другом мире. Машину они оставили за хижиной у дороги, рядом с закутом для свиней, и пошли по тропинке, ведущей вверх по крутому лесистому склону к плато, где, по словам Руала Борка, находился домик Клипры. Лес так и светился зеленью, над ними раскинулось синее небо, и птицы всех цветов радуги порхали над Харри, который, лежа на спине, прислушивался к тишине вокруг. Поначалу ему казалось, будто у него заложило уши, пока он не сообразил, что впервые с тех пор, как покинул Осло, очутился в таком тихом месте.
Но с наступлением темноты тишина была нарушена. Повсюду нарастало гудение, жужжание, словно симфонический оркестр настраивал инструменты. И наконец начался концерт: кваканье и кудахтанье пошло крещендо, к нему присоединился вой и пронзительный, душераздирающий крик в верхушках деревьев.
– А что, эти животные были здесь все это время? – полюбопытствовал Харри.
– И не спрашивай, – отмахнулась Лиз. – Я городской житель.
Харри ощутил чье-то холодное прикосновение к своей коже и тотчас схватился за это место рукой.
Лёкен хмыкнул.
– Это просто лягушки вылезли на вечернюю прогулку, – сказал он.
И действительно, вскоре вокруг них запрыгало множество лягушек.
– Еще хорошо, что пока здесь пасутся только лягушки, – произнес Харри.
– Лягушка тоже еда, – продолжал Лёкен, натянув черную шапочку на голову. – Где лягушки, там и змеи.
– Это шутка?
Лёкен лишь пожал плечами в ответ.
У Харри пропала всякая охота задавать вопросы, но он не удержался:
– Что за змеи?
– Пять-шесть видов кобр, зеленая гадюка, гадюка Рассела плюс разные другие. Говорят, кстати, что из тридцати видов змей, которые водятся в Таиланде, двадцать шесть ядовиты.
– Вот черт! – вырвалось у Харри. – Как же узнать, какая из них окажется ядовитой?
Лёкен вновь посмотрел на него с сожалением, как на салагу:
– Харри, исходить надо из того, что любая из них ядовитая.
Часы показывали восемь.
– Я готова, – в нетерпении произнесла Лиз и в третий раз проверила, заряжен ли ее «смит-вессон».
– Боишься? – спросил Лёкен.
Все трое уже перешли на «ты».
– Боюсь, что мы не успеем провернуть всю операцию до того, как о ней узнает начальник полиции, – ответила она. – Знаешь, какова средняя продолжительность жизни дорожного патрульного в Бангкоке?
Лёкен положил ей руку на плечо:
– О’кей. Вперед.
Лиз, пригнувшись, побежала через высокую траву и исчезла в темноте.
Лёкен следил за домом в ночной бинокль, а Харри держал фасад под прицелом гигантской винтовки, которую раздобыла ему Лиз с оружейного склада в полиции вместе с пистолетом «Ругер SP-101», который пришлось засунуть в непривычную набедренную кобуру, поскольку в стране, где не носят пиджаков, наплечная кобура – вещь не самая практичная. В небе стояла полная луна, и в ее свете он различал темные прямоугольники окон и дверей.
Лиз подала условный сигнал фонариком, показывая, что заняла позицию под одним из окон.
– Твоя очередь, Харри, – проговорил Лёкен, видя, что тот замешкался.
– Черт возьми, зачем надо было рассказывать про змей? – буркнул Харри, проверяя нож на поясе.
– Ты их не любишь?
– Ну, те немногие, которых я встретил, произвели на меня плохое впечатление.
– Если укусит, постарайся схватить змею, тогда у тебя будет сыворотка. Ничего, если даже укусит еще раз.